– Разве у тебя нет платков, которые я для тебя вышивала?
Он прикладывает руку к своему лбу.
– Я постоянно забываю положить их в карман. Наверное, я еще к ним не привык. – Он прячет выбившуюся прядь волос мне за ухо. – Милая, пожалуйста, не плачь. Ты все уладишь в Сиэтле и приедешь обратно. Мы поженимся и будем жить вместе.
– Да, – бормочу я, выдавливая из себя улыбку.
– Тебе нужно отдохнуть, – говорит он. – Ты выглядишь бледной. Ты так много трудилась. Поездка на поезде пойдет тебе на пользу. Сможешь выспаться наконец.
Да, я много трудилась. Люди возвращались домой, в клинике было очень много пациентов, за которыми приходилось ухаживать, и огромное количество бумажной волокиты. А волокиту я ненавижу. Вчера я даже не смогла вырваться пообедать. Вдобавок ко всему три девушки слегли с гриппом. Наверное, это расплата за проживание в таких стесненных условиях.
– Отдохну, – заверяю я Сэма.
Я не говорю ему, что, вероятнее всего, мысли не дадут мне заснуть, что я буду все время думать о том, что я должна сделать и чего не должна. Что наше будущее зависит от этого моего путешествия через всю страну.
– Я дождусь тебя, – произносит он, пытаясь поймать мой взгляд.
Я люблю его, искренне люблю. И на мгновение я задумываюсь о том, чтобы разорвать пополам свой билет и начать жизнь с нуля, прямо здесь. Я бы рассказала ему все, а он бы простил меня. Он бы понял. Мы бы справились с этим вдвоем. Но затем я вспоминаю данное мной обещание. И вновь все это наваливается на меня. И я понимаю, что не смогу до конца отдаться ему, пока не сделаю то, что должна.
Возле нас неторопливой походкой прогуливается привлекательная девушка моего возраста. На ней элегантный костюм в черно-белую клетку, приоткрывающий нежные изгибы ее груди. Она подходит к информационному стенду.
– Извините, сэр, – покраснев, застенчиво говорит она. – Вы не подскажете, как попасть в «Комнату поцелуев»?
Я улыбаюсь про себя при мысли, что ее впереди ждет нечто совершенно отличное от одинокого путешествия, поджидающего меня. А потом я думаю о том, как я первый раз поцеловала Сэма в бруклинском баре. Вопреки здравому смыслу, я согласилась пойти в город с девушками из клиники. Моя подруга Элейн настаивала, чтобы я надела ее красное платье и накрасила губы ярко-красной помадой в тон. Когда я пришла в клуб, Сэм уже сидел у барной стойки. Его лицо светилось в полутемном прокуренном помещении, словно луч света в тумане. Он улыбнулся; я улыбнулась в ответ. Затем он встал и подошел ко мне. Мы проговорили весь вечер.
Я крепко зажмуриваю глаза, когда ощущаю, как рука Сэма берет меня за подбородок и поворачивает к нему.
– Не знаю, что тебя ждет в Сиэтле, – говорит он, прижимая мои ладони к своим губам и нежно целуя их, – но, пожалуйста, не позволяй ничему омрачить свою любовь ко мне.
Я киваю, вытирая очередную слезинку. Так нечестно. Все это так нечестно. Сэм. Красивый, добрый, способный – во время войны его отправили на канцелярскую работу из-за детской травмы ноги, которая не позволяла ему бегать. Но это не помешало ему влюбить меня в себя, даже при том, что я, учитывая мое прошлое, очень сильно пыталась избежать этого. И теперь он отдал мне свое сердце, а я его почти забрала.
– Не плачь, малышка, – шепчет он мне в ухо. – У меня есть кое-что, что поднимет тебе настроение. – Она засовывает руку в карман своего пальто и извлекает оттуда голубую коробочку от Tiffany & Co, а затем кладет ее мне в руки. – Давай, – говорит он с улыбкой. – Открывай.
Дрожащими руками я развязываю ленточку и поднимаю крышку коробочки. Сквозь слезы я вижу серебряную цепочку. Ожерелье. Я поднимаю его – на цепочке покачивается кольцо с бриллиантом. Оно сверкает в свете вокзальных фонарей, и я открываю рот от изумления.
– Сэм, что это? Ты же не…
На его лице – сдержанная улыбка. Он встает на одно колено.
– Роуз, я знаю, ты говорила мне, что не готова обручиться, но я не мог отправить тебя через всю страну, не сказав, что я к тебе чувствую на самом деле. Я хочу быть с тобой всегда. Я хочу жениться на тебе и создать с тобой семью. И ты знаешь, что я хочу этого всем сердцем.
От кома в горле я не могу произнести ни звука. Его слова, такие прекрасные и неподдельные, проникают неожиданно глубоко в мое сердце.
– Ты не обязана давать мне ответ, – говорит он, вставая. – Просто носи ожерелье и думай обо мне. А когда вернешься, решишь, хочешь ты надеть это кольцо себе на палец или нет. – Он улыбается нервной, мальчишеской улыбкой. – Но я очень надеюсь, что захочешь.
Он так красив тут, рядом со мной. Я протягиваю руку и глажу его по щеке. А по моей собственной щеке скатывается слеза, мне очень не хватает носового платка, чтобы вытереть следы туши, которые, должно быть, уже испачкали мои веки.
– Спасибо, – говорю я. – Хотела бы я дать ответ тебе прямо сейчас, но… я…
Он прижимает палец к моим губам и качает головой.
– Мне сейчас ответ и не нужен. Иди. Делай, что должна. Но возвращайся ко мне. Пожалуйста, возвращайся. – Он снова пытается поймать мой взгляд. – Потому что я не знаю, что мне делать, если ты не вернешься, Роуз.
