— Что, что надо объяснять? — запаниковала Карла. Внутри завыли все сигнальные сирены. Девушка была вымотана напряженными репетициями, нервы сдавали. Господи, что могли затеять мама и Ремо?
— Успокойся, — твердо произнес он. — Никто не заболел, все здоровы.
Карла последовала его совету, села, лихорадочно соображая, в чем дело. Мама действительно говорила с ней по телефону непривычно скованно. Могла бы и раньше задуматься об этом, упрекнула себя Карла. Наверняка, какие-то сюрпризы.
— Карла, пока ты была в отъезде, миссис Де Лука обратилась ко мне с одной просьбой, — медленно начал Ремо.
— Деньги, — вырвалось у Карлы. Ей стало не по себе. Дурное предчувствие тяготило сердце.
— Деньги. Точнее выплаты за дом.
— Выплаты?! Дом давным-давно выкуплен, — горячилась девушка. — Мать в первую очередь заплатила за него. Сумма была не такая большая, под залог ей все равно ничего бы не дали…
— Все верно. Все так, — терпеливо объяснял Ремо. — Но дом сам по себе, а бумаги на него сами по себе. Под эти бумаги, а иначе говоря, отдав дом в заклад, миссис Де Лука несколько лет получала кредиты в одной финансовой компании. Тебе она ничего не говорила, потому что знала, как ты к этому отнесешься.
— Но зачем маме занимать деньги? — в отчаянии воскликнула Карла. — Я ей отдавала суммы, значительно превышающие ее пенсию. Она, правда, молчала об этом, иначе ее могли лишить пособия. Девочек я обеспечивала абсолютно всем. Кроме той малости, что откладывала на черный день, я все до последнего пенни несла матери! Зачем она занимала?
— Карла, постарайся понять. Твоя мать — чудесная женщина, но она тратит деньги широко, как привыкла еще при жизни отца. Экономить она не умеет, сбережений, которые выручали бы в трудную минуту, у нее нет. Ей неприятно ощущать себя бедной. Поэтому однажды она решила занять самую капельку, потом побольше… Это затягивает. Уже очень давно, Карла, все твои деньги шли на погашение ссуды.
Карла онемела. Одежка для Франчески, музыкальные занятия Сильваны, развлечения Анджелы, — оказывается, она платила не за это. Она отдавала мамины долги.
— Ну, а когда ты уехала в Италию, все и началось. Миссис Де Лука просрочила несколько выплат, деньги, которые ты ей оставила, потратила, не успев даже положить на счет. Финансовые компании не зевают в таких случаях. Они пригрозили лишить ее права выкупа заложенного имущества, то есть дома.
— О, Господи, — только и выдохнула Карла.
— Перспективы неприятные — потерять дом, потерять уважение соседей. Она пришла в отчаяние, Карла. Ты же знаешь, какая она гордячка.
— Но почему она не сказала мне? Почему не написала? — Карла не знала, злиться ей или плакать. — Я бы обратилась к руководству своей фирмы, мне перевели бы комиссионные авансом. Я бы…
— Не сказала, потому что сознавала свою вину. Зато она пришла ко мне.
— Ты говоришь, она сознавала свою вину? — усмехнулась Карла. — Она-то?
— Впрочем, — бесстрастно продолжал Ремо, — ты все равно не смогла бы помочь. Кредиторы уже не верили никаким ее обещаниям, не давали больше отсрочек. Они потребовали немедленной выплаты долга. Одноразовым взносом. Полную сумму.
Повисла мертвая тишина.
— Сколько? — одними губами спросила Карла, прикидывая, сколько же у нее отложено на черный день.
— Много, — не сразу ответил Ремо. — Но беспокоиться не о чем. Я заплатил все.
Девушка обмерла. Сложив вместе кусочки этой мозаики, она увидела страшную картину.
— Ты заплатил? Ты заплатил? А кто, интересно, заплатит тебе? Кто вернет долг тебе?
— Я не требую никаких денег.
Карла резко вскочила.
— Не верю! Не верю! Но не беспокойся, я все поняла. Предсвадебная жертва на алтарь. Приданое наоборот. Тебя, значит, уже за родного сына держат! Да как же она позволила себе такое? В каком положении ты, как скомпрометирована, унижена я!
— Карла, подожди. Все обстоит совершенно иначе.
— Давай-ка начистоту, Ремо! — В гневе Карла даже не слышала его. — Я очень признательна тебе за стремление помочь. Все деньги я верну — все, до последнего пенни. Как-нибудь вывернусь. Но от меня можешь передать моей дражайшей матушке, что нельзя в качестве заклада использовать родную дочь. Я отказываюсь превращаться в источник дополнительных пособий для нее. Интересно, Ремо, а перед тем, как продать меня, рассказала ли она тебе кое-какие сведения о «товаре»?
— Карла, если ты дашь мне сказать хоть…
— Ну, и как тебе эти новости? Или она считает, что ты простофиля и все равно ничего никогда не узнаешь? Как насчет эффектного сюрприза, который ждет тебя после нашей свадьбы? Как насчет одного моего маленького секретика…
— Карла! — почти сердито перебил ее Ремо. — Ты ничего не поняла. Да ты и не знаешь ничего. Карла, я собираюсь жениться на Габриэле!
Она осеклась.
— На Габриэле?
— Неужели ты?.. Карла, и Габи, и ваша мать так боялись, что тебя это ранит. Я-то знал, что это не так. Я говорил им…
— Нет. Нет, что ты, — пробормотала она, ощущая невероятное облегчение. Оцепенение, однако, еще не прошло, но девушка заметила, как просветлел Ремо. С него свалился такой груз!
