– За вами зайдут за час до концерта и проводят в гримерные летнего театра. Переоденетесь и причешетесь там.
– А если дождь? – вдруг спросила Архипова.
– Идти недалеко, – Вениамин оглянулся и, посмотрев на Архипову, сказал: – Ладно, за вами заедут. Я попрошу помощника своего.
– Спасибо, – Архипова потерла влажные от волнения руки и повернулась к музыкантам: – Мальчики, только не ругайтесь, если буду фальшивить. Я не по своей воле сюда пришла… Ну, почти не по своей.
Гитарист Слава тронул струны, кашлянул, и репетиция началась.
– Природа не дура, знает, когда подгадить… – сказал про себя Вениамин, глядя перед собой. Переднее стекло его машины заливала вода, с мягким стуком на крышу машины падали каштаны младенческого возраста. Вениамин сначала хотел перепарковать машину, но потом передумал. «Господи, да какая теперь разница, тут каштаны, там акация – будет все в стручках…» – подумал он и посмотрел на часы. До концерта оставалось два часа. Из проблем его волновал проливной дождь, внезапно опоздавший помощник, неполадки с музыкальной аппаратурой, которую перевезли из отеля в летний театр. «Счастье, что у нашего театра есть крыша. Да, навесная, крайние ряды все равно мокнут, сидят под зонтами, но не так, как в Туапсе. Там просто жесть – в дождливую погоду вообще ничего нельзя проводить, ни одного мероприятия», – размышлял он. В разгар его раздумий за стеклом мелькнула тень, и кто-то постучал в стекло.
– Я уж думал, что вы не поедете! – фыркнул он.
Архипова широко раскрыла глаза:
– А почему это вы так думали?
– Ну, время.
– Я пришла на пять минут позже условленного срока, – сказала Архипова.
– Ой, ну ладно, давайте не будем мелочиться, – поморщился Вениамин, – и так…
– Проблемы? Боитесь, что зрителей не будет?
– Зрители будут, а куда им еще деться в такую погоду. А тут хоть весело. Волнуюсь за помощника – он у меня еще и конферансье, и рабочий сцены. Я, конечно, справлюсь, но это все равно нервы. Мало ли, что там по ходу мероприятия случится. Ну и вообще…
– У вас синдром поездки. Знаете, это когда чемоданы собраны, ты на выходе, а в голове вдруг мысль: а не остаться ли дома? Тревога, что ли, какая… Ничего, пройдет. А потом, помните, что на курорте люди любому развлечению рады будут. Даже если у вас свет погаснет и музыка вырубится – все только удивятся… И еще завтра будут рассказывать друг другу о происшествии.
– А начальство? Оно не будет так благосклонно.
– Я вас умоляю, – рассмеялась Архипова, – ну что вам сделает начальство?! Вы что – молодой, энергичный человек – работу себе не найдете?! Найдете, и еще лучше! Так что прекратите волноваться, прекратите себя настраивать на минорный лад. Смотрите на меня! Я никогда не выступала. Только на заседаниях кафедры и на научных конференциях. И ничего, весела и спокойна.
– Вам легко говорить…
– Опять, – рассмеялась Архипова, но тут же спохватилась: – Я хочу с вами договориться. Я останусь в этой самой гримерной до самого своего выхода. Я не хочу смотреть в зал, не хочу слушать других участников. Понимаете, я боюсь смалодушничать. Я хочу выйти и спеть, словно это только мой концерт, словно это только я выступаю.
– Хорошо, – пожал плечами Вениамин, – делайте как хотите, только не опоздайте на сцену.
– Но меня же позовут?
– Да, помощник. Или я.
– А какая по очереди я?
– У нас одно отделение. Я вас поставил в самый конец.
– Почему это? – обиделась Архипова.
Вениамин с удивлением глянул на нее:
– Вы в курсе, что самые почетные участники выступают в конце?
– Ах, я забыла, действительно. Вы мне просто такой аванс даете, а вдруг…
– Слушайте, только что вы мне говорили, что «вдруг» – это полная ерунда и думать об этом не надо. Говорили?
– Говорила, – кивнула Архипова.
– Вот, так и настраивайтесь.
Летний театр уже был заполнен. Самые сообразительные заняли места заранее, поскольку дождливый день шансов не оставлял. Люди сидели, переговаривались, прислушивались к шуму, с которым дождь колотил по огромному навесу.
– Да уж, здесь будет весь город, – проговорила Архипова.
– Не вздумайте сбежать, – пригрозил Вениамин.
Александра расхохоталась.
– Да, и еще. Там, за кулисами, не очень много гримерок, но так вышло, что вы будете она.
– Это вы позаботились.
Вениамин загадочно улыбнулся, как бы не отрицая, но и не подтверждая. На самом деле одна из участниц попросилась быть в гримерке со своей подругой, а еще две отказались от них. Они сказали, что придут прямо к выступлению уже в образе. Поэтому Архипова вполне могла остаться одна. Но Вениамину хотелось, чтобы Александра думала, что он влиятелен и заботится о ней особенным образом.
Гримерная представляла собой комнатенку, продуваемую всеми ветрами – щели были везде. Но было чисто, белые стены пахли штукатуркой. Архипова вдруг опять вспомнила свой отдых с дочерью. Тогда этот запах тоже сопровождал ее. «Да, конечно, в домике татик, бабушки, пахло так!» – мелькнуло у нее в голове. Как назло, тут же в памяти всплыл Колесников и эта его выходка с опозданием в гости.
