Архипова в дорогу взяла Толстого. Лежа в купе, она листала книжку, останавливалась на диалогах, которые помнила еще с молодости. «Анну Каренину» она перечитывала сто раз и каждый раз удивлялась Анне. И каждый раз гадала, как к ней относился сам Толстой. Вся критика, прочитанная ранее, не казалась убедительной. Александре очень нравилось препарировать книжку, и ей казалось, что Толстой ненавидит Анну. Иначе с чего бы показывать ее, натуру сильную, в таком душевном «неглиже». «Семейная жизнь – во все времена предприятие рискованное, с какой бы любви она ни начиналась, – думала Александра, – и страшно зависеть от другого человека, погрузиться в него, поверить ему. И вообще вопрос: надо ли так жить? Полностью отдавая себя. Леля на это скажет свое однозначное “Нет!”. Степанова подведет базу, приведет аргументы и доводы. И окончательный вывод будет “Да”. А я? Я – не знаю. Мне хорошо жить в том статусе, который есть сегодня. Но что я думаю о старости? Глубокой старости и том самом стакане воды? Ничего не думаю. Вот Колесников подаст стакан воды? Или он будет сначала требовать выполнения всех правил, и при неподчинении я умру от жажды?!»
Архипова уже отбросила книжку и представляла себе жизнь с Колесниковым. Потом она внезапно схватила телефон и набрала номер.
– Сергей, извини, неожиданный вопрос.
– Да, конечно! – отозвался Сергей Мефодьевич.
– Слушай, а как ты относишься к Анне Карениной?
– К книге? Или героине? – Колесников совсем не удивился вопросу. И Архипова подумала: «Наш человек!»
– Героине. С книгой все ясно.
– Отвратительная особа, которая испортила жизнь святому человеку – своему мужу. Покалечила душу сыну и извела Вронского. Я уж не говорю о родственниках, которые оказались запятнанными. Мать Вронского и прочие. Развратная эгоистка.
– Но она же влюбилась? Она не знала любви, ее выдали за человека старше. Там был брак по расчету.
– И что с того? Но он же был, этот брак?!
– То есть ты ее никак не извиняешь? Не оправдываешь?
– Послушай, а что здесь можно оправдать?
Архипова задумалась.
– Страсть, например? Страстная любовь.
– Вот не надо про страсть! Не надо ее вообще! Только одни беды от этой страстной любви! Беды и разные последствия.
Архипова вспомнила про Софью.
– А ты же сам любил. Софью любил страстно.
– Я просто любил. И ты сама знаешь, как это закончилось.
– Никак, потому что ты струсил, – сказала Александра, – не получилось ничего не потому, что это страсть, а потому что ты сбежал от женщины.
Повисло молчание. Архипова спохватилась:
– Я не хотела тебя обидеть.
– Ты сама запуталась. Не важно, какой пример и как у меня все это закончилось. Важно, что я теперь думаю по этому поводу.
– Согласна.
– А я думаю, что человек должен жить спокойно. И любовь должна быть, но и обязательства, и долг, и честь. Знаешь, я избегаю людей, которые думают иначе. Они мои враги. И враги моей семьи. Они могут причинить ей вред.
«Охренеть!» – подумала про себя Архипова.
По сути, трудно было не согласиться, но пафос и враждебность к инакомыслию пугали.
– Слушай, а что это ты вдруг? – спросил Колесников. – От скуки? Надо было тебе купе с тремя попутчиками взять. Не до глупостей было бы.
– Ну какая же это глупость? Я читаю сейчас «Анну Каренину»… вот и решила узнать у тебя.
– Тебе самой она нравится, – произнес Сергей Мефодьевич ехидно, – она всем женщинам нравится. Ей сочувствуют, не понимая, что она во всем виновата сама. И не понимая, что она агрессор.
– Господи, даже агрессор?!
– А Китти? Китти? Что она сделала с Китти!
– Да, Китти не позавидуешь. Ей достался Левин. А мог достаться блестящий офицер, страстный, пылкий, красивый. И она была в него влюблена, – сама не зная почему, Архипова поддразнивала Колесникова.
– Левин был странным для своего времени. Но, заметь, даже Стива, этот бонвиван, пустой и никчемный, уважал и слушался Левина.
– О чем это говорит?
– О влиянии человека. О стержне человека.
– Мне Левин не нравился. И Китти вышла за него из-за страданий. Ей было очень плохо.
– Ну ясно: трудяга, сомневающийся, совестливый, ищущий себя человек хуже, чем праздный лоботряс и повеса.
– Между прочим, Вронский – военный. А это люди специфической судьбы. Они могут пить, кутить, волочиться за юбками, играть в карты, проигрывать состояния, но наступает день, и они идут умирать. У них профессия такая, понимаешь. Они живут другими измерениями, другими принципами.
– Это все литература. Нет других измерений…
– …и быть не может, – проговорила Архипова.
– Да! И вообще, бросай там чтение. Отдыхать едешь! – Колесников отключился.
Архипова поправила под головой плоскую «железнодорожную» подушку, укрылась одеялом и стала думать. Впрочем, очень скоро она заснула.