— Знаю-знаю, о чем ты сейчас думаешь, — с нескрываемой самоиронией продолжал он. — Что такая ревностная феминистка, как Габи, нашла в старомодном и скучном мужике, как Ремо? Я сам сто раз спрашивал ее об этом, но она только смеется.
— Ох, Ремо, — испытывая угрызения совести, сказала Карла, — не говори так о себе. А Габи… Габи всегда была умницей. Хорошего человека и достойного мужчину она видит сразу.
Голос вдруг изменил ей. Она подошла к Ремо и крепко, сердечно обняла его.
— Каждое утро я подвозил Габи к «Максвеллу», — с глупой улыбкой влюбленного неожиданно начал Ремо, — потом мы несколько раз вместе обедали — просто случайно сталкивались… Так и началось. Твоя мать все сводила нас с тобой, сватала, а обернулось иначе. Вот она, ирония судьбы. Вы с Габи очень похожи, Карла. Внешне такие независимые, уверенные в себе, а в душе застенчивые, нежные, беззащитные. О, чего мне стоило убедить Габи, что у нас с тобой ничего не вышло! Убедить-то убедил, но появились другие трудности. Габи вбила себе в голову, что ты меня ни за что не отпустишь. Я сам надеялся и надеюсь, что ты простишь меня. Долго я не мог понять, почему Габи так мучается. Просто она обожает тебя, Карла. Тебя и Франческу. Милая, я все знаю — вытряс из Габи тайну. Она боится разрушить ваше будущее. Бедная Габи видела, как мама хотела, чтобы мы с тобой поженились, и знала, почему это так важно. Казалось так важно. А теперь я восхищаюсь тобой, Карла, я благодарен тебе за честность. Другая давно воспользовалась бы мною.
— Ох, Ремо… — всхлипнула Карла. — Да какая же я честная? Чем тут восхищаться? Я всем причиняю столько боли.
Неожиданно избавленная от тяжелейшего бремени, Карла больше не в силах была сдерживаться. Она в три ручья расплакалась. Ремо успокаивал и укачивал ее, как маленького ребенка.
— Знаешь, Карла, мы столько говорили с Габи обо всем. Запомни, наш дом — ваш дом. Вы с Франческой всегда можете жить у нас. Кстати, и дом уже есть, только мы переедем туда, когда Габи получит степень, то есть через год. А пока ты с дочкой живи там. Миссис Де Лука будет приезжать, нянчиться с Франческой, ты будешь работать, твоя жизнь станет совсем другой, вот увидишь. Самое главное, Карла, надо сказать Франческе правду. Пока не поздно. Я говорил с твоей матерью. Я все знаю. Господи, милая моя, бедная моя Карла, как же ты настрадалась. Не плачь, родная, не плачь. Теперь все будет хорошо.
Но эти прекрасные, добрые слова почему-то не утешали Карлу, скорее наоборот, с тревогой заметил Ремо. Она так страшно плакала. Тело ее сотрясала судорожная дрожь. Это не простые женские слезы. Так плачут от горя, от отчаяния, от безысходности. Так плачут, когда теряют последнюю надежду.
— Карла, Карла, — все уговаривал он. — Ну, вытри глазки. Все хорошо. Все прошло. Все счастливы.
Девушка вдруг подняла к нему искаженное неземной мукой лицо.
— Боже мой! — Ремо увидел в ее глазах печальную повесть, которую еще никто не читал. — Рассказывай все.
И она рассказала.
Долгая это была история. Карла говорила сбивчиво, путая, что-то пропуская, о чем-то умалчивая, но Ремо умел читать между строк и понял, что отношения Карлы с Джеком Фитцджеральдом сродни стихии, сродни прорыву плотины, после которого остается мертвый, опустошенный котлован, а на дне его еще бьется растерзанное сердце.
Всхлипывая, девушка твердила, что разрыв был неизбежен, что она сделала единственно правильный шаг. Их связь была лишь игрой плоти. Они абсолютно не подходят друг другу. У них нет ничего общего. Джек слишком активный, слишком беспокойный, у него нет ни корней, ни стержня в жизни. Он любит перемены, разнообразие, он азартен и горяч. Он ненавидит постоянство, ограничения, узы.
— Джек живет одним днем, — глотая слезы, говорила Карла. — Он хочет чего-то, идет, берет это, а потом идет дальше. Он подчиняет себе все и всех. У него беспечная, беззаботная жизнь, но никаких поблажек — никому и никогда. Он хочет иметь партнершу, в крайнем случае, подружку, но никак не жену. И уж, конечно, ему не нужен ребенок. Тем более чужой.
— Но ведь ты даже не дала ему возможности проявить себя, — мягко возразил Ремо. — Как можно судить его, если он не знает правды о тебе? Кроме того, мужчина имеет право знать, почему его отвергает женщина.
Нотка печали мелькнула в голосе Ремо.
— Я объяснила ему, почему говорю «нет». Я только не упоминала о Франческе. В конце концов, зачем в это еще и ее втягивать?
— Втягивать ее? Куда, в свою жизнь? Нет, Карла, ты намеренно оставила это в стороне, и здесь твоя главная ошибка. Подумай, а вдруг ты могла недооценить его? Мужчины ведь чувствуют так же глубоко, как и женщины, они только иначе выражают свои чувства. Медлят. Боятся. Не умеют. Неужели ты считаешь, что я, например, стал бы негодовать в такой ситуации, презирать тебя, смеяться? Неужели ты считаешь, что если бы все это случилось с Габи, а не с тобой, я бы отказался от нее?