– Линдхольм? – переспросила она. – Значит, фамилия ее папы Линдхольм? Ты не знаешь его первого имени?
– Нет, не знаю, да и едва ли он живет на ферме.
– Может быть, его звали Давид? Ты не знаешь, не был ли он полицейским?
Девушка надела рюкзак.
– Можно попросить тебя об одной вещи?
– Конечно, – с готовностью ответила Анника.
– Никому и ничего об этом не говори. Пообещай мне.
Анника посмотрела на эту серьезную юную женщину со светлыми волосами, так не похожую на накрашенную черноволосую девицу из Фейсбука.
Анника кивнула:
– Я никому об этом не расскажу. Я не стану об этом писать. Обещаю.
Полли протянула руку. Они обменялись рукопожатиями, и Полли исчезла в дверях.
Анника последовала за ней через две минуты.
Со вздохом облегчения она избавилась от неимоверного грохота этого дьявольского заведения, пропавшего за закрытой дверью.
Сюзетта жива. Она находится на ферме где-то в сельской местности в Марокко. Сюзетта живет там вместе со своей ровесницей по фамилии Линдхольм.
Она остановилась, выудила из сумки телефон, позвонила в центр международной информации и попросила соединить ее с посольством Швеции в Рабате.
После многочисленных сигналов Анника услышала механический голос автоответчика. Голос долго перечислял по-французски часы приема для оформления виз и время звонков по другим вопросам. Анника с трудом улавливала смысл, так как ее познания во французском были немногим лучше, чем в испанском, но она поняла, что на сегодня прием звонков окончен и звонить надо уже завтра.
Она окинула взглядом Кунгсхольм. Надо ехать в редакцию и сказать, что Филипп Андерссон отказался что-либо говорить.
Люди, обходя Аннику, задевали ее, толкали и наступали на ноги. Какая суета и спешка. Спешат все, кто куда – в кафе на обед, в химчистку, на встречу. Пыхтят автобусы, проносятся машины, обрызгивая грязью прохожих.
Она оглянулась в сторону Хамнгатан. Для того чтобы написать отчет об этой пресс-конференции, ей потребуется тридцать секунд.
Анника снова достала мобильный и набрала домашний номер Юлии Линдхольм на Бондегатан.
Юлия и Александр были дома. Да, они будут рады ее видеть.
Квартира была расположена на четвертом этаже скучного дома постройки шестидесятых годов. Единственными новыми вещами на лестничной площадке были дверь и надпись ЛИНДХОЛЬМ на табличке.
Видимо, полиция повредила старую дверь, когда взламывала ее в ночь убийства Давида, подумала Анника.
Было слышно, как звонок эхом отдается от стен квартиры.
– Прошу, – сказала Юлия, настежь распахивая новую дверь. – Как хорошо, что ты к нам пришла, правда, Александр?
Мальчик, сильно выросший за весну, стоял у входа в свою комнату и в упор смотрел на Аннику. На вопрос матери он не ответил.
Анника поставила на пол сумку и повесила куртку на плечики. Потом подошла к ребенку и наклонилась к нему:
– Привет, Александр. Нравится тебе играть в своей собственной комнате?
Мальчик отвернулся, ушел в комнату и закрыл за собой дверь.
– Со следующей недели он будет ходить в свой прежний детский сад, – сообщила Юлия. – Психотерапевт убежден, что он готов к этому. Ты здесь еще не была?
Анника покачала головой.
– Здесь, правда, особенно не на что смотреть, но мои родители постелили здесь ковры и прибрались, пока мы с Александром жили в Лейонгордене. Это кухня!
Она обвела рукой вполне заурядную кухню шестидесятых с выкрашенными масляной краской кухонными шкафами и поцарапанный кухонный стол с ржавой мойкой.
– Оригинально, – похвалила Анника.
– Да, правда же? Мне нравится. А это гостиная…
Они вошли в комнату с телевизором, дубовым паркетом и двустворчатыми окнами.
– У нас нет балкона, – сказала Юлия, – это не очень мне нравится. Собственно, это единственное, чего мне не хватает. Это моя спальня.
Она открыла дверь в комнату, где убили ее мужа. Кровать была аккуратно заправлена, занавески раздвинуты.
Если Давид за большие деньги выполнял поручения мафии, то почему он жил в такой убогой квартире?
– Я понимаю, о чем ты думаешь, – сказала Юлия. – Как я могу здесь спать?
Анника хотела было возразить, но не стала и лишь вздохнула.
– Его нет, но мы остались. Другого жилья у нас нет, – сказала Юлия. – Хочешь поесть?
Анника покачала головой.
– Я хотела испечь пирожки с мясом и картошкой. Правда, пюре из пакетов. Просто, но сытно. Будешь?
– Буду.
Они вышли в прихожую. Анника услышала громкий стук из детской комнаты.
– Он решил сделать летающую тарелку, – пояснила Юлия. – Психотерапевты говорят, что не надо ему мешать.
Анника села за кухонный стол. Юлия достала пакет с сухим картофельным пюре и замороженное тесто в пластиковой упаковке.
– Как у него дела? – спросила Анника.
Юлия помедлила с ответом.
– Он стал совсем другим, но я, честно говоря, сама не знаю, чего ждать. Он всегда отставал примерно на год. – Она взмахнула ножом. – Знаешь что? – сказала она, обернувшись к Аннике. – Это не играет никакой роли, я просто счастлива, что получила его обратно.
