Интернета на ферме нет, поэтому я не могу посылать оттуда мейлы.
– Где находится эта ферма? – спросила Анника. – Кто живет на ней?
Ханнелора, не шевелясь, смотрела прямо перед собой.
Анника терпеливо ждала.
Она сидела, думая, насколько далеко простирается память Ханнелоры.
Юлия рассказывала, что она перестала выходить из дому после того, как исчез Торстен. Она решила, что он не вернулся домой после своей последней поездки. Когда это могло быть? Давид был тогда подростком, а сейчас ему было бы сорок три. То есть прошло двадцать пять лет с тех пор. Значит, Ханнелоре тогда было около сорока пяти. Может быть, она помнит и то время?
Он поехал на ферму и не вернулся.
– Давид тоже в Марокко? – спросила она.
Ханнелора просияла.
– Нет, нет, – сказала она. – Скоро он приедет, заберет меня, и мы поедем домой.
Она встала и пошла к книжному шкафу, открыла одну створку и принялась по одной выкладывать книги на пол.
– Ханнелора, – позвала Анника, подходя к старухе. – Пойдем, ты сядешь на диван. Давид еще не приехал, нам придется некоторое время его ждать.
Женщина помедлила, потом кивнула и послушно пошла к дивану, оставив книги на полу.
– Давид очень сильно это переживает, – сказала она. – У всех других детей есть отец.
Анника помогла старухе сесть, а потом сама села рядом с ней.
Женщина нервно перебирала пальцами блузку.
– Они злятся друг на друга. Он накричал на Астрид. Давид скоро придет? Он уже должен быть здесь.
Анника услышала в коридоре шаги, звон посуды и скрип каталок. Она повернулась на месте и посмотрела в глаза Ханнелоре:
– Ты можешь что-нибудь рассказать о Фатиме?
Женщина уставила в Аннику недоуменный взгляд:
– Кто это?
Анника несколько секунд медлила с ответом.
– Фатима живет на ферме, – произнесла она наконец. – С Амирой.
Взгляд Ханнелоры бесцельно блуждал по комнате.
Анника помолчала, потом спросила:
– Ты можешь что-нибудь рассказать про Юлию?
Женщина принялась разглаживать юбку.
– Ты помнишь Александра? Это сын Давида.
В дверь постучали, и Барбро просунула голову в щель.
– Как у вас дела? – спросила она и с любопытством посмотрела на Аннику.
– Мы разговариваем, – довольно резко ответила Анника. – Мы хотим поговорить наедине.
Барбро вошла в комнату и закрыла за собой дверь.
– Сейчас мы будем выполнять врачебные назначения, – сказала она и отперла аптечку в ванной комнате.
– Я не буду принимать лекарства, – сказала Ханнелора Линдхольм. – Я от них становлюсь помешанной.
Директор что-то достала из аптечки и снова ее заперла, вошла в комнату и отправилась в кухонный угол.
– Не бросай цветы и листья в раковину, – сказала она медленно и раздельно. – Помни, что мы должны поддерживать здесь порядок и чистоту.
Барбро налила в стакан воду и подошла к старухе.
Ханнелора Линдхольм тяжело вздохнула, покорно взяла таблетку и проглотила ее, запив водой.
– Ну, вот и хорошо, умница, – похвалила Ханнелору Барбро пронзительным громким голосом.
Потом она обернулась к Аннике.
– Теперь я вынуждена попросить тебя закончить визит, – сказала она. – Ханнелоре надо отдохнуть.
Анника посмотрела на часы. Да, надо возвращаться в редакцию.
Ханнелора пересела на кровать с выражением покорности в синих кукольных глазах. Анника подошла к ней и протянула руку.
– Спасибо за приятную беседу, – сказала она.
Ханнелора Линдхольм удивленно посмотрела на Аннику.
– Кто ты?
Анника похлопала старуху по руке, подхватила сумку, повесила ее на плечо и взяла в охапку куртку.
– Юлия и Александр скоро приедут тебя навестить, – сказала она.
Ханнелора Линдхольм смотрела в окно. Казалось, она не слышала этих слов.
Снова пошел дождь. Анника добежала до машины, обнаружила, что забыла ее запереть, бросила на сиденье сумку и достала телефон.
Посмотрев на дисплей, она увидела один пропущенный звонок с мобильного телефона Патрика.
Ничего, шеф подождет.
Она закрыла глаза и задумалась. Дождь громко барабанил по крыше машины, вода ручьями текла по ветровому стеклу.
Ханнелора, Астрид и Сив вместе росли в Сёрмлане, на хуторе под названием Гудагорден. Хозяина хутора звали Гуннар, и он, не задумываясь, бил детей. Ханнелора была дочерью нациста и родственницей хозяев хутора, лицемеров, которые хлыстом заставили маленькую девочку лгать о ее прошлом.
Девочки выросли и продолжали поддерживать связь друг с другом. Их дети, в свою очередь, ощущали себя братьями и сестрами – Давид и Филипп, Ивонна, Вероника и маленькая Нина.
Анника тронула машину, выехала на шоссе и по памяти набрала номер.
Нина Хофман ответила сразу и, как обычно, представилась именем и фамилией.
Никаких посторонних шумов в трубке не было, из чего Анника заключила, что Нина либо дома, либо в служебном кабинете, но в любом случае не в патрульной машине или шумной камере.
– Я была на пресс-конференции по случаю освобождения твоего брата, – сказала Анника. – Ты не знаешь, чем он собирается теперь заниматься?
