Зимин приближался к крепости и уже видел на ее стенах арбалетчиков и копейщиков, чувствовал на себе их прицельный взгляд, готовился прыгнуть в сторону и зарыться в песок. Сначала Зимин еще слышал всякие звуки. В крепости мычали коровы, скрипели какие-то колеса, гремели молотки, ругались сами гоблины, шумели кони, что не могло не радовать. Но затем, по мере того как стены крепости становились все выше, как стали видны длинные заостренные пики с головами рапторов, звуки стихали, стихали. И когда до крепости осталось всего ничего, метров триста, стало тихо совсем.
И последние метры Зимин прошагал в полной тишине. Ну, не совсем в полной. Зимин слышал, как трещат растянутые луки, булькают котлы с греческим огнем и гремят вытаскиваемые из ножен сердцедеры.
Гоблины боялись. Это было хорошо.
На краю рва Зимин остановился, расставил ноги, положил руку на рукоятку меча и крикнул:
– Эй, вы, крокодайлы, открывайте-ка ворота!
Крепость не отвечала, луки скрипели нервно, стрелы хотели крови.
– Открывайте, говорю, я по делу.
Крепость напряглась еще сильнее. Крепость вздохнула. На валах зашевелились, и высунувшаяся из бойницы голова спросила:
– А тебе, чел, чего надо?
– Мост опускай, – крикнул Зимин.
– А зачем, чел?
– Надо, блин. Опускай давай. А то у меня там за углом полно друзей на песчаном танке с зенитной пушкой. Свистну – приедут, разнесут вашу мусорную кучу, так и знайте, гоблины, дремучие существа!
– Смотри, чел, застрелим, – предупредила голова. – Оружие не вытаскивай, а то, чел, застрелим, правда.
– Ладно, корявые, давайте мост.
В крепости что-то крякнуло, и со стены стал опускаться мост. Мост был сучковатый и тоже украшенный головами пустынных рапторов, видимо, рапторов гоблины не любили. Зимин плюнул через левое плечо, бодро перебрался через мост и оказался в гоблинской твердыне.
Внутри крепости было на редкость тесно. То ли с тактическими целями, то ли от неумения, но больше всего крепость напоминала лабиринт из перепутанных лазов, хижин, деревянных и глиняных устройств непонятного назначения, загонов со свиньями, клеток с курями, мельниц. На рылах у свиней болтались намордники, на глазах у куриц были шоры.
Зимина окружила толпа настороженных гоблинов и стала куда-то подталкивать, Зимину показалось, что к центру Стоунхенджа.
– Ведите меня к вашему бугру, – сказал им Зимин. – У меня к нему есть серьезное дело.
– Хорошо, чел, – говорили гоблины. – Только ты не особо по сторонам смотри, чел, а то секретов наших насмотришься. Придется тебя убить.
Гоблины хихикали.
– Какие у вас секреты, – презрительно плевал Зимин. – Колесо, что ли, изобрели?
По мере продвижения к центру живности становилось все меньше, а самодельных механизмов все больше. Зимин опознал дистилляторы, бурильные установки, катапульты и даже знакомую по ненавистным учебникам химии рефракционную колонну, тоже, правда, глиняную. Пространство было пропитано тяжелым звериным запахом, и Зимин подозревал, что запах этот исходит не совсем от домашних животных.
Наконец, механизмы закончились, и открылось свободное пространство, как подумал Зимин, центральная площадь. Площадь была совершенно неожиданно засеяна картошкой, а на самой середине зеленеющей плантации возвышался небольшой, сложенный из красного кирпича домик – приземистый, похожий на гарнизонную гауптвахту. Вокруг домика возвышался невысокий, по колено, палисад, беленный известью.
Над домиком болтался грязно-апельсиновый флаг с изображением кривопалой ступни. Апельсиновый цвет олицетворял суверенитет и гоблинскую честь, а корявый след – верную дорогу, которой шло гоблинское поселение. Судя по всему, гоблины этим домиком гордились и испытывали к нему почтение – при виде домика они сбились в плотную кучку и перестали галдеть, бросали на домик робкие взгляды.
– Там, – сказала голова. – Там Кипер. Оставь оружие и входи с миром.
– Я песчаный рейнджер, – ответил Зимин. – И рыцарь Светлозерья одновременно. И оружие свое я оставлять не могу по статусу.
– Тогда не пустим, – заволновались гоблины. – Тогда челу нельзя.
И сразу превратились в толпу галдящих обезьян, экспериментальных суперорангов с острова Бали. Зимину захотелось их полоснуть как следует мечом, но он не стал этого делать, навалятся стадом – не отбиться.
– Я, между прочим, человек, как вы могли уже заметить, и моему слову можно доверять, – сказал Зимин. – К тому же вас больше, в случае чего все равно одолеете. К тому же у меня дело.
– Не можем пустить, – гоблины размахивали своими длинными обезьяньими руками и корчили рожи. – Не двигай.
– Я вам повторяю… – начал Зимин, но тут в гоблинской штаб-квартире отворилось окно, и сварливый голос произнес:
– Пустите чела с оружием. Пусть не думает, что гоблины трусы.
Гоблины послушно поклонились и отворили перед Зиминым калитку в палисаде. Зимин преодолел картофельные заросли, подошел к дому, нагнулся и протиснулся внутрь.
