Когда хозяин квартиры протрезвел и смог отвечать на вопросы, его воспоминания о том, как его лучший друг оказался зарезан другим их лучшим другом, были довольно туманными. Что ж, с такими-то друзьями… Однако он точно помнил, что все происходило в гостиной, а ванную разгромили несколькими неделями ранее. Кровь принадлежала другому его дружку. Перед нами был ложный след, а нож – так и не найденный – наверняка присоединился к бессчетным тележкам из супермаркета на дне местной реки Клайд.
Моя роль – осмотреть тело там, где его нашли. Я ищу любые детали, связанные с причиной смерти: например, меня больше интересуют травмы головы в результате удара молотком, а не те, которые получены при падении на пол. На месте преступления иногда я могу за пару минут оценить, стоит ли предполагать убийство. Разумеется, все приходит с опытом: я побывала на сотнях мест преступлений, в помещениях и на улице, на побережьях, я видела тела, которые находили в море, на вершинах холмов и в долинах.
На некоторых местах преступления ориентироваться легче. И хотя в домах сухо и относительно тепло, жилищные условия некоторых людей поражали и порой разбивали мне сердце. Редко поступали вызовы из богатых районов города. Богатые не привиты от смерти и нападений, однако, похоже, в таких кругах насилие случается реже. Не поверите, сколько людей живет в далеко не идеальных условиях из-за нехватки денег. Некоторые имеют физические и ментальные ограничения, не могут позаботиться о себе и своей семье. Нищета и разруха – это образ жизни, и очень сложно себя из него выдернуть. Какое влияние он может оказать на чувство собственного достоинства? Возможно, посети присяжные дом, где произошло убийство, они бы прониклись большим сочувствием к обвиняемому.
И хоть на открытой местности порой к телу трудно подобраться, лучше уж так, чем в замкнутом пространстве, где запахи усиливаются и вид места преступления впечатляет еще больше. Речь не только о запахе смерти, но и о запахе жизни: в кухне громоздятся тарелки и сковородки, оставленная еда гниет, ванные часто используются не по назначению. Я могла выносить запах смерти, хотя других от него едва не выворачивало: да, неприятно, однако это естественный процесс, а не пренебрежение чистотой. Но даже я готова признать, что лучше уж недавняя смерть, чем месяцами разлагавшийся труп.
К счастью, сейчас обязательно надевать защитный костюм, прежде чем зайти на место преступления. В мое время приходилось засовывать руки в карманы и стараться ничего не трогать. Вокруг крови, рвоты и испражнений – животных и человеческих – мы ходили на цыпочках.
Мне повезло: из-за того, что я обычно оказывалась ниже ростом, чем все присутствующие коллеги, кто-то из них всегда мог подхватить меня, если я вдруг поскользнусь. Я быстро поняла, что на место преступления не стоит надевать то, что нельзя запросто закинуть в стиральную машину или выбросить, поэтому никакой дорогой одежды. Защитный костюм стал обязательным элементом после того, как повсеместно начали использовать анализ ДНК, и все ради того, чтобы защитить улики.
Вся защитная одежда предоставляется техническим бюро, специально подготовленной командой, которая приезжает на место преступления, чтобы собирать улики и документировать процесс. В команду входят фотографы, дактилоскописты и специалисты по баллистической экспертизе. Много лет назад эти должности занимали исключительно мужчины, однако сейчас появляется все больше женщин. Впрочем, кто бы ни отвечал за поставку костюмов, из экономии – а это важно, когда дело касается бюджетных средств, – обычно заказывают размеры XL и XXL. Если вдруг попадается размер L, мне его преподносят как редкую находку. На месте преступления я выгляжу как талисман компании Michelin – человечек, обмотанный висящими слоями белой ткани.
Мое мнение, основанное на осмотре места преступления, не имеет большого значения, потому что затем последует полноценное вскрытие и судмедэкспертиза. Чем быстрее полиция поймет, с чем имеет дело, тем быстрее продвинется расследование. Теплое тело – теплые следы и, вероятно, удачный исход дела. Признаю, на месте преступления я бываю занудой: мне хочется поскорее попасть к телу и понять, в чем трудности. И меня иногда расстраивают очень важные процессы расследования, которые, кажется, длятся вечность.
Порой безопасность – решающий фактор, когда нужно попасть на место преступления, особенно если смерть случилась при пожаре. Впрочем, в отличие от Ирландии, в Глазго нет угрозы наткнуться на зажигательное устройство или мину-ловушку. Если бы мне приходилось каждое утро проверять, нет ли у меня чего-то под машиной, я бы задумалась, нужна ли мне такая работа.
В Глазго судмедэксперт должен приехать на место преступления в течение часа после того, как обнаружили тело. Полиция ужасно довольна тем, что успевает огородить тело до появления прессы, даже если для этого они вынуждены выезжать посреди ночи, а такое случается часто, так как нападения происходят после закрытия баров. Поздние вскрытия – настоящая головная боль любого судебного медика.
