– Какая же вы дура! – в гневном бессилии воскликнул Евгений Петрович.
Присутствующие замерли.
Титова на мгновение оцепенела, потом, улыбаясь, громко сказала:
– Вы позволяете себе лишнее ввиду исключительного положения в нашем коллективе? Помните, фавориты долго не властвуют и не живут.
– Вы угрожаете мне? – расхохотался Лушников. – Вы что, совершите на меня покушение?! Это в вашем духе – мутить воду и подличать. Но вы чересчур далеко зашли в ваших политических играх.
В это момент кто-то громко хихикнул в соседней комнате.
– Девушка, а вы бы занялись своим образованием, – громко отозвалась Юна Ильинична на смешок, – ошибок много делаете в документах. А подслушивать – дурно. Вас этому должны были родители научить.
Титова не могла не знать, что у Аси родных не было. Об этом знала вся кафедра и многие в институте, хотя Ася редко об этом говорила и вообще болезненно воспринимала тему. Учитывая стремление Юны Ильиничны знать все про всех, этот факт не мог пройти мимо нее.
– Дура – она и есть дура! – подытожил спор Евгений Петрович.
Пока шел спор Лушникова с Титовой, Ася тихо сидела за столом и готовила документы. Всей душой она была на стороне Евгения Петровича – по трем причинам. Во-первых, он был обаятельным, внимательным и галантным, что не мешало ему покрикивать на студентов и требовать неукоснительного выполнения правил, которые он установил. Несмотря на строгость и принципиальность, студенты его любили. Молоденькая и впечатлительная Ася, которая наблюдала Лушникова на кафедре, считала его почти идеалом мужчины. Вторая причина заключалась в вероломстве Юны Ильиничны Титовой. Ася столкнулась с тем, что устные просьбы Титовой впоследствии вдруг оказывались «просто мыслями вслух». Ася погорела дважды. Например, просьба Юны Ильиничны отнести в деканат внутренние документы кафедры привела к конфликту между Архиповой и деканом. Когда Александра поинтересовалась, кто дал такое распоряжение, выяснилось, что Юна Ильинична. Архипова вызвала и Асю и Титову к себе. Последняя заявила, что это, мол, были просто размышления вслух и нечего секретарю проявлять ненужную инициативу. Архипова выразила общее неудовольствие, а потом переговорила с Асей – и больше поверила ее рассказу. Третьей же причиной было стремление Титовой выведать секреты кафедры. Вернее, ее сотрудников. Делала это Юна Ильинична очень примитивно. Ее замыслы всегда раскрывались собеседником, но сама Титова, стараясь выставить всех дураками, предпочитала этого не замечать. В последний раз она пришла так же рано, как и Ася, присела в кресло у ее стола и весело спросила:
– Асечка, вам не надоело быть купидоном, который разносит любовные письма?
– Вы о чем? – изумилась Ася. Она ждала от Титовой чего угодно, но не подобного вопроса.
– Бросьте. Все знают об отношениях Александры Львовны и Лушникова. А вы больше всех. Вы умная, деловая. У вас амбиции и большое будущее. Охота сидеть под боком стареющей королевы красоты?.. Чем дальше, тем она будет ревнивее… Еще, чего доброго, и вас к Лушникову приревнует. Все же видят, что он вам нравится! Да и он захаживает к вам часто, особенно пока нет Архиповой.
– Вы глупости говорите!
– Девочка, в моем возрасте глупости не говорят. – Титова высокомерно улыбнулась.
С того момента Ася на дух не переносила Титову. В тот день, когда Лушников назвал Юну Ильиничну дурой, Ася занималась своей работой, прислушиваясь к перепалке, и только раз тихо прыснула, оценив вольность, которую позволил себе Евгений Петрович. Юна Ильинична не могла оставить это незамеченным. Когда прозвенел звонок на пару и большинство педагогов разошлись, Титова подошла к Асе.
– К вашему сведению, об отношениях Александры Львовны и Лушникова знают в деканате. И это ваших рук дело. Когда я возмутилась такими грязными сплетнями, мне назвали ваше имя.
Титова подхватила папку и выплыла из кабинета. Ася остолбенела. Она даже представить не могла, что в двадцать первом веке можно так по́шло интриговать. Ася продолжила работать, но под вечер настроение окончательно испортилось. Она уже выключила компьютер, почти везде погасила свет, но на минуту, одетая, присела на стул. Ася поняла, что клеймо сплетницы теперь будет лежать на ней, и как бы она ни отпиралась, все равно Архипова засомневается. Асю не очень волновала реакция других, но Александру Львовну считала почти идеальной и подводить ее не посмела бы. К тому же Архипова всегда относилась к Асе уважительно: с добром и пониманием. Ничего плохого Асе не делала, а теперь получалось, что…
Ася вздохнула, включила компьютер и уже через несколько минут готовое заявление об увольнении лежало у нее в столе. «Вот. Не знаю, как поступить по-другому. Ждать, пока уволят? Смотреть в глаза и понимать, что в тебе сомневаются… Ничего. Найду себе работу!» – подумала она. Наконец вышла из комнаты и закрыла дверь на ключ.
Все произошло поздно вечером в субботу, когда лекций было совсем немного, но кафедра должна была присутствовать в полном составе.