– Я благодарна за все, что ты сделала, – ответила Нина, – но я тебе ничего не должна. Вопросы о намерениях Филиппа можешь задать ему самому.
Анника сбросила скорость и перестроилась вправо.
– Хорошо, – сказала она, – тогда позволь задать тебе совсем другой вопрос. Ты знаешь что-нибудь о ферме в Марокко?
С визгом заработали «дворники». Нина не ответила.
– Алло? Алло, Нина?
– Да, я здесь.
– Я только что была у Ханнелоры Линдхольм, – сказала Анника. – Я говорила с ней о твоей матери и матери Вероники Сёдерстрём Астрид…
– Зачем все это вообще нужно? Что ты вцепилась в нашу семью, что ты роешься в нашем грязном белье? Почему ты не можешь оставить нас в покое? – Нина говорила без возмущения, но решительно. – Ханнелора – больная, безумная старуха. О чем ты можешь с ней.
– Нина, – бесцеремонно перебила ее Анника и снова сбросила скорость. – Твоя мать что-нибудь говорила тебе о ферме в Марокко?
Несколько секунд Нина молчала, потом заговорила снова:
– Почему ты спрашиваешь?
– Я знаю, что недалеко от Асилаха, в Северном Марокко, находится ферма, которая по какой-то причине связана с Астрид Паульсон, Давидом Линдхольмом, да и со всеми вами.
– Что значит «со всеми вами»?
– Там живет женщина по имени Фатима с дочерью Амирой. Ты что-нибудь о них слышала?
В трубке раздался щелчок, и наступила тишина. Нина Хофман закончила разговор.
Анника закусила губу. Вот черт!
Нина что-то знала, но не хотела говорить.
Аннику объехала фура, обдав ее зловонным выхлопом.
Анника отложила телефон и сосредоточилась на дороге.
Туре, слава богу, уже ушел домой. Она отдала ключи дежурному вахтеру, сказав, что машину надо заправить и не мешало бы заодно помыть. Потом она написала отчет о дневных расходах на парковку и штраф. Собственно, штраф она должна была оплатить сама, но попытаться все же стоило.
– Что ты хочешь получить по Филиппу Андерссону? – спросила Анника, подходя к столу шефа.
– Есть что-то эксклюзивное? – вопросом на вопрос ответил Патрик.
– Нет.
Шеф отодвинулся вместе со стулом от стола и грустно посмотрел на Аннику:
– И чем же ты целый день занималась дома?
Анника удивленно воззрилась на него:
– Как чем? Разбирала вещи.
– Не те вещи ты разбирала. – Он положил ладонь на кипу бумаг на столе. – Как прикажешь нам выпускать газету, если репортеры будут сидеть дома и манкировать работой?
Она прикрыла глаза, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не взорваться.
– Давай посмотрим твои распечатки, – сказала она и открыла глаза. – Что мы там найдем? Рассказ о телезвезде, которая рыгнула в прямом эфире? Или об аллергическом насморке у человека с самым длинным в мире носом?
Патрик взялся за край стола и, не отвечая, подъехал обратно к нему.
– Вот так-то, – сказала Анника. – Нет там ничего по-настоящему важного.
Она пошла к своему месту, поставила на стол компьютер, открыла Word, сосредоточилась и стала записывать собранный за день материал.
Начала она с конца, с Нины, которая не захотела с ней разговаривать. Потом написала о Ханнелоре и ее причудливых детских воспоминаниях, о Юлии, Александре и их надломленной жизни, а затем перешла к Сюзетте. Анника прервалась, нашла фотографию и несколько минут рассматривала черноволосую улыбающуюся девочку с сияющими глазами, обнимавшую гнедого коня.
– Анника? Зайди ко мне на минутку.
Главный редактор Андерс Шюман стоял в дверях своего стеклянного аквариума.
– Что? – встрепенулась она. – Ну, разве что на минутку.
– Да, пожалуйста.
– Сейчас иду, – сказала Анника, вышла из Сети, сменила пароль, который ввел туда новый шеф спортивного отдела.
Шюман терпеливо ждал. Анника положила сумку и куртку на свободный стол и пошла за Шюманом.
– Закрой дверь.
Она задвинула стеклянную створку.
– Что-то случилось? – спросила она.
– Садись, – сухо произнес он, указывая на стул.
Она осталась стоять. Шюман уселся за свой стол.
– Как ты думаешь, чем должен заниматься репортер?
Она испытующе посмотрела на шефа, стараясь понять, чего он, собственно, хочет.
– Так, – произнесла она, – все чудесно. Знаешь, это не ядерная физика, особенно с таким шефом, как Патрик.
– Люди жалуются на твое некорректное отношение к сотрудникам, – сказал главный редактор.
Анника оцепенела.
– Патрик говорит, что ты появляешься на работе, когда тебе заблагорассудится. Такого нельзя себе позволять. За работу отдела он несет ответственность передо мной и руководством, он должен знать, чем ты занимаешься в рабочее время…
Анника скрестила руки на груди.
– Он был у тебя и жаловался, – констатировала она. – Он недоволен тем, что я недостаточно быстро вернулась, чтобы получить его указания.
– Не только Патрик жалуется на твое отношение. Одна из наших бывших фотографов звонила мне и, чуть не плача, рассказывала о том, что было в Испании, куда вы с ней ездили по поводу статей о «Кокаиновом Береге». Она сказала, что ты выгнала ее с пресс-конференции, уехала с каким-то парнем, с которым где-то болталась до глубокой ночи. Потом ты лишила ее возможности работать, потому что самостоятельно делала все фотосюжеты.