Через несколько минут после начала вскрытия я забеспокоилась о произошедшем, так как, смыв кровь с лица и рук молодого человека, поняла, что с ним случилось. В центре лба зияла рана диаметром в сантиметр.
Я немедленно позвонила коронеру и старшему полицейскому офицеру и сообщила, что их «естественная» смерть таковой не является. Скальпель пришлось отложить до приезда технического бюро.
Единственной находкой помимо нескольких незначительных синяков на ногах стала рваная рана на лбу. Не было ни перелома черепа, ни кровотечения внутри него, ни травмы мозга. Несмотря на то, что молодой человек злоупотреблял наркотиками и алкоголем, здоровье у него было неплохим: никаких признаков заболевания печени или других связанных с алкоголем проблем с желудком или кишечником. Смерть наступила от раны на лбу. Врач, диагностировавший смерть, засомневался в моих выводах, поэтому я пригласила его прийти и самому осмотреть рану. Он отказался. Права я была или нет, ничто не могло заставить его посетить морг. Началось расследование убийства, система заработала.
Спустя несколько дней в полицию пришел мужчина с повинной, рассказал о том, что ударил молодого человека до потери сознания, а кольцо, которое мужчина носил на руке, пробило кожу. Признавшегося заела совесть.
Обычно морги в больнице запрятаны в дальние коридоры – может, чтобы не расстраивать пациентов, а может, чтобы не напоминать о том, что не все покидают больницу через парадные двери. Если вам однажды придется искать морг, отправляйтесь в заднюю часть старого здания больницы и ищите котельную. Морг будет рядом. Наше отделение всегда числится последним, но почему же мертвых так обделяют вниманием? Вместо того чтобы неприкаянно болтаться по темным коридорам, когда ваш любимый человек умер, вам, наверное, хотелось бы попасть в современное, светлое, яркое и чистое помещение. В такое, куда могут прийти семья и близкие друзья в непростое для них время и услышат, что к их любимому человеку относятся с должным уважением. В большинстве больниц теперь есть такие помещения, которые могли бы посоревноваться в стерильности с операционными, но многим моргам по-прежнему этого не хватает.
Как только тело попадает в морг, медик берет ситуацию в свои руки. Это всегда командная работа, но управляет процессом именно он.
Я должна убедиться, что все необходимые для судебно-медицинской экспертизы доказательства собраны: все волоски и волокна, любой налипший мусор, учтены все пятна крови и на теле и одежде нет других жидкостей – биологических и иных.
Я внимательно изучаю тело на предмет наличия крошечных следов или травм, прежде чем приступить к исследованию внутренних органов. Без помощи лаборанта в морге я бы не справилась. Поначалу эти люди играли другую роль в больнице, выступали носильщиками и вызывались помогать в морге, убирая после судмедэксперта. Никакого особого обучения они не проходили и благодарности за работу не получали. Когда я приступила к изучению патологии, в больничных моргах только начали обучать лаборантов, и в последние 20 лет их заслуги наконец-то начали ценить.
Когда я только начала работать в городском морге в Глазго, у Джеки, Фентона и Алекса не было должной квалификации в этой области, но за несколько лет я подобрала себе помощников – Брайана и Сэнди. Работа сложная, не для слабонервных, и лаборанты заслуживают признания своих заслуг не только перед моргом, но также перед семьями, рядом с которыми лаборанты находятся в наиболее тяжелое время. Не могу описать, как я им благодарна. Они не только ассистировали при вскрытии, но и всегда заботились обо мне: устроили специальную подставку, чтобы мне было удобно стоять у стола, нагревали тазики с водой, чтобы я держала в них ноги в морозные зимы, когда в морге отключали отопление, приносили чай со сладостями. Я скучала по ним даже больше, чем по команде судмедэкспертов, когда перебралась в Ирландию. К счастью, там лаборанты оказались не менее дружелюбными и приветливыми.
В первые годы большая часть моей работы проходила в Дублине, и Карл Лайон, лаборант Дублинского морга, стал моей правой рукой вместе с Тришей Грэм – мы сколотили маленькую дружную команду. Со мной работал Джон в Лимерике и Дэн с парнями в Корке – все они были отличными помощниками в морге; больше не мальчики на побегушках, а хорошо обученные люди, которые значительно упростили мою жизнь.
Больницы и врачи тогда не ценили и работу лаборантов, и важность судмедэксперта. Исторически сложилось так, что любой врач, особенно терапевт или хирург, мог провести вскрытие, даже не имея специальной подготовки. Постепенно таких врачей сменили патологоанатомы, а в 1970-х годах в Великобритании решили, что в расследовании убийств могут принимать участие только специально обученные судебные патологи. В Англии и Уэльсе это были судмедэксперты Министерства внутренних дел. В Шотландии их сфера влияния была расширена до расследования естественных смертей и насильственных, которые находились в ведении генерального прокурора; четыре центра для судмедэкспертов открыли в Эдинбурге, Глазго, Абердине и Данди. Примерно в то же время в Ирландии произошли изменения, приведшие к тому, что Джека Харбисона назначили государственным судмедэкспертом. Так началась эра современной судебной патологии в Великобритании и Ирландии.
На ранних этапах расследования обычно имеется мало информации о случившемся, а та, что есть, должна быть проверена. Я предпочитаю игнорировать предположения и позволяю телу говорить.
Я всегда стараюсь работать непредвзято. Это довольно сложно, когда в морге крутится целая толпа со своими мнениями по поводу произошедшего. Могут пройти дни, недели или даже месяцы, прежде чем я пойму значение мелких травм на теле. Зачастую именно они и раскрывают реальную картину преступления. Крошечный синяк на внутренней стороне плеча от того, что жертву схватили, небольшая царапина на шее, вероятно, от ногтя. Любая травма рассказывает историю, но, чтобы увидеть картинку целиком, необходимо рассмотреть каждую царапину и понять, что же случилось в тот судьбоносный день. В большинстве случаев причину смерти никто не оспаривает: даже простой обыватель может сказать, что человека застрелили, зарезали или жестоко избили, но это самая легкая часть расследования. Намного сложнее совместить смертельное ранение с другими травмами и уликами, а также полученной информацией о смерти жертвы. Задача судмедэксперта – добавить в эту картину красок, дать этому сценарию заиграть, удар за ударом, выстрел за выстрелом.
Многие тела попадают ко мне в руки не потому, что случилось явное убийство, а потому, что полицию что-то беспокоит. Возможно, покойный или его семья числятся в базе данных полиции или социальных служб, или недавно на жертву совершалось нападение, или их беспокоят состояние одежды и уровень оголенности тела, или нанесенные травмы. Такие смерти записываются как «подозрительные». В Ирландии ежегодно умирает около 30 тысяч человек, в основном от естественных причин, таких как сердечные приступы и связанные с этим сосудистые заболевания, а также из-за рака. О половине смертей сообщают коронеру, но только от трети до половины из них будут расследованы, а тела при этом отправятся на судмедэкспертизу.
В большинстве случаев вскрытие подтверждает, что смерть наступила по естественным причинам, и никаких дальнейших действий не требуется. Остальные смерти – около двух тысяч – представляют собой несчастные случаи, самоубийства, смерти в больнице, от наркотиков, на рабочем месте и т. д. И лишь небольшая часть из них – около двух сотен в год – идентифицируются как подозрительные смерти и возможные убийства. В целом, количество насильственных смертей в Ирландии держится на уровне от пятидесяти до семидесяти случаев в год.
Базовое вскрытие всегда включает полный внешний осмотр, словесное описание портрета, всех следов или травм на теле и признаков возможно имеющегося заболевания. Только после этого можно приступать к изучению внутренних органов, от мозга до мочевого пузыря. Конечно, чем старше человек на момент смерти, тем больше вероятность увидеть «изношенные» органы, и тут уже не возникает вопроса «От чего он умер?», скорее «И как он так долго прожил?»
Вскрытие – это фотография последнего момента жизни человека. Оно сообщает о состоянии его органов на момент смерти. Как фотография с праздника: на ней счастливые лица, но ничего о том, что происходило до праздника и что случилось после. Вот лучшие друзья переругиваются, чья очередь платить за такси, вот молодой человек собирается сделать предложение подруге своей девушки, вот парень с кем-то ссорится и попадает в отделение скорой помощи.
Я не смогу сказать, жаловался ли человек на боль, что чувствовал последнюю неделю и выжил бы, если бы обратился к врачу раньше. Могу лишь определить, каким заболеванием страдал и что могло его вызвать. Важнее понять, спровоцировало ли оно его смерть.
Если человек годами страдал от болезни сердца, то что такого случилось в тот день и час, когда сердце отказало? Например, сердечный приступ, вызванный сильным стрессом. Каждый год происходит несколько случаев, когда пожилой человек умирает от сердечного приступа, вызванного стрессовой ситуацией. Кража сумки, ссора или драка. Ничего, казалось бы, смертельного. И в каждом из этих случаев при вскрытии обнаруживается давняя болезнь сердца, которая могла быть не диагностирована при жизни. Из-за повышенной свертываемости крови, наличия атеросклеротических бляшек в сосудах сердца и, возможно, высокого кровяного давления кровоснабжение сердечной мышцы нарушается. В обычных условиях кровь проходила нормально и симптомы не проявлялись, но в стрессовой ситуации сердце забилось чаще, а давление подскочило, что еще больше увеличило нагрузку. В результате: сердечный приступ и смерть. Адреналин может быть полезен, он подкидывает нам сил, но порой приводит к страшным последствиям.
Диагноз легко поставить, когда мы знаем, какая ситуация спровоцировала приступ, – в таких случаях смерть наступает довольно быстро. Но легко только судмедэкспертам, а вот правоохранительным органам – нет. Будут ли они обвинять кого-то в том, что приступ мог вызвать смерть человека, сочтут ли это убийством? Печальный факт: смерть может наступить в момент, когда погибший всего лишь опаздывал и, например, быстро бежал за автобусом, потому что стресс есть стресс.