Анника кивнула. Юлия занялась пирожками. Аппетитно шипел на подгоревшей сковородке маргарин. Звук этот навевал уют и успокаивал. Кухня была заново выкрашена и хорошо обставлена. Юлия напевала какую-то мелодию, стоя у плиты.
Здесь должно быть очень приятно, подумала Анника, но что-то мешало, как камешек в ботинке. Может быть, беспорядочные удары, доносившиеся из детской. Может быть, осадок от лжи Давида. Он никогда не работал на Солнечном Берегу по заданию полиции.
Но довольно о призраках.
– Как ты выкручиваешься с деньгами? – спросила она, стараясь не выглядеть слишком любопытной.
– Квартира – это наша унаследованная собственность, другого наследства у нас нет, но Давид был застрахован, и эта страховка теперь выплачивается оставшимся в живых наследникам. Таких наследников трое – я, Александр и Ханнелора. Фактически я получаю часть денег, и на них мы живем.
– Что ты будешь делать потом? Вернешься в полицию?
Юлия покачала головой:
– Нет, пойду учиться в архитектурное училище. Если я буду экономить страховые деньги.
Она налила пол-литра воды в кастрюлю и поставила ее на огонь.
– Можно спросить тебя об одной вещи? Тебе что-нибудь известно о поездках Давида в Марокко?
Юлия удивленно воззрилась на Аннику:
– В Марокко? Нет, ничего. Зачем ему было туда ездить?
– Он никогда в разговорах не упоминал Марокко? Может быть, он там кого-нибудь знал?
– Почему ты спрашиваешь?
Анника ответила не сразу:
– Кажется, у него там есть родственники…
Юлия достала из холодильника масло и мешалку из шкафа, налила немного молока в кофейную кружку. Положила туда же масло и поставила кружку в микроволновую печь, задала две минуты и включила ее.
– Один раз он говорил что-то о Марокко, и это как-то было связано с его отчимом Торстеном. Торстен исчез в Марокко, когда Давид был еще подростком.
Анника сидела молча, изо всех сил напрягая память. Юлия что-то уже говорила об исчезновении отчима Давида.
– Давид никогда не рассказывал, что случилось с его отчимом?
Юлия достала три тарелки, стаканы и столовые приборы.
– Думаю, что Давид так полностью от этого удара и не оправился. Они с отчимом были очень близки. Своего родного отца он не знал, и Торстен был для него очень важен. – Она вдруг застыла. – Это было зимой. До того как Давид побывал в высшей школе полиции.
Анника взяла стопку тарелок и расставила их на столе.
– Когда вы жили в Эстепоне, Давид мог съездить в Марокко на поиски Торстена?
Юлия удивленно посмотрела на Аннику:
– Нет, тогда уже прошло бог знает сколько лет. Нет, не думаю.
Микроволновая печь трижды пропищала, молоко согрелось, а масло расплавилось. Юлия принялась размешивать смесь.
– Александр, иди есть!
Мальчик тотчас явился из своей комнаты и подошел к Аннике.
– Ты заняла мое место, – сказал он.
Голос его стал грубее с тех пор, как Анника в последний раз слышала его в лесу.
– Ты сядешь здесь, Александр, – сказала Юлия и показала на застеленный стул возле торца стола.
Лицо мальчика исказилось гримасой, а из горла вырвался недовольный рык. Он бросился на пол и принялся извиваться, дико кричать и биться ногами об пол. Анника осторожно отошла назад. Юлия не выказала ни удивления, ни отчаяния. Она склонилась к мальчику, взяла его на руки и принялась ласково убаюкивать.
– Сегодня тебе придется посидеть здесь, – сказала она и посадила ребенка на стул.
Он враждебно посмотрел на Аннику, но потом схватил нож, вилку и с аппетитом набросился на пирожки.
– Кетчуп? – спросил он с набитым ртом.
– Сегодня у нас нет кетчупа, – ответила Юлия.
Анника молча ела порошковое пюре и полуфабрикат пирожков. Конечно, ее сын был бы тоже недоволен в такой ситуации, но он не видел, как убивали его отца.
– Можно я пойду к себе? – спросил он, покончив с едой.
– Скажи «спасибо» и убери за собой посуду.
– Спасибо, – сказал мальчик, слез со стула, взял со стола стакан, тарелку, нож, вилку и положил все это в мойку.
Потом он, не оглянувшись, вышел с кухни в свою комнату и закрыл за собой дверь.
– Мне помогают семь лет службы в полиции, – сказала Юлия и вымученно улыбнулась. – Кофе?
Анника посмотрела на часы.
– Мне пора идти, – сказала она. – Ты сейчас общаешься со свекровью?
Юлия налила воды в кофеварку и поставила на стол жестяную банку с кофе.
– Не больше, чем обычно, – ответила она. – Мы ездили к ней перед праздником, но она только ходит кругами и ищет Давида. Это становится странным, поэтому мы пока не будем туда ездить.
– В каком доме престарелых она живет?
– В Рамсмуре.
– Где это?
– В Накке. Это недалеко, но машины у нас нет, а ездить общественным транспортом туда тяжело. Поэтому еще мы нечасто ее навещаем.
– Ты не возражаешь, если ее навещу я? – спросила Анника.