– О! Кто такой смелый? Он еще жив? – рассмеялась Степанова.
– Жив.
– Ладно, потом расскажешь, пойду собираться. В восемь у тебя.
Архипова отложила телефон. «Нет, ну почему он не звонит? Чем таким занят? Чем? На работе нет минуты набрать меня? Узнать, как у меня дела?» – Архипова решила немного себя пожалеть, а потом вдруг вспомнила, как Колесников рассказывал, что не имеет права брать на работу мобильник, а звонки во внешний мир нежелательны. «Господи, а я-то, дура, расстраиваюсь!» – В душе появилась надежда. «Вечером, когда придет с работы, приведет себя в порядок, приготовит себе ужин…» – Александра вдруг представила, как Сергей Мефодьевич тщательно, ровными кубиками режет себе салат, жарит рыбу так, чтобы не забрызгать жиром плиту, а потом все равно ее моет, драит, пока она не заблестит, словно новая.
«Господи, почему он мне кажется собакой?! – вдруг подумала Архипова. – Одинокой, брошенной собакой. Их всегда жаль. А я… Я – кошка. Кошки, даже бесхозные, имеют вид гордый и независимый».
Архипова еле-еле дождалась окончания рабочего дня. Уже по дороге в метро она на всякий случай позвонила Леле Поляковой.
– Полякова, сегодня в восемь у меня.
– Знаю, Степанова сообщила. Буду, – строго ответила Леля.
Дома у Архиповой царил порядок. Когда она, нагруженная пакетами, вошла в дом, то сразу же пожалела, что пригласила гостей. Нет, подруг видеть очень хотелось – тем более так много нужно было рассказать, – но… «Но можно было пойти в кафе. И тогда посуда осталась бы чистой, в доме не пахло бы едой и все осталось бы на местах…» – подумала Александра. Что это было? Почему она так неохотно, скрепя сердце, пускала к себе людей? Почему она раздражалась при виде чашки, которую не вымыли сразу же? Почему портила настроение чужая обувь в прихожей? Казалось, всего делов: люди побудут пару часов и уйдут. Опять все окажется на привычных местах. Архипова знала, что психологи иногда даже советуют устраивать беспорядок, чтобы встряхнуть рутинную жизнь. Чтобы почувствовать. Что невозможно все держать под контролем. Архипова все понимала, но побороть себя не могла.
Купленные закуски она разложила на тарелки, потом прикинула, что можно приготовить самой. «Не буду пачкать плиту!» – решила она.
Когда на круглом столе уже лежала белая скатерть, стояли парадные тарелки и бокалы, в дверь позвонили. Архипова пошла открывать. На пороге стояла Леля. В руках у нее был сверток.
– Это что? – с тревогой спросила Александра.
– Во-первых, здравствуй! Во-вторых, это карп. Зеркальный.
– Зачем?!
– Есть. Как иногда говорят – кушать! Я приготовлю за десять минут изумительное блюдо. Заметь, диетическое.
– Леля! Чешуя, потроха, голова!
– Он потрошеный, даже плавников нет. Почти готов к употреблению.
– Запах!
– Открой балкон, включи кондиционеры и вытяжку. И вообще, может, ты впустишь меня в дом?
Тут только Архипова поняла, что она насмерть стоит на пороге, преградив путь Леле.
– Да, проходи! Карпа можешь оставить за порогом.
– Он стухнет. Тебя не устроит такой вариант, – невозмутимо заметила Леля.
– Господи, почему мы не пьем чай в кафе!
– Потому что ты наконец заимела совесть и пригласила к себе.
– Я не люблю, когда ко мне приходят.
– Ничего, потерпишь. – Леля по-хозяйски прошла в глубь квартиры и вела разговор с Архиповой уже из кухни, пока Александра пыталась навести порядок в прихожей. Леля после себя оставляла разгром. «Что характерно, дома у нее порядок! И даже вилки по ранжиру лежат», – подумала Александра.
– А как иначе. Дома у нас у всех чисто, а насвинячить у ближнего – это же такое удовольствие. Я бы сказала, своеобразный релакс.
– Иди уже на кухню и готовь свою акулу.
– Карпа. Зеркального!
Таня Степанова приехала с модными пластиковыми контейнерами, до отказа наполненными снедью. Все коробочки были на замочках, крышечки – цветные, а хитрые клапаны не давали задохнуться продуктам.
– Ого, до чего отрасль дошла. Можно в космос обеды отправлять! – воскликнула Архипова, увидев эту красоту. Степанова не ответила. Она замерла на пороге и шумно вдохнула и осведомилась:
– Рыбу готовишь?
– Полякова готовит. Карпа зеркального. Мне нравится это сочетание. Карп! Да не просто карп, а зеркальный. Представляешь: карп серый, невзрачный, но вместо чешуи у него кусочки зеркала. Как шар в танцевальных залах.
Они прошли на кухню. Там шипело и кипело – в огромной кастрюле Леля варила карпа.
– А почему варишь? Его хорошо бы пожарить… – Степанова заглянула в кастрюлю.
– А еще лучше – оставить в магазине, – вздохнула Архипова, – сейчас мою самую любимую кастрюлю изгваздаешь…
– Любимую? – подняла бровь Леля. – Так на ней же ценник висел и бирка. Ее же ни разу не использовали. В ней никогда ничего не готовили!
– Да? – как бы удивилась Архипова.
– И все же рыбу лучше жарить, – продолжила Степанова, выкладывая контейнеры на стол.