Я слышу вдалеке свисток и шорох шагов. Повсюду объятия, поцелуи, суматоха. Я тянусь за сумкой.
– Я лучше пойду, – говорю я.
Сэм целует меня еще раз. Я закрываю глаза, понимая, что наша совместная жизнь была бы прекрасна. Она прокручивается, словно кинопленка в моей голове: был бы смех, любовь и так много страсти. И все же над нами еще нависала бы тень…
– До свидания, моя милая, – говорит он, когда я делаю шаг к составу. Раздается еще один свисток, и я понимаю, что должна зайти в вагон, иначе рискую остаться на вокзале.
– До свидания, Сэм, – говорю я.
Покидать его подобно сопротивлению гравитации.
– Ты будешь носить его? – внезапно спрашивает он. – Ожерелье?
Я улыбаюсь и киваю, взбираясь на площадку вагона.
– Конечно буду.
Я протягиваю билет проводнику и прохожу внутрь.
Спальный вагон, где меня ждет крошечное купе с кроватью, – в нескольких вагонах позади. Прямо сейчас я просто хочу сесть, поэтому, положив сумку рядом с собой, я усаживаюсь на сиденье, покрытое грубой красной тканью. Я выглядываю в окно – там стоит Сэм. Улыбаюсь ему через стекло и стискиваю в руке ожерелье.
Если бы он только знал, что я уже ношу чье-то кольцо на своей шее.
Тремя годами ранее
Сиэтл
– Не оборачивайся, но кое-кто тут положил на тебя глаз, – говорит моя лучшая подруга Эльза.
Уже поздно. Солнце зашло, и если я в скором времени не вернусь домой, мама будет волноваться. Но Сиэтл в июле великолепен, температура такая, что можно оставить свой кардиган дома и совершенно не бояться простуды. Поодаль, на площадке, играет музыка. Джаз, под который я обожаю танцевать. Мне нравится, как мои ступни свисают с причала и окунаются в холодную воду озера Вашингтон.
– Ой, ну все, – говорю я. – Никто на меня не смотрит. Кроме того, здесь нет никого, на кого бы я хотела посмотреть. Если я встречу очередного мальчика из сиэтлской подготовительной школы, то меня тут же вырвет.
Нас с Эльзой пригласили на вечеринку, которую устраивает наша более богатая подруга, Мэри, обитающая в районе Уиндермир, где люди живут за роскошными железными воротами и нанимают поваров, экономок, выгульщиков собак и других работников, которые вьются вокруг тебя и исполняют любую твою прихоть. К чести Мэри будет сказано, она не ведет себя, как избалованный ребенок, и никогда так не вела себя. Именно поэтому мы и друзья, наверное. Ей исполняется восемнадцать, и ее родители закатили пышную вечеринку с танцами и музыкой, ледяными скульптурами и шампанским, подаваемым официантами в белых костюмах.
Мэри – некрасивая. У нее невзрачное лицо, а ее жидкие каштановые волосы – постоянный объект тревоги для ее матери. (Однажды я подслушала, как мать Мэри жалуется, что та никогда не найдет себе парня, если не поменяет прическу.). Но то, что она недобирает в красоте, она компенсирует щедростью и добротой. В прошлом году она позаботилась о том, чтобы Анна, малоимущая подруга Эльзы, смогла купить для школы новые платья и книги. Мэри не бросилась напоказ выписывать чек; она просто шепнула хозяину магазинчика, чтобы он записал расходы на ее счет, а потом улыбнулась Анне и украдкой попросила ее ни о чем не беспокоиться.
– Привет, девочки, – щебечет нам Мэри. На ней темно-синее платье, которое выглядит немного великоватым на ее тонкой фигуре. Я представляю себе ее мать, уже подшофе, в своем модельном платье с глубоким вырезом, осуждающую неказистый выбор своей дочери. – Развлекаетесь?
– Праздник просто божественный, – отвечает Эльза.
Мэри смотрит вправо и сама себе улыбается, затем снова поворачивается к нам.
– Я смотрю, вы познакомились с Льюисом и его друзьями.
Эльза улыбается.
– Нет, не познакомились, – говорит она. – Но я только что рассказывала Роуз, что у нее появился воздыхатель.
Я наконец оборачиваюсь и украдкой смотрю на мужчин на лужайке. Их пять или шесть. Они, должно быть, появились на вечеринке позже нас, потому что когда мы пришли, я их не видела. Все в военной форме. Все высокие и гладко выбритые. Один из них улыбается в нашу сторону, но его глаза сосредоточены исключительно на мне. Он как минимум на несколько лет старше и выглядит бойким и нахальным.
– Это Льюис, – шепчет Мэри. – Он просто красавчик, правда?
– Да уж, – говорю я честно и немного оторопело. – Откуда ты его знаешь?
– Наши отцы вместе работают в банке, – отвечает она. – Я росла вместе с ним.
– Ты в него… в смысле, он тебе?..
– Влюблена в него? – Она хихикает. – Роуз, он мне как брат.
Я улыбаюсь.
– Пойдем, я вас познакомлю, – внезапно говорит Мэри. – Его с друзьями отправляют в Европу. Он состоит во Второй танковой дивизии.
У меня глаза расширяются от интереса.
– В смысле, он собирается на войну?
Ребят из школы уже отправляли в Европу. С этим я еще как-то смирилась. Но сейчас? Я ощущаю внутренний трепет, как бывает, когда обнаруживаешь в своем саду прекрасную бабочку и понимаешь, что через три секунды она улетит прочь.