Джэгэль-Эхэ улыбнулась, с удовольствием подставляя под ласки любимого свое бронзовое упругое тело. Осторожно положив девушку на брошенный на траву дээли, Баурджин ласкал губами ее шелковистую кожу, чувствуя, как тонкие девичьи руки нежно оплетают шею, а губы шепчут томные слова любви… Вот тела сплелись… Вздрогнули… Девушка застонала…
– Громче, Джэгэль… Громче…
– И ты…
Посланные Боорчу слуги, сидя неподалеку, завистливо истекали слюной. Ну, еще бы… Вот снова послышался женский стон – громкий, на выдохе… казалось, даже дыханье любовников – и то было слышно.
– Везет же людям! – негромко сказал один другому. – Интересно, долго еще нам придется это слушать?
– А мне нравится, – ухмыльнувшись, отозвался второй. – По крайней мере – уж ясно, что любовники никуда не ушли – ни к яме с пленниками, ни куда-нибудь еще. Слава Тэнгри, очень хорошо слышно – чем они там занимаются.
Оба цинично расхохотались и принялись шепотом комментировать каждый более-менее значительный стон или крик.
Тем временем Баурджин уже подползал к земляной яме, обдирая руки о пересохшую, твердую, как камень, землю. И как они умудрились выкопать здесь яму, позвольте спросить? Наверное, весной копали и, может быть, даже не в этот год. Странно, что пленников никто не охраняет. Боорчу сказал – яма глубока, а крыльев у них нет. К тому же в кочевье полно воинов, просто так не выберешься, заметят. А ночью, по словам того же Боорчу, часовых все же выставляют.
Оп! Впереди, у самой ямы, шевельнулось что-то серое. Крыса? Нет, для крысы, пожалуй, слишком большое… Человек! Точно – человек. Осторожно пробирается туда же, куда и Баурджин – к яме. Позади, за кустами, громко и сладострастно возопила Джэгэль-Эхэ. Молодец, девочка, старается, ничего не скажешь! Только вот не перестаралась бы – не слишком ли громкий крик? Вот и тот, что полз впереди, услыхал, дернулся, застыл, обернулся… Женщина! Ну, точно – женщина. Молодая темноглазая девчонка… или смазливый мальчишка, подробно было пока не разобрать – серое все, да и лицо показалось лишь на короткий миг. Приятное такое лицо, довольно милое для монголки, а глаза темные, и не сказать чтоб слишком уж узкие, только уголки сильно подняты к вискам. Может, еще раз обернется? Нет, ползет целеустремленно, быстро. И ловко как, сноровисто! Будто все лето тридцать девятого проползал на брюхе под японскими пулями по всему Баин-Цаганскому плоскогорью. Ах, как кричит Джэгэль! Кричи, девочка, кричи. Кричи громче!
Баурджин вовсе не опасался того, что ползущий – или ползущая – впереди вдруг его заметит: уже смеркалось, и садящееся солнце, оставляя на реке дрожащую золотую дорожку, светило юноше в спину. Да не просто светило – припекало, Баурджин даже вспотел.
А тот, впереди, уже замер у самого края ямы и этак негромко свистнул. Оглянулся… Юноша вжался в землю. Завозился, перебирая руками… Ага! Наверняка, опускает в яму веревку или пояс – тоже замыслил помочь пленным бежать? Интересно, кто этот нежданный союзник? Может, стоит открыться ему – или ей – и дальше действовать вместе? Если бы Баурджин был обычным кочевым пареньком, он так бы и поступил, но разведывательный опыт Дубова холодно советовал подождать. Вот полезут из ямы люди, вот побегут или, там, поползут, вот тогда и можно будет показаться, вовсе не поздно будет, а пока… Кто знает, что у этого серого на уме?
А похоже, неизвестный и не собирался никого освобождать! Вон как ходко рванул от ямы. Да не к реке – к кочевью. Зачем же было сюда приползать? Баурджин переместился вперед, за небольшие кусточки, пристально, до боли в глазах, всматриваясь в желто-серую, поросшую невысокой выгоревшей на солнце травою, землю. Мешок! Ну да, ползущий тащил за собою мешок. Не большой такой, но и не маленький… Что за черт? Кажется, мешок шевелился! Именно, что кажется… это просто воздух над землею дрожит – нагрелся. Ох, как шустро ползет – эвон, уже и не видно! И направляется явно к юртам… Вот вскочил на ноги, метнулся за коновязь… Ладно, пора и нам!
Солнце уже почти село, лишь самый краешек его светился над сопками, озаряя быстро синевшее небо. Еще немного, и на берег опустятся сумерки и – очень быстро – упадет темнота. А тогда появятся и часовые, если Боорчу не соврал, хотя, спрашивается, а чего ему врать-то? Как говорится, что у пьяного на языке…
Ага! Протянутая рука Баурджина нащупала что-то железное. Юноша осторожно поднял голову… Решетка! Вот так сюрприз, ничего не скажешь! Явно из категории неприятных… Интересно, как она открывается? Какой-нибудь хитрый замок?
Юноша ополз решетку кругом – вот он… Всего лишь щеколда! Однако как теперь откинуть саму решетку – ведь это будет хорошо заметно издалека. Вдруг да кто невзначай взглянет? Что тогда? А тогда бежать со всех ног к реке – иного пути нет. Прыгать с разбега в воду, плыть на тот берег или вниз по течению, насколько хватит сил. Главное, чтоб успели выбраться. Да, для начала хорошо бы всех предупредить…
Баурджин посмотрел в яму. Пахнуло смрадом.