Внутри оказалось тесно, видимо, просторов гоблины не любили. Все пространство было завалено особо ценными гоблинскими вещами – автомобильными покрышками, пластиковыми бутылками и другим трудноопределимым мусором. Вероятно, гоблины вывезли это барахло с ближайшей эльфийской помойки. К своему удивлению, Зимин опознал в этой куче хлама свою кофемолку. Кофемолка была расколота на две части, шестеренчатые кишки вывалились на пол. Доигралась, подумал Зимин. Ха-ха.
Напротив мини-свалки в красном углу пирамидой возвышались седла различных фасонов и расцветок, даже дамские, и те были. Третьим сверху лежало седло Игги. Это обнадеживало. С одной стороны.
– Понятно все… – протянул Зимин. – А зачем столько покрышек и бутылок?
– Телеги будем строить, – ответил гоблинский начальник Кипер. – И чтобы по воде тоже плавали.
– Понятно, – сказал Зимин. – Я сам отчасти люблю телеги…
Гоблинский начальник Кипер отличался от своих подчиненных. Шерсть у него была не коричневая, а седая, как у Морисея Уэсибы, патриарха японской борьбы айкидо. Он носил очки. Он носил пиджак из кожи раптора. Он был препоясан красивым плетеным поясом, а на поясе болталась латунная дубинка в виде свернутых в дулю пальцев. Еще гоблин носил кеды. А поскольку ступни его в кеды не умещались, он обрезал носки и дал своим шаловливым пальцам волю. Сейчас в пальцах правой ноги Кипер держал карандаш, а пальцами левой сворачивал магнетические мантры. Сразу было видно, что этот Кипер – необычный гоблин. Уникум. К тому же главный гоблин отличался утонченным вкусом – на единственной свободной стене, между связками сушеных мухоморов, висел календарь за 2003 год с изображением Моны Лизы.
– Чего тебе? – Кипер указал на глиняную табуретку.
– Я слышал, что к вам прибился некий конь. – Зимин не спешил занять предложенную табуретку, опасаясь шипа с ядом кураре – гоблины славились своим коварством. – Этот конь – мой.
– К нам прибивается много коней, – отвечал уклончиво гоблин.
– Этот конь дорог мне, – вздыхал Зимин. – Он для меня много сделал, и я хотел бы его отблагодарить.
– Нам еще более дорог каждый конь, – продолжал Кипер. – Мы бедная раса, только-только вышли из страшных тисков варварства, да и то не все, конь нам не помешает.
– Я предлагаю за него хороший ченч, – предлагал Зимин.
– У нас есть все, что нужно для жизни, – юлил гоблин.
– Даже печатная машинка? Будешь на ней свои указы печатать.
– Не нужна нам твоя машинка. Где мы будем брать для нее бумагу?
– Будете выменивать у эльфов. На дрова.
– Эльфы с нами не водятся – слишком гордые.
Зимин задумался. Кипер вертел на пальце дубинку в виде фиги.
– Я могу выполнить для вас какое-нибудь поручение, – неуверенно сказал Зимин. – Спасти вашу гоблинскую принцессу из кровавых лап чудовища…
– С чудовищами мы и сами расправляемся. – Кипер не смотрел в глаза. – Ты наш мост видал?
– Конюшни вам, что ли, почистить?
Гоблин захихикал и стал ходить вокруг Зимина мелкими кругами, как бы примериваясь. Наконец он остановился и сказал:
– У гоблинов есть одна древняя легенда.
– Валяй свою легенду, – вздохнул Зимин. – Я уже привык.
– Это самая интересная легенда, которую только довелось слышать челу. – Кипер протер очки и снова насадил их между глаз. – Когда-то давно, когда гоблины жили еще в том месте, в котором они и предназначены были жить, и все носили шляпы-котелки с перьями малиновки, рядом с одним гоблинским поселением завелся пиштако…
– Кто?
– Он ел гоблинов, – пояснил Кипер. – Подстерегал их в лесу и пожирал на месте, даже без прощания с родными, даже без последнего стихотворения из трех строк. Так вот, завелся и принялся поедать гоблинов без соли и без уксуса, и это никуда не годилось – он съел уже половину всей деревни, когда нашелся наконец храбрец, который смог бросить вызов этому воплощению зла и тьмы. Звали его…
– Пранешчарайя, – не вытерпел Зимин.
– Звали его Уррис. Он был из рода простых собирателей рос и рос в самых простых условиях…
Гоблин облизнулся, снял со стены сушеный мухомор и принялся жевать.
– Уррис связал веревку из лиан, поцеловал напоследок свою возлюбленную Гаррис и залез в дупло гигантского дуба, где по всем признакам проживал пиштако. В дупле было очень темно, но Уррис пошел и скоро вышел к логову самого чудовища. Пиштако сидел на камне и лакомился мозгом свежепойманного гоблина. Уррис выхватил нож и кинул в пиштако, но нож ничем ему не повредил, потому что чудовище так прогневило мироздание, что даже смерть от него отвернулась. Уррис не растерялся и кинулся на пиштако врукопашную, но тут пиштако подал голос и предложил Уррису следующее. Он предложил ему сыграть в одну игру…
– В какую? – спросил Зимин.
– В сказки. Надо встать друг перед другом и начать рассказывать сказки. Кто первым остановится или повторится – тот проиграл, если первым остановится пиштако – Уррис его съест, если первым остановится Уррис – то ничего не поделаешь. И они стали рассказывать сказки. Через три дня пиштако повторился, Уррис отрезал ему голову и стал первым царем гоблинов.