Эпизод первый. Встреча, или Спать валетом
Вокзал Анапы был заполнен людьми. Архипова не спешила выходить из вагона, дожидалась, когда все выйдут. Она несколько раз выглядывала в окно, но Колесникова не увидела. «Наверное, в тени где-нибудь стоит. Жарко же!» – подумала она. Она придирчиво оглядела себя и осталась довольна. Для встречи на вокзале она выбрала платье-сарафан синего цвета с редкими белыми ромашками. На ногах у нее были синие сандалии. Немного подумав, на голову она нацепила соломенную шляпу.
Из вагона она вышла последней. И сразу же получила комплимент. Какой-то мужчина, оглядев ее, воскликнул:
– Новенькая приехала! И такая хорошенькая!
Архипова рассмеялась – можно было подумать, что она приехала в пионерский лагерь.
– Что ты стоишь, я тебе машу рукой, а ты даже не замечаешь меня. – Колесников появился откуда-то сбоку, и Архипова могла дать голову на отсечение, что никто ей не махал. «Он смотрел, как я появлюсь. Если бы я появилась не так, как по его разумению положено, он бы уехал. И я бы осталась на вокзале!» – подумал про себя Архипова. И тут же себя одернула: «Человек ничего плохого не сделал. Просто имеет свое мнение и обладает своеобразным характером. Я тоже не подарок!»
– Что это так долго? – строго спросил Колесников.
– Почему долго? Я просто ждала, чтобы все вышли. Зачем толкаться, – растерялась Архипова. Она уже двинулась вперед, чтобы обнять Колесникова, но вопрос и тон ее остановили.
Сергей Мефодьевич шмыгнул носом.
– Ты в порядке? – заботливо спросила его Александра. – Ты не простужен?
– С чего это я должен быть простужен?
– Господи, я ничего плохого не имела в виду. Мне показалось, что у тебя насморк, я проявила внимание и заботу. Только и всего, – Архипова улыбнулась.
– Я сам о себе позабочусь!
– Как скажешь. – Александре захотелось вернуться в вагон и уехать в Москву.
– Нам на площадь, я там машину оставил.
– У тебя здесь машина?
– Да, рабочая такая лошадка, – как-то небрежно заметил Колесников.
Когда они пришли на стоянку, Архипова увидела старую синего цвета «Ниву». Бока машины были тронуты коррозией, кое-где светились дырки.
– Надежная, дерзкая, вместительная, – отрекомендовал машину Колесников, заметив скептический взгляд Архиповой.
– Ну да, дерзкая! – сказала она и попыталась открыть дверь.
– Нет, погоди, она только с моей стороны открывается. Специально так сделали. Тут машины угоняют только так.
Архипова поперхнулась смешком, но вовремя опомнилась.
– Конечно, эту «Ниву» заказывать не будут, но на запчасти… На запчасти хоть сейчас, – весомо доложил Сергей Мефодьевич.
– Поехали, – попросила Александра, – ужасно хочу в душ.
– Разве в поезде не было душа? Ты что, сутки не мылась? – строго спросил Сергей Мефодьевич.
Архиповой стало неловко. Душ был, и вода была, и мыло, и гель для душа. И она мылась два раза в день, а всего – четыре. Но отчего-то стало стыдно, и она незаметно к себе принюхалась. «Я ничем не пахну. Чистая, зубы чистила, дезодорант, туалетная вода, все в разумных пределах. Что это он так?!» – подумала она про себя.
– Слушай, ты серьезно не приняла душ в поезде? Теперь во всех поездах есть душ. Это теперь норма, – говорил Колесников, – и там чисто.
– Сережа, а с чего ты это вдруг затеял разговор про душ?
– Ты же сама сказала, что хочешь в душ!
– Но это не значит, что я не мылась в дороге! Ты не умеешь логически рассуждать? И не следишь за тем, что тебе рассказывают?
Колесников дернулся.
– Ну, я так понял…
– Да проехали уже! – взбесилась Архипова. – Проехали. Уже все всё поняли. Я чистая и душ принимала. Ты подумал не то что надо.
– Да как скажешь. – Сергей Мефодьевич дернул плечом.
Архипова вдруг поняла, что сидит рядом с Колесниковым, в одной руке у нее сумочка, а другой рукой изо всех сил цепляется за дверь. Она осторожно убрала руку, и тут их так тряхнуло, что Александра стукнулась головой о потолок машины.
– Ой! – вскрикнула она.
– Черт знает что такое! – высунулся в окно Колесников. – Ты как едешь! Что это у тебя за зеркало? Как оно повернуто?! Все же в «мертвой зоне» у тебя!
Ему кто-то что-то кричал, Колесников кричал в ответ. Архипова покорно молчала. Она ждала, пока Сергей Мефодьевич наиграется в автомобильного аса. Такое она уже проходила в Петербурге. Колесников любил делать резкий маневр, кто-то из рядом едущих машин резко тормозил, Колесников тормозил тоже и начинал свару.
– Ты представляешь, он просто не умеет ездить! А еще орет на меня.
– Но ты же его «подставил», – спокойно сказала Архипова, – ты спровоцировал ситуацию своим маневром.
Колесников замолчал.
– Знаешь… – начал он.
– Знаешь, – перебила его Архипова, – моя дочь брала уроки экстремального вождения. Я разговаривала с преподавательницей. Она многое мне разъяснила. И еще я проехала с дочерью половину Европы. Я очень наблюдательна. И раскусила тебя еще в Питере. Не нашла только ответа на вопрос, зачем ты это делаешь.
– Твои домыслы только вызывают улыбку, – сухо сказал Колесников.