В воскресенье выяснилось, что программа, которую разработали специально для кафедры и которой пользовались все без исключения, приказала долго жить. Сначала Ася не смогла удаленно войти в базу, потом и Лушников, которому срочно понадобились оценки одного студента за прошлый семестр. Евгений Петрович позвонил Асе, та позвонила Севе Шахрину – IT-специалисту, совмещавшему в куче мест. У Архиповой был системным администратором и поддерживал в рабочем состоянии компьютеры и базу.
– Надо приехать посмотреть, – сказала Ася Севе, – завтра же рабочий день. Мы не можем остаться без программы, с которой работает вся кафедра.
– Не поеду, у меня другая работа.
– Сева, – вздохнула Ася, знающая манеры админа, – ты же понимаешь, это очень важно.
– Понимаю, но я все планирую.
– Аварии на то и аварии! О них никто не предупреждает, и никто их не планирует.
Разговор с Шахриным длился долго. Ася не первый раз уговаривала Севу сделать то, что положено, и каждый раз удивлялась: Шахрин тратил больше времени на споры, чем на решение проблемы. Как-то раз она ему сказала:
– За время, пока мы препираемся, можно было приехать на кафедру и все сделать. И потом, раньше же ты мог удаленно подключиться и все настроить. Почему сейчас нельзя?
Шахрин отвечал важно и туманно. По правде говоря, Ася терпеть не могла Севу. Он был из той породы сотрудников, которые о своих успехах объявляют в общем чате, о своих проколах – пишут в личные сообщения, а о проколах других – опять в общем чате. Такие повадки Ася считала непристойными.
– Сева, я прошу тебя, реши проблему. В понедельник будет Архипова…
– Что мне Архипова?! – вдруг рассердился Шахрин. – Это у тебя она как идол. А по мне, просто тетка, возомнившая себя ученым-математиком.
Ася опешила.
– Зачем ты тогда здесь работаешь?..
– Я здесь подрабатываю! А работаю я в другом месте.
– Господи, Шахрин! Ты в курсе, что твоя фраза «программа живет своей жизнью» стала мемом на кафедре? Ее произносят тогда, когда хотят подчеркнуть, что чувак ничего не смыслит в вопросе. Иди ты к черту, я сама все сделаю.
Шахрин фыркнул, Ася отключила телефон.
Через два часа она была уже на кафедре и пыталась разобраться, что произошло. Специалистом она не была, но злоба на ленивого Шахрина и желание держать нормальную работу офиса под контролем уже давно подстегнули Асю научиться азам работы с институтским железом. Она походила на занятия, взяла пару консультаций у старшекурсников и теперь чаще всего решала проблемы без Шахрина. Сейчас неполадки были серьезней, чем обычно, но Ася не хотела больше связаться с нерадивым сисадмином. Но тем временем Сева осознал, что зарвался. Во-первых, не стоило так отзываться о начальстве. Во-вторых, стоило поинтересоваться, что же все-таки произошло. Он посмотрел на мобильник и задумался, перезвонить Асе или нет. В конце концов набрал ее номер. Ася сбросила звонок, а потом и вообще отключила телефон.
«Ну и ладно, дура!» – подумал он, но в душе засвербело. На программу и работу ему было плевать, но не хотелось, чтобы Архипова узнала о его заносчивых словах. Шахрин понимал: она пользуется уважением и влиянием. А работать Шахрину в университетских кругах все же хотелось. Это и звучало солидно, и открывало дорогу к преподавательской деятельности. А та, в свою очередь… Шахрин имел одну великую тайну. Он старательно скрывал ее, но при этом понимал, что скоро его секрет станет общеизвестен. Сева Шахрин хотел быть депутатом. Он был умен и понимал, что на пути к вершине много ступеней, и первая – районное депутатство. В его воображении давно выстроилась схема: сначала какая-нибудь работа (для денег), затем преподавание (для известности, веса и… бо́льших денег), а потом – депутатство (для всех благ мира). Так Сева Шахрин планировал свою жизнь. Но, к сожалению, пренебрегал даже стиркой и глажкой, отчего подобные планы становились призрачными – все же электорат любит глазами.
Теперь он боялся, что Ася передаст его слова Архиповой, а та отомстит. Вернее, просто перестанет его замечать, и тогда рассчитывать на помощь, поддержку и протекцию будет сложно. Шахрин еще пару раз попытался дозвониться до Аси, потом плюнул. «Она у нас интеллигентная, болтать не любит!» – решил он.
Ася же тем временем сварила себе двойной эспрессо и погрузилась в проблемы.
Понедельник начался с раздачи сувениров. Архипова никогда не забывала про коллег. Из всех командировок она привозила сладости, магнитики, брелоки, женщинам иногда шейные платки, мужчинам – сувенирные зажигалки. Она помнила о вкусовых пристрастиях, любимых животных и любимых книгах.
В этот раз она не успела толком выбрать подарки, но купила всем по большой плитке питерского шоколада и знаменитые кексы из ресторана «Север-Метрополь».
– Дорогие коллеги, город на Неве шлет вам привет! Город ветреный, промозглый и совершенно чудесный.
С этими словами она раздала всем сувениры.