– Вот сама принеси карпа…
– Зеркального, – добавила Архипова.
– Да, зеркального, – разозлилась Леля, – вообще, идите отсюда. Я закончу и позову вас.
– Сашка, – согласилась Степанова, – пойдем покурим. Пусть тут готовят монашеские блюда. Не хватает только пюре из шпината!
– Забыла я про шпинат! – пожалела Полякова. – А так бы – да, получилось настоящее монастырское блюдо. Карп со шпинатом.
– Боже… – воздела руки к небу Степанова. Она любила все острое, пряное.
Архипова с Таней устроились на диване в комнате.
– Ну? – спросила Степанова.
– Ты о чем?
– Как твой знакомый? Как съездила?
– О! – воскликнула Архипова.
На минуту она почувствовала прилив радости, кураж. Так было в молодости, когда собирались с подружками, чтобы обсудить мальчиков. Только тогда это звучало примерно так: «А он на меня посмотрел и…» или «Он мне такое сказал…». При этих словах девичьи головы сближались, сталкивались лбами, а голоса понижались до шепота.
– Ну?! – требовательно сказала Степанова. – Ты влюбилась? Влюбилась в этого своего… как его… Мефодьевича?
Архипова пожала плечами.
– Я даже не знаю. Чудной он. Чудной. Но обычных мужских недостатков нет.
– А какие это у нас обычные мужские недостатки? – прищурилась Степанова.
– Пьянство, лень, неаккуратность.
– Совсем немного.
– Колесников не пьет, в доме у него идеальный порядок, кухня блестит, на работе готов ночевать.
– Погоди! Еще не вечер, ты не все про него знаешь, – усмехнулась Таня.
– Я так жду от него звонка, – вдруг произнесла Александра, – даже сама себе удивляюсь. Ты только Леле не говори, заклюет меня. Она же не признает таких сантиментов.
– Придуривается она больше, – хмыкнула Степанова.
В этот момент показалась Полякова с овальным блюдом в руках.
– Так. Карп готов. Красоты необыкновенной. Вкуса – тоже.
Архипова с Таней подскочили.
– Ты взяла мое любимое блюдо? Фабрики Корнилова! Я его вообще не трогаю! Это девятнадцатый век! Рисунок редкий!
– Ничего не будет с твоей старой тарелкой, – сказала Степанова, – ты посмотри, какое чудо она сотворила.
Карп выглядел изумительно – целый, сверкал глянцевыми боками, а голова была украшена веточкой петрушки.
– Но надо было порезать порционно, – не удержалась от замечания Таня.
– Он порезан порционно. Ты не видишь этого. Целое искусство разделать карпа. Меня китайцы научили.
В биографии Лели было много мужей, которые в разное время работали за границей. Из каждого эпизода своей жизни Леля выносила полезный навык.
– Да ты что?! Порезан?! – Александра разглядывала рыбу.
– Ты не понимаешь. Рыба порезана, но смазана сверху рыбным бульоном, в котором много желирующего вещества, – авторитетно произнесла Таня.
– Господи, какие тонкости! – закатила глаза Архипова. – Давайте уже за стол садиться! Танька, свои деликатесы ставь как есть, в своих баночках классных. А то ночь скоро!
Леля и Архипова сели за стол. Степанова чуть поколдовала над пакетами, выставила тарелки с блинами и салатом. Еще она сделала горячие сэндвичи.
– У меня все готово. Багет с сыром, колбасой, маслом и зеленью. Все просто, как у мамы!
– Тань, после твоих бутербродов есть ничего уже не захочется! – вздохнула Архипова, плотоядно поглядывая на ломти сыра в румяном хлебе.
Некоторое время было тихо – подруги пробовали еду и наполняли бокалы.
– А карп – язык проглотишь! Куда ты кости дела? – воскликнула Александра.
– Вынула специальным пинцетом. Кулинарным, – отвечала Леля.
– А хребет?
– Хребет вырезан. Тонким японским ножом.
– А где ты у меня взяла японский нож? – удивилась Архипова.
– Я все с собой принесла. У тебя сроду такого не отыщешь.
– Девушки, может, мы перейдем к делу? – спросила Степанова.
– К какому? – в один голос воскликнули подруги.
– К обсуждению Колесникова С. М. Докладчик у нас Архипова.
– Ох, что вам рассказать! Питер прекрасен, Колесников – странный, настроение ужасное. Понимаете, я требую во всем определенность. Не терплю зыбкости, неустойчивости. Как математик, люблю точность и равновесие.
– При чем тут Сергей Мефодьевич? – удивилась Леля.
– Непонятный он. И… что-то не звонит.
Полякова чуть вилку не выронила:
– Он не звонит, а потому настроение у тебя ужасное?!
– Да.
– Сдуреть, что с людьми невский климат делает! – Полякова толкнула Степанову. – Ты вообще помнишь, чтобы Сашка по такому поводу переживала?
– Не помню, – подтвердила Таня.
– Переживала. Давно-давно. Из-за мальчика. В школе, – вздохнула Александра.
– Слушай, – прервала ее сентиментальные воспоминания Леля, – а серьезно, какой он? Опиши этого Колесникова? Ну, хоть в двух словах.
Архипова задумалась. Она не знала, как охарактеризовать человека, с которым достаточно долго общалась по телефону и с которым провела выходные.
– Ну… – промямлила она, – …умный, эрудированный. В доме у него прекрасная библиотека. Знает музыку. Очень интересный внешне. Рост – под два метра. Седые волосы, голубые глаза. Знаете, в нем порода чувствуется…