– Эй, парни… – тихонько позвал юноша. – Кэзгерул, Гамильдэ, Юмал…
– Кто здесь? – донеслось из ямы, словно бы из туннеля. Глубоко, однако… Хватит ли пояса? Должно хватить, Баурджин нарочно намотал на себя два – свой и Джэгэль-Эхэ.
– Это я, Баурджин…
– Баурджин?! Не смейся над нами, незнакомец!
– Слушайте внимательно. Как начнет темнеть, я откину решетку и спущу в яму пояс. Быстро выбирайтесь и бегите к реке… я покажу куда. Кто добежит, пусть не ждет остальных, а переправляется на тот берег, и не здесь, а подальше, вниз по течению, там, на том берегу, я видел лесочек – в нем и встретимся. Помнится, все умели плавать?
– Здесь еще пара ребят. Язычники. С ними-то как быть?
А голос очень похож на голос Кэзгерула! Глуховат только, ну, так ведь – яма. Язычники… Эти точно плавать не умеют, для язычника осквернить воду – страшный грех. Что ж, путь идут бродом… он выше по течению… а дальше уж кому как повезет.
Подняв голову, Баурджин посмотрел в небо, полное желтых звезд. Пора…
Вскочив на ноги, он приподнял решетку… Эх, и тяжеленная же! Откинуть ее просто не хватало сил! Камень! Быстро подложить какой-нибудь камень… Вот, кажется, подходящий… И – этот… Та-ак…И-и-и… раз! Дернуть решетку, подвинуть камень ногой – ага – есть! Узковато, правда, ну да ничего, при известной сноровке протиснуться можно.
Баурджин поспешно размотал пояса, связал тугим узлом – так связывают на ярме дышла кибитки. Опустил получившуюся веревку вниз и негромко сказал в темноту:
– Давайте!
Пояс дернулся, натянулся… Кто-то лез… Интересно, кто первый?
Помогая, юноша протянул руку:
– Гамильдэ-Ичен!
– Я самый легкий… – улыбнулся парнишка.
– Не болтай – живо беги к реке, вон туда. – Баурджин показал рукой.
Следующим показался Гаарча, за ним – Хуридэн, потом самые тяжелые – Кооршак с Юмалом. Пояса выдержали, даже не затрещали! Вот что значит цзиньская работа!
– Бегите, парни. Только не топочите на все кочевье!
Кэзгерул Красный Пояс выбрался последним. Побратимы быстро обнялись.
– Они пленили нас гнусным обманом…
– Потом расскажешь, анда. Язычники что, не хотят бежать?
– Нет, не хотят. – Кэзгерул покачал головой. – Надеются поступить в войско Темучина.
– Так, может, и вам…
– Нет. Нас убьют. Так захотел предатель – Жорпыгыл Крыса!
– Жорпыгыл – предатель?
– А ты думаешь, почему нас держат в яме? Ладно, потом расскажу.
Побратимы быстро побежали к реке. Прохладная ночная темень окутывала берег плотным непроницаемым покрывалом. В кочевье запылали костры.
– Плыви, я скоро!
Свернув, Баурджин замедлил бег и осторожно пробрался к устам, за которыми устало стонала Джэгэль-Эхэ.
– Ну, наконец-то! – увидев вернувшегося жениха, воскликнула девушка.
– Тсс! – Юноша накрыл ее губы рукой. – Идем. Можешь не одеваться – удобнее будет плыть.
– Ага… Только потом – замерзнешь.
Джэгэль-Эхэ прихватила халат, пристроив его на шее этаким хомутом.
– Думаю, какое-то время у нас есть, – на ходу рассуждал Баурджин. – Пока соглядатаи выждут, пока осмотрят кусты, пока сообразят, что к чему… Осторожней, здесь круча!
Спустившись с обрыва, молодые люди бесшумно вошли в реку и быстро поплыли вниз по течению. Это хорошо, что язычники не пловцы, это очень хорошо! Они и рассуждали-то исходя из собственных представлений о мире, считая любую реку преградой. А ведь можно было посмотреть иначе, не преграда – путь! Этим-то путем и пользовались сейчас беглецы. Вода была теплой, словно парное молоко.
– Надо не просмотреть лес на том берегу! – отплевываясь, произнес Баурджин. – Слава Христородице, хоть ночь выдалась звездная.
Звезд в ночном небе и впрямь было много, а вот вместо полной сверкающей луны поблескивал лишь узенький серп месяца, даже не серп, а так – серпенок.
– Вон он, твой лес, – перебивая шум течения, выкрикнула Джэгэль-Эхэ, кивнув направо.
– Да, это он. – Баурджин улыбнулся. – Выбираемся.
Быстро выбравшись на берег, они побежали к лесу.
– Ты, Баурджин?! – негромко спросили из-за деревьев.
– Анда?
– Я! А кто это с тобой?
– Невеста. Где наши?
– В лесочке, как и договаривались.
Баурджин оглянулся назад и прислушался: никакого шума. Похоже, никто за беглецам не гнался, по крайней мере – пока.
– Анда, дай обниму тебя!
Побратимