— Не в субботу, — отрезал хозяин, — приходи послезавтра — обсудим.
Борис весь вечер провертелся на стуле. Хотя Шимон и сказал, что пока ничего не случилось, он почему–то нервничал и не мог найти себе место. Обычно Борис не страдал отсутствием аппетита, но сегодня за обедом ему кусок в горло не лез.
Константин появился, когда гости уже начали расходится.
— Что случилось? — встревоженно спросил он. — Я только приехал, устал как собака, а мне даже умыться с дороги не дали.
— Я сам сижу как на иголках, — ответил Борис, — Шимон сказал, что пока ничего страшного, но подробностей я не знаю.
Наконец, проводив последнего гостя, Бен Эзра позвал друзей в свой кабинет.
— Значит так, — начал он, привычно разливая амонтильядо по серебряным стаканчикам. — Есть новости как хорошие, так и плохие. Начну все же с хороших. Заказы на зеркала продолжают поступать в таком темпе, что пора закладывать еще одну мастерскую. Из Неаполитанского королевства пришел заказ на четыре тысячи золотых и от короля франков на две с лишним тысячи. А вчера из Алжира передали эту, как ты ее назвал, гелиограмму. Тьфу, язык сломаешь с этими греческими словами. Короче, караван, который я в Александрию и Каир отправил, продал все подчистую за неделю. Чистая выручка более двадцати тысяч. И заказ от султана еще на шесть тысяч. Кроме того, стеклянные окна, что вы в прошлом месяце начали делать, пользуются огромным спросом у состоятельных людей. Эммануэль месяц жену и детей алькальда от простуды вылечить не мог. А как уговорил алькальда вставить новые окна в своем доме, так и жена и обе дочери почти сразу кашлять перестали. Еще бы — дневной свет снаружи проходит, а сквозняков нет и копоть от светильников по комнатам не летает. Так, что здесь вы были тоже правы, признаю, — обратился он к друзьям, поднимая стаканчик с вином.
Они выпили по паре глотков и Шимон продолжил.
— Пока еще за пределы Андалузии новости о них еще не разошлись, но думаю, что на Баскийском побережье и в горах, где зимы суровее, они еще большим спросом будут пользоваться. В общем, мне уже сейчас людей не хватает, чтобы все это продавать. Приходится контрагентов привлекать.
— Ваша долю прибыли — чуть более шестнадцати тысяч дублонов. Завтра вечером я вам передам векселя на ломбардский банк, — подытоживая хорошие новости сказал Бен Эзра, — итак я заповеди нарушаю. Не стоит еще в субботу к деньгам прикасаться.
— В принципе, весь этот разговор о деньгах можно было бы отложить, — ворчливо ответил Гальперин, — мы пока не нищенствуем.
— Может и так, — Шимон забрал свою бороду в горсть, — но ведь есть еще и плохие новости, так что в скором будущем вам могут понадобиться приличные деньги. И какое–то время поступлений скорее всего не будет.
— Ну так говори, не томи, — поторопил его Костя.
— Со мной после службы ребе говорил, потому я и задержался. Тобой, — палец Шимона уперся в грудь Константина, — заинтересовалась инквизиция.
— С чего это вдруг? — совершенно искренне удивился Николаев.
— Ты сколько раз в церковь ходил? По–моему, всего пару раз, и то потому, что тебя выпихнули. Более чем за два месяца ты ни разу на исповеди не был. По пятницам ты постишься? На сколько я знаю — нет. Еще с иудеями водишься и дела ведешь. А ведь когда дом покупали, ты на распятии поклялся, что являешься верным сыном католической церкви. Ты думаешь, что у инквизиции своих глаз и ушей нет. Вот они тебя и хотят прижучить, что ты в лучшем случае плохой католик, либо вообще не католик и совершил клятвопреступление. Вот они и планируют расследование, а затем церковный суд. А приговор, я думаю, будет лет десять–двенадцать покаяния в монастырской тюрьме или, в худшем случае, аутодафе. Хотя, я думаю, что до этого не дойдет, но в процессе расследования будут допросы с применением дыбы, клиньев, испанского сапога и прочих милых их сердцу средств.
— Нда–а–а, попал я, — Константин поскреб в затылке, — может сходить пару раз на исповедь, отбрехаться.
— Думаю, что не стоит, — покачал головой Шимон, — боюсь тебя могут прямо в церкви арестовать.
— Пусть только попробуют, — вступился за друга Борис, — я эту инквизицию по камешку разнесу. Я, между прочим, сегодня динамит сделал, — добавил он по–русски, обращаясь к другу.
— Что ты, что ты, — замахал на него руками Шимон, — всю общину погубить хочешь.
— Ну так что же делать? И вообще, чего они ко мне привязались? Что я, один такой? Мало ли кто к исповеди не ходит.
— Был бы ты рыбаком или землекопом, инквизиции на тебя чихать было бы с самой высокой колокольни. Я уверен, что они выяснили, кто стоит за производством зеркал и посчитали, хотя бы приблизительно, какие деньги тут крутятся. Я думаю, что как минимум они захотят большой откуп. Не так, как скажем марана, который таллит сохранил или мезузу не снял. Таких можно выкупить за сотню динаров, а часто и меньше.
Здесь думаю речь пойдет о тысячах, а может и о десятках тысяч. Но скорее всего они планируют выбить из тебя секрет производства зеркал и подгрести его под себя. А тебя законопатить в монастырь, где в качестве покаяния, сидя на хлебе и воде, ты будешь это производство организовывать.
— Да, губа у них не дура, — хмыкнул Николаев, — но что же ты предлагаешь? Не сидеть и ждать пока за мной придут, надеюсь.
— Нет конечно, — Шимон огладил бороду, пожевал губами и продолжил, — тебе надо исчезнуть. Скрыться так, чтобы они не знали где тебя искать. Хотя бы до весны. Мы за это время попытаемся найти подходы к нужным людям и разрулить ситуацию.
— А как ее можно разрулить? — поинтересовался Борис.
— Деньги многое могут, — усмехнулся Бен Эзра. — Главное найти кому и сколько дать. Например, следователь андалузской инквизиции неожиданно получает срочное направление в Эстремадуру. А заместитель, которому он дело передаст, вдруг несвежей рыбки съест. А пока он животом мается, архивариус кое–какие пергаменты в давно закрытое дело подошьет и в архив сдаст. Или служка склянку чернил опрокинет и опасаясь наказания, сунет испорченные пергаменты с доносами в печку. Так глядишь и дело рассыпалось. А пока они новые доносы собирать будут, можно и в Рим пожаловаться, что инквизиция поставщиков нескольких королевских дворов преследует. И в королевском окружении к влиятельным людям подход найти можно. Но денег потребуется не мало. Потому я и сказал, что новые поступления будут не скоро.
Друзья переглянулись и рассмеялись. Коррупция явно родилась намного раньше буржуазного строя.
— Мне что, на африканский берег перебираться? — спросил Костя, сделав еще один глоток амонтильядо.
— Можно и на африканский, — согласился Шимон, — главное, чтобы подальше от Андалузии.
— Погоди–ка, — встрепенулся Борис, — а как насчет Толедо? Ты же собирался туда сразу как мы из Севильи вернемся. С оружейниками договариваться. Я так понимаю, что к королевскому двору мне самому ехать придется. Или все — поездка эта накрылась.
— В Севилью вам ехать не надо, — вмешался Шимон, — королевский двор на зиму в Сеговию перебрался, в родовой дворец Изабеллы. А в Толедо как раз можно. Еврейская община в Толедо очень большая и в гильдии оружейников наши люди большинство составляют. Они вас скрыть легко смогут, а пока война идет никакая инквизиция их трогать не осмелится. У меня у самого троюродный брат в этой гильдии не последний человек, да и другой родни много. Так что езжайте в Толедо. Письмо я кузену дам. А оттуда в Сеговию за пару дней доехать можно. А мы тем временем инквизицию по ложному следу пустим. Пускай вас в Алжире ищут или в Лиссабоне.
— Погоди, — наморщил лоб Борис, — мне что, тоже уезжать надо? А как же верфь и постройка корабля, и все мои химические опыты.
— Тебе тоже надо, — Бен Эзра кивнул головой. — Ничего не поделаешь. Как только они поймут, что твой друг от них ускользнул, они за тебя возьмутся.
— Но я же не выдавал себя за католика. Что они против меня иметь могут?
— Ты думаешь, что будешь первым евреем, которого инквизиция арестовывает? Знал бы ты скольких мне выручать приходилось. А скольким не удалось помочь, — Шимон горестно сморщился и махнул рукой. — Обвинение тебе скорее всего предъявят стандартное, что ты христианина с пути истинного сбиваешь и от христианской веры отвращаешь. А поскольку ты алхимией занимаешься, то могут и колдовство добавить. Этой весной брата нашего кантора так обвинили. Он со своим подмастерьем–католиком краски варил. А родственники этого парня донос написали. Ничего община сделать не смогла. Костром закончилось. Единственно с палачом удалось договорится, чтобы он его заколол, когда к столбу приковывал.
Так, что собирайтесь–ка вы в дорогу. Дня два–три у вас есть, но не больше. Кстати, через три дня каррака идет с грузом зеркал и хлопка в Севилью и Кордобу. Она вас может и чуть дальше, до Монтаро довезти, а оттуда на лошадях через Линарес, где к торговому каравану на Толедо пристать можно.
— Не надо до Монтаро, — вскинулся Борис, — мы лучше в Кордобе задержимся на недельку. Обсерваторию нам посетить надо.
— Как хотите, — пожал плечами Бен Эзра, — но охрану до Толедо я вам все равно дам.
Обговорив с Шимоном еще массу деталей, друзья отправились к себе, приводить дела в порядок и собираться.
Эпилог I части
Борис, облокотившись о поручень, с тоской глядел на удалявшийся берег и силуэт Малаги. Прошедшие дни были заполнены суетой до предела, так что на сон оставалось часа по три–четыре в сутки. Ударными темпами они за одну ночь разобрали автомобиль, варварски вырубая зубилом сварные точки корпуса. Аккуратно сняли стекла, фары, приборную панель, мотор с трансмиссией. Сняли колеса и разобрали оба моста. Все это, включая раму и детали подвески, уложили на фуру и вывезли на свой огороженный участок. Там, к этому времени уже закончили постройку полудюжины домиков и столько же разного рода сараев. Туда же эвакуировали обе лаборатории вместе с персоналом. Шимон оперативно нашел покупателя на их дом — главу ломбардской меняльной конторы, недавно открывшейся в порту. Он также купил им на подставное имя другой дом, чуть поменьше,