Гарри пробрался в заднюю часть подвала и не нашел ничего, кроме стены и обшарпанного неровного пола, пока не добрался до тесного закутка между древним водяным бойлером и доисторическим обогревателем. Оттуда несло соляркой, плесенью и окаменевшими паразитами. Если бы Босх не искал девочку, которой угрожала смертельная опасность, возможно, он не заметил бы прохода позади этой рухляди. Луч его фонарика нащупал отверстие в темноте за переплетением труб и воздуховодов, которые, грозя обрушиться, свисали с потолка.
Босх протиснулся между бойлером и обогревателем и оказался в длинном узком проходе, где и крупной собаке было бы тесно, не говоря уже о взрослом мужчине.
Едва попав в этот туннель, он осознал, что ни вправо, ни влево — вообще никуда — из него не деться. Войдя с одного конца, выйти можно только с другого. И если некто, желающий тебе зла, внезапно появится в начальном пункте А или конечном пункте Б, ты полностью в его власти.
Когда Босх добрался до конца прохода, с него градом катил пот. Он очутился в просторной неосвещенной комнате: стены из темного кирпича, бетонный пол с дренажным отверстием по центру. Посветил фонариком и не увидел ничего, кроме металлической клетки. Такие обычно используют в семейных поездках для перевозки больших собак. Клетка была накрыта синим строительным брезентом и обвязана девятью эластичными шнурами.
И она шевелилась.
Босх опустился на колени и потянул за брезент, но эластичные шнуры — три вдоль клетки и шесть поперек — держали крепко. Они были пристегнуты к основанию клетки и натянуты так туго, что одной рукой не расцепишь. Босх положил «глок» на пол — клетка при этом продолжала раскачиваться — и уловил доносящийся из-под брезента слабый звук: там кто-то отчаянно скулил.
Он отстегнул карабин первой из трех продольных резинок, но все равно не сумел разглядеть, что внутри. Взяв фонарик в рот, принялся за второй, и в этот момент комнату залило белое сияние.
Как будто кто-то подвесил солнце прямо над его головой или направил в лицо стадионный прожектор.
Он ослеп. Рука нащупала «глок», но в глазах была сплошная белизна. Где стена не разобрать. Даже клетки не видно, хотя он перед ней на коленях.
Услышав какую-то возню слева, Босх направил туда пистолет, но звук метнулся вправо — противник понял, что он левша; следуя за своей рукой с «глоком», Босх развернулся; глаза начали привыкать к невыносимому свету и различили тень. Потом он услышал глухой звук — удар чем-то очень твердым по чему-то менее твердому, от чего последнее окончательно обмякло.
Кто-то испустил сдавленный вопль и повалился на пол посреди этой слепящей белизны.
— Босх, — сказал Патрик, — это я. Закрой-ка глаза на пять сек.
Босх закрыл глаза и услышал, как разбивается — нет, скорее, лопается — стекло, а обжигающий лицо жар с каждым хлопком остывает на градус.
— Ну, вроде, все, — сказал Патрик.
Открыв глаза, Босх несколько раз моргнул и увидел светильники под потолком: все лампы — вдребезги. Наверное, ватт по семьсот каждая, если не больше. И за каждой на стене здоровенный черный след. Всего — восемь штук. Патрик откинул занавеску на маленьком окошке, и мягкий послеполуденный свет влился в комнату, как глоток свежего воздуха.
Босх посмотрел на Пейсли — тот лежал на боку справа от него, издавая какое-то бульканье, на затылке у него красовалась свежая рана, розовая кровь капала из носа, красная — текла изо рта, под вздрагивающей правой ладонью лежал разделочный нож.
Патрик поигрывал бейсбольной битой. Повертев, осмотрел ее со всех сторон и удивленно поднял брови:
— С автографом Ши Хилленбранда.
— Понятия не имею, кто это.
— А, ну да, — сказал Патрик, — ты же фанат «Доджерс».
Босх стал снимать резинки, Патрик присоединился к нему, и они откинули брезент. Там была она, Шифон Хендерсон. Скорчившаяся в позе зародыша — в клетке негде было вытянуть ноги. Патрик долго возился с дверцей, пока Босх не догадался снять крышку клетки целиком.
Рот Шифон Хендерсон был заклеен, а лодыжки и запястья связаны изолентой. Было видно, что движения причиняют ей боль — хороший знак, подумал Босх, значит, Пейсли держал девочку в клетке, но, возможно, еще не успел над ней надругаться. Вероятно, он запланировал это на сегодня, в качестве закуски перед основным блюдом — убийством.
Детективы цыкали друг на друга, освобождая рот девочки от изоленты.
— Осторожнее с волосами! — шипел Босх.
— Сам ей сейчас губы оторвешь! — огрызался в ответ Патрик.
Когда лента отклеилась и они принялись разматывать лодыжки, Босх спросил:
— Как тебя зовут?
— Шифон Хендерсон. А вы кто?
— Я — Патрик Кензи. А кто второй парень… Его здесь не было, договорились, Шифон?
Босх недоуменно наморщил лоб.
— Ты полицейский, — сказал Патрик, — к тому же не местный. Я и сам-то не знаю, как буду все это расхлебывать. А у тебя точно жетон отберут. Если только ты не припрятал в кармане ордер на вход без стука.
Босх попытался переварить сказанное.
— Он тебя трогал, Шифон?