В 1980-х годах, до мобильных телефонов, у нас были пейджеры. Хорошо, если рядом оказывался стационарный телефон, но чаще всего пейджер вибрировал, когда я ехала в машине из морга в морг. Приходилось искать телефонную будку, чтобы связаться с полицией или офисом. Появление мобильников изменило нашу жизнь, но не сказать, что в лучшую сторону. С судмедэкспертами стало куда легче связаться, но нам приходилось таскать с собой предмет, по весу и размеру больше напоминающий кирпич. К тому же теперь мы были доступны круглые сутки семь дней в неделю.
В то же время у меня развилась боязнь звонков.
Каждый раз, когда звонит телефон, я уже в полной боеготовности, немногословна и почти груба. Я не хочу знать, как прошли ваши выходные, заканчивайте болтовню, просто скажите, зачем вы звоните. Что мне нужно сделать, куда подъехать?
Моя семья уже и не думает звонить мне просто так, и я предпочту пройтись минут десять, чтобы встретиться с кем-то лично, – это лучше, чем звонить мне по телефону.
Вскоре после моего переезда в Ирландию однажды поздно ночью в районе Баллимун Дублина произошло убийство, и, получив всю информацию о деле от полицейского управления, я выехала на место преступления. Когда я добралась, стояла глубокая ночь, а у дверей дома дежурил полицейский. Сперва он решил, что я назойливая соседка или журналистка, однако, узнав, кто я, сообщил, что все разъехались по домам и вернутся утром. Я не поверила своим ушам. Разве они не знают, как важно начать расследование по горячим следам? Так меня учили в Шотландии.
Утром я не услышала извинений за то, что напрасно приехала на место ночью. Когда комиссар полиции узнал об этом, то лишь весело рассмеялся, его позабавило, как сильно мне хотелось попасть на место преступления. Поразмыслив, я поняла, что он прав, ведь можно потерять куда больше, если блуждать во тьме.
Порой мое рвение работало против меня. В одном деле меня захотели видеть на месте преступления как можно скорее, и я сообщила, что приеду в течение часа в зависимости от пробок. Из небольшого городка Сордс до центра Дублина обычно минут 20 на машине, однако в восемь утра ехать можно и час. Слишком долго, поэтому за мной отправили полицейскую машину. Я подумала, что это отличный вариант, потому как парой недель ранее я отправилась в город Голуэй на праздники и застряла в пробке на старой трассе N4. После того как я простояла около получаса, за мной приехала полиция, расчистила середину дороги и вывела меня из пробки. Так что, как мне казалось, путь по улицам Дублина будет сущим пустяком.
За мной приехали двое полицейских на мотоциклах, они попросили меня держаться между ними и включить фары. Я засомневалась, учитывая габариты машины и мотоциклов. Единственной моей роскошью всегда была машина. Я не особенно вела социальную жизнь, не ходила ни ужинать, ни в клубы по выходным, потому что всегда была на связи. Смысла покупать дорогую одежду не было, так как все время я проводила в морге, и машина стала моим единственным удовольствием. Еще одной слабостью стала обувь, она правда мне нужна для хорошего самочувствия, даже если она непрактичная. Я предпочитаю хоть и старые, но приятные глазу машины, вместо новых, функциональных и практичных, и в то время у меня как раз была старая Honda Prelude, гладкая, низкая и широкая. Удобная на прямой дороге, но неманевренная в пробках. Разве для этого не созданы мотоциклы? Все шло отлично, пока мы ехали мимо аэропорта по дороге с двусторонним движением. Возле церкви Уайтхолл мотоцикл позади выехал на перекресток, чтобы остановить движение. Мотоцикл передо мной рванул вперед, включив фары и сирену. Я держалась на безопасном расстоянии.
И совершила большую ошибку. Всегда есть водитель, который хочет втиснуться, если между тобой и машиной впереди образовался небольшой зазор. Меня окутала паника, я ускорилась и попыталась обогнать влезшего передо мной водителя, однако оказалась на другой полосе. К счастью, сопровождающий меня мотоциклист притормозил, чтобы я смогла его нагнать. Я решила больше не допускать подобного, поэтому сократила дистанцию между мной и мотоциклом. Он поехал быстрее. Я тоже ускорилась. Перекрестки проносились как в тумане, пока мы мчались по городу. Наконец мотоцикл остановился, когда мы подъехали к старому зданию городского морга на Стор-стрит. Я порадовалась, что выжила. Полицейский слез с мотоцикла и подошел ко мне. Я только собиралась поблагодарить его за сопровождение, как вдруг он начал кричать и подпрыгивать на месте:
– Вы что вообще творите?
Я опешила.
– Я следовала вашим указаниям и старалась держаться поближе к вам, – мое объяснение его не впечатлило. – Вы же сопроводите меня обратно? – уточнила я.
Он сел на мотоцикл и сорвался с места, шины взвизгнули. Больше я не соглашалась на сопровождение. Спасибо Господу или Евросоюзу за автострады.
Моя бедная машина не пережила такого путешествия: через пару недель у нее лопнуло уплотнительное кольцо. Она с трудом доковыляла до парковки у городского морга, откуда я позвонила техникам и объяснила, что моя машина уже не жилец.