«Человек вызывает только неловкость. И я не пойму: то ли за саму себя стыдно, то ли за него, то ли за обоих нас стыдно! Вот же наказание, а не человек!» – поморщилась она. Чтобы как-то отвлечься, она вытащила из сумки салфетки и протерла стул, стол и вешалку. На нее она повесила платье в целлофановом чехле и мешочек с обувью. Новые туфли она не стала покупать, уже было некогда и неохота, а решила надеть босоножки, купленные в день бегства от Колесникова. Босоножки были дешевыми, но имели маленький каблучок и выглядели изящно.
Потом Архипова достала зеркало, накрасила глаза, подрумянила щеки и напудрила нос. Она еще вчера в Интернете прочитала, что самое главное в театральном гриме – это скрыть лоснящиеся нос и подбородок. Они предательски сверкают в лучах софитов. Пока она это делала, раздались звуки музыки. Архипова прислушалась – со сцены звучали частушки. «О, самая пора одеться, а потом буду сидеть и ждать своей очереди. А очередь в самом конце. Пропасть свободного времени, буду отдыхать».
Когда Архипова уже сидела полностью одетая и слушала исполняемую кем-то песню Аллегровой про угонщицу, в дверь постучали.
– Кто там? – спросила она.
– Свои, – раздался голос Вениамина.
– Ну, если свои… – ответила Архипова, открывая дверь.
Вениамин вошел и остолбенел:
– Это вы?!
– Нет, композитор Мусоргский на известном портрете…
– Господи, да вы звезда…
– О, как говорил Жванецкий, «вы еще не слышали нашего звучания»…
– А вы можете только рот раскрывать, а они вас будут изучать… В этом платье вы просто бомба.
– Спасибо, но я бы предпочла, чтобы вы сказали, что я элегантна.
Вениамин махнул рукой, мол, что вы понимаете.
– Так, за вами зайдут за пять минут до вашего выхода. До сцены идти две минуты. Потом вас объявляют, потом проигрыш группы, и вы – на сцене.
– Я поняла, а когда это будет?
Вениамин посмотрел на часы:
– Так, песня про зайцев. Кстати, абсолютный хит, подпевает весь зал, будете иметь радость услышать. Потом у нас хороводы северных народов, потом Серов «Мадонна», только, понятно, не сам Серов. Что-то там «Я тебя поцеловала…».
– Пугачева, знаю.
– Вот. Вы сразу после.
– Нормально, кто же меня слушать будет после Пугачевой?! – воскликнула Архипова.
– Не будет там никакой Пугачевой, понимаете, будет… – Вениамин заглянул в телефон, – будет Карпова Надежда Ильинична из Саратова.
– Ну да, я забыла, – пробормотала Архипова, а потом неожиданно капризно сказала: – Все, мне надо отдохнуть, настроиться!
Вениамин пожелал успеха и скрылся. Архипова села на стул. Теперь он ей казался жестким и неудобным.
Все, что пели, и все плясовые мотивы она прослушала с огромным вниманием, боясь пропустить хит Пугачевой. Как только Надежда Ильинична перешла ко второму куплету, Архипова встала, поправила платье и подошла к двери. И в тот момент постучались. Александра открыла дверь, перед ней стояла милая девушка.
– Александра, я за вами, пойдемте, ваш выход, – улыбнулась девушка.
– Ага… – только и смогла промолвить Архипова.
– Да ладно вам волноваться. У нас сейчас нанайские мальчики со сцены скатились, а женщина из Саратова слова забыла.
– Со мной случится все сразу, – угрюмо пошутила Архипова.
– Ерунду не говорите, нельзя… Мы на сцену идем…
И они пошли…
Каждый, кто выступал на сцене перед большим числом зрителей, рассказывает одно и то же: туман, лиц не разглядеть, одна сплошная масса, ты словно голый и прочее. Все это вспомнила Архипова, когда ее кто-то вытолкнул из кулис. Вернее, она прекрасно помнила, как ведущий долго ее представлял, зачем-то вспоминая рокеров девяностых. «Господи, да я здесь при чем?» – возмутилась она, потом заиграла музыка, Архипова решила досчитать до пяти, а потом, на нужном аккорде, она его еще на репетиции запомнила, выйти на сцену. Но кто-то сзади ее легонько подтолкнул, она запнулась ногами, и… почти вылетела на сцену.
– Я не хотела появляться так поспешно, меня просто сюда вытолкнули, – сказала она в микрофон, который неведомым образом очутился у нее в руке. Во всяком случае, ей так показалось.
Зал рассмеялся в ответ на ее реплику. А еще зал перешептывался, разглядывая ее. Кое-кто громко говорил: «Я ее видела, на набережной…» Кто-то вслух обсуждал платье: «Шикарное, но обтягивает…» Архипова вдруг увидела отчетливо глаза людей, сидящих в первых рядах. Такие глаза бывают у детей в зоопарке. «Это и есть зоопарк! Люди сюда пришли за впечатлениями и пищей для разговоров», – смогла подумать Александра. И тут же поняла, что эти все голоса, шепот зала сливаются в один гудящий шум. И этот шум на мгновение оглушил ее. «Я так петь не смогу!» – пронеслось у нее в голове.
– Дорогие друзья, прошу вас, тише! Дайте возможность нашим музыкантам сыграть вступление одной замечательной песни. И если вы сочтете нужным, пойте вместе с нами.