Она плакала, тряслась и то ли кивнула, то ли отрицательно качнула головой.
— Немного, но не… ну вы понимаете. Он сказал, что это еще впереди. Он говорил, что много всякого впереди.
Патрик посмотрел на Пейсли, хрипевшего на цементном полу — глаза закатились, кровь начала собираться в лужу.
— Единственное, что у этого выродка впереди, — инсульт и кома.
Освободив девочке руки, Патрик опустился на колени, чтобы размотать ленту на лодыжках, и вдруг, совершенно неожиданно, она обняла Босха, роняя слезы ему на рубашку. А потом он сам себя удивил, поцеловав ее в лоб.
— Больше никаких кошмаров, — сказал он. — На сегодня хватит.
Патрик справился с изолентой. Скомкав, швырнул ее за спину и достал мобильник.
— Надо об этом сообщить. Уж лучше я буду отбрыкиваться от обвинений в покушении на убийство, чем проходить по мокрой статье, если ты понимаешь, о чем я: чего-то он совсем бледный.
Босх посмотрел на лежащего у его ног человека. Похож на стареющего чудика. Или клерка из захудалой конторы по составлению налоговых деклараций. Заурядный человечишка с грязными желаниями и дикими кошмарами. Странно, но эти монстры всегда выглядят как обычные люди. Кстати, Патрик прав — без медицинской помощи он скоро отдаст концы.
Патрик набрал 911, но не нажал на вызов. Вместо этого он протянул Босху руку:
— Если буду в Лос-Анджелесе…
Босх ответил рукопожатием.
— Странно, не могу представить тебя в Лос-Анджелесе.
— А я не могу представить тебя нигде, кроме как там, хоть ты и стоишь здесь передо мной. Удачи, Гарри.
— Тебе тоже. И спасибо, — Босх посмотрел вниз на Пейсли, который скоро отправится в реанимацию, а может, куда подальше, — спасибо за… все.
— Не за что.
Босх двинулся к двери, той, что вела на задний двор, а не вглубь подвала: чертовски приятно выйти через обычную дверь — а не так, как сюда попал. Уже потянувшись к ручке, он вдруг обернулся.
— Последний вопрос.
Патрик прижимал телефон к уху, а свободной рукой крепко обнимал Шифон за плечи.
— Что такое?
— Можно добраться до аэропорта в объезд туннеля?
Джон М. ФлойдПлан ШоллиРассказПеревод К. Старосельской
Банк располагался в западном конце Пальметто-стрит. Эта длинная безликая улица, по ходу лишь однажды пересекавшаяся с другой, заканчивалась тупиком — полукругом тесно стоящих домов. Банк — неказистое здание в неказистой части города — более-менее выделялся из общего ряда только благодаря длинному крыльцу, украшенному нелепыми белыми колоннами: можно было подумать, кто-то принялся возводить особняк в усадебном стиле, но в процессе строительства забыл, как он должен выглядеть.
В таком странном расположении (ночной кошмар пожарного!) имелось одно несомненное, хотя и не запланированное преимущество: банк ни разу не грабили. И без того узкую улицу постоянно загромождали фургоны, доставляющие продукты и почту, и припаркованные по обеим сторонам автомобили. Банк соседствовал с двумя коммерческими зданиями за железными оградами, а на восточном конце улицы находился один из самых больших в городе полицейских участков. У потенциальных грабителей просто не было условий для бегства, так что оттачивать свое мастерство они предпочитали в других местах. Сметливые ворюги избегают тесных тупиков.
Управляющий Пальметтским филиалом банка Доналд Рамси любил повторять, что нет на свете такого смельчака или такого глупца, который попытается ограбить их банк.
Он заблуждался.
В первый четверг декабря, в 12.57 дня, Оуэн Маккей, толчком распахнув входную дверь Пальметтского филиала банка, вошел в операционный зал.
Оуэн был невысокого роста и тощ, как кошелек бездомного бродяги. Одет скромно: дешевое пальто, выцветшие джинсы, перчатки, сникерсы, бейсболка и темные очки. Столкнувшись с ним на улице, вы могли бы подумать: странноватый — но отнюдь не опасный! — тип.
У самого порога он остановился, достал из кармана чековую книжку и, делая вид, будто ее листает, изучал обстановку. Все было так, как сказала Молли. Слева за стойкой длиной двадцать футов четверо кассиров-операционистов; в дальнем углу стеклянный кабинет управляющего — пустой и безмолвный; за конторками у левой стены два менеджера-консультанта — Молли называла их «обслугой клиентов». Неожиданными можно было посчитать только три вещи: отсутствие посетителей (четверг — самый пустой день недели, да и до перерыва оставалось лишь несколько минут), отсутствие подъездного окошка (к банку нельзя было подъехать на машине) и отсутствие управляющего (он был на еженедельном ланче в своем Ротари-клубе[37]). Все это упрощало задачу Оуэна.
Дверь в стальной сейф была закрыта. Молли говорила, что обычно хранилище открыто. Небольшое затруднение: придется прибегнуть к помощи заместителя управляющего, который сегодня исполнял функции кассира-операциониста; опознать его труда не составляло — он был единственным мужчиной в помещении (не считая Оуэна). Сесил Вудторп выглядел как типичный банковский служащий невысокого уровня: средних лет, лысоватый, упитанный, на носу круглые очки; круглые уши торчали перпендикулярно к голове, словно автомобильные зеркала заднего вида.