Во время нападения раны обычно не остаются в одном месте, так как ситуация подразумевает движение – раны могут оказаться по всему телу: спереди, сзади, на боку, на руках или ногах, в зависимости от того, куда было легче попасть нападающему. Если размеры травм говорят о том, что использовалось несколько ножей, то мы можем предположить, что было и несколько нападавших. Если при насильственной смерти ножевые ранения сосредоточены в одном месте, мы предполагаем, что жертва не могла двигаться либо из-за ранее нанесенных травм либо была как-то обездвижена. Резаные раны на лице могут быть нанесены в ходе нападения с ножом, и хотя некоторые из них появляются случайно в драке, все же нанесение ран на лицо жертвы означает попытки ее обезобразить.
Самые тяжелые травмы приходятся на ладони, когда жертва хваталась за лезвие. Они – свидетельство того, какой ужас испытывала жертва и как отчаянно боролась. Безжизненное тело этого передать не может, но мертвецы все же умеют рассказывать истории.
Бывают и случайные травмы, но тогда место преступления должно подсказать нам, что произошло. Такие травмы зачастую связаны с работой: жертву может травмировать оборудование или механизм; иногда – с алкоголем: например, жертва может разбить стеклянную дверь или порезаться битым стеклом или разбитой бутылкой. Смерть происходит от потери крови при разрезах артерии или повреждении внутренних органов.
Меня всегда поражает, когда сторона защиты пытается вкрутить историю о «почти несчастном случае», когда речь идет о смертельном исходе: «Мой клиент всего лишь стоял на остановке с ножом в руке [ну да, наверное, ногти чистил], когда этот человек появился из ниоткуда, налетел на моего клиента и сам упал на нож». Господи, вот это да, а вы ведь всего-навсего стояли себе спокойно на остановке, автобуса ждали, да?
Думаю, я бы тоже негодовала, если бы меня обвинили в убийстве при таких обстоятельствах. Но мы в центральном суде, и я поклялась говорить только правду. Здесь нет места легкомыслию, и я, как непредвзятый свидетель, должна изложить любые версии произошедшего, какими бы абсурдными они мне ни казались. А там уж пусть присяжные решают, могло ли все случиться так, как я говорю. Мое дело – понять, способно ли определенное действие (или серия событий) привести к тем ранам, которые я наблюдала при вскрытии. И решить, убийство это или несчастный случай.
Мой ответ в суде при рассмотрении дела с точки зрения обвиняемого будет зависеть от места расположения, количества и направления ранений. Но мне важно понять, можно ли нанести повреждение тем способом, который описывает подозреваемый.
Если перед нами единственное ранение, то его расположение и направление поможет судмедэксперту определить, как относительно друг друга стояли участники инцидента и даже как нападавший держал нож. Могли ли участники столкнуться таким образом, чтобы получилась такая травма, как у погибшего? Если могли, то я говорю: «Да, травма могла быть получена таким путем». Кто-нибудь недоуменно вскинет бровь! Но мы всегда предупреждаем: например, нож должен быть очень острым, и его нужно было очень крепко держать, чтобы он не отклонился. Впрочем, мы должны полагаться на законы физики и учитывать силы обеих сторон конфликта. И даже в этом случае на вопрос «хватит ли именно этой силы, чтобы лезвие вошло в тело» я ответить не могу.
В литературе удивительно мало сказано о динамике ножевых ранений. Профессор Бернард Найт провел несколько экспериментов, чтобы узнать, сколько силы необходимо, чтобы лезвие вошло в тело. Эксперименты повторили и его преемники, однако оборудование тогда было довольно примитивным, а результаты оказались ненадежными. Обычно я ориентируюсь на своих американских коллег, но они проводили мало исследований относительно ножевых ранений, потому как основная проблема в США – огнестрельные ранения.
Чтобы проверить гипотезу о «случайных» ножевых ранениях, когда жертва якобы налетает на нож, мы с коллегой, Майком Кертисом, обратились на факультет машиностроения Дублинского колледжа при университете. Главу факультета, профессора Майкла Гилкриста, так заинтриговала наша проблема, что следующие несколько лет один из его студентов занимался исследованием того, как можно определить силу, необходимую, чтобы лезвие прорезало кожу и мягкие ткани. Результатом обширной экспериментальной работы стала формула, которую можно было использовать для определения силы, необходимой для проникновения в тело любого ножа. Нам, разумеется, все объяснили на пальцах, потому что знаниями в таком научном деле мы не блистали.
Будьте осторожны со своими желаниями: как нам, людям, не понимающим сложную математику, объяснить все это присяжным? И все же исследование подтвердило наши подозрения, что важнее всего форма, угол и острота ножа, если мы хотим определить силу, необходимую для того, чтобы лезвие вошло в тело. Самые действенные здесь – ножи для мяса. Разумеется, ответ кроется в названии, ведь мы тоже мясо. Удивительное дело: оказывается, для того, чтобы нанести смертельную травму очень острым ножом, достаточно приложить совсем немного усилий. Кончик легко прорезает кожу, если нож хорошо заточен, а затем лезвие так же легко разрежет ткани, если не наткнется на кость или хрящ. Вариант, при котором два человека столкнулись и один из них налетел на нож, нельзя отбрасывать просто так.
В судебной патологии мало возможностей для исследований. Мы не проводим испытания новых лекарств и процедур, нацеленных на улучшение здоровья пациентов и продления их жизни, наше дело – смерть. Добровольцев в нем негусто, а комитеты по этике никогда не соглашались на подобные испытания.
Поэтому Управлению государственного судмедэксперта все материалы предоставляют мясники: в основном свиные туши и кожу – кожа близка к человеческим тканям, хоть и не идентична. Но это лучше, чем ничего. По крайней мере, так мы подбираемся к доказательству некоторых стоящих гипотез и теорий. На место яркого судмедэксперта прошлых лет пришла более догматичная братия.
В Великобритании и Ирландии применение огнестрельного оружия не достигло (пока) масштабов эпидемии, впрочем, совсем не потому, что у нас такой добропорядочный народ. В Ирландии оружие достать легко, но оно громоздкое и скорее пригодится в случае, когда угроза неминуема, чем когда пытаешься не попасть на полицейские радары. В последние годы увеличился приток огнестрельного оружия из Восточной Европы, отсюда и увеличение числа смертей от огнестрельных ран. Сравните: шотландские гангстеры, похоже, не спешат принимать новое оружие, по старинке выбирая проверенные временем ножи и тупые предметы. А все потому, что лучшее – враг хорошего.
Часто при попытках самоубийства в Великобритании и Ирландии люди выбирают дробовики, потому что те довольно доступны. Но я не подвожу вас к мысли о том, что людям нельзя покупать дробовики, иначе они могут покончить с собой, потому что речь здесь идет только о выборе орудия. Самоубийство – это не вопрос доступности оружия, наркотиков или чего-то еще, это нечто совершенно иное, это отчаяние и депрессия, которые никому из нас не хотелось бы переживать. Мне невероятно грустно, когда дело касается пожилых людей, живущих в одиночестве. Можно ли было что-то сделать, чтобы предотвратить их смерть? Нет. Но, может, нам стоит чаще выныривать из своего собственного мирка и виртуальной реальности, созданной технологиями, чтобы остановиться, поднять взгляд на прохожего и поздороваться. Возможно, мы изменим чей-то день.
Проблема с дробовиками в том, что они наносят тяжелые повреждения с близкого расстояния. Легко понять, в чем причина смерти, но что это: самоубийство, несчастный случай или убийство? С увеличением расстояния между оружием и жертвой дробь, разлетаясь, наносит меньший ущерб и, конечно, увеличивается вероятность участия другого человека, особенно если выстрел производится с расстояния больше вытянутой руки.
Опознать самоубийство – не самое сложное, так как есть маркеры, места потенциальных травм при суициде, на которые судмедэксперт обратит внимание. К тому же пробелы заполнят история жертвы и улики с места преступления. Впрочем, для некоторых слоев общества, особенно в Ирландии, самоубийство все еще считается позором. Порой семья из лучших побуждений может убрать оружие с места преступления. Вместо того чтобы достичь желаемого эффекта и ввести полицию в заблуждение (а иногда люди пытаются убедить нас в том, что жертва погибла в результате сердечного приступа), в случае с огнестрельным ранением отсутствие оружия на месте преступления лишь приводит нас к мысли о потенциальном убийстве со всеми вытекающими последствиями.
Люди не хотят, чтобы о самоубийстве члена семьи узнали соседи, но при расследовании потенциального убийства полиция пойдет опрашивать всех, кто мог слышать звук выстрела. Прошу вас, не вмешивайтесь в расследование.
Однажды пожилого мужчину нашел в доме на полу его племянник, рядом лежал дробовик. Племянник поднял оружие и убрал в шкаф, пока ждал приезда полиции. У его дяди имелось заболевание сердца, и логично было бы предположить смерть от естественных причин. Местного врача вызвали, чтобы он подтвердил смерть. Тот заметил дыру в районе живота, но списал все на то, что тело пролежало день или около того, прежде чем его обнаружили. В морге эта находка насторожила врачей куда больше. Я подтвердила тот факт, что смерть наступила в результате огнестрельного ранения, а рана была нанесена самим пострадавшим, раз ружье лежало поблизости. Племянник извинился: он решил, что дядя неосторожно обращался с оружием и случайно оставил его на полу. Что ж, мы дали ему повод пересмотреть свою версию случившегося.
В схожем случае мать спрятала оружие, которым воспользовался ее сын. Его смерть рассматривалась как неожиданная, и судмедэксперт после вскрытия был озадачен тем, что не смог установить причину. Он заметил небольшую рану на голове, но решил, что молодой человек мог удариться виском об угол прикроватной тумбочки, когда потерял сознание. Мы обсудили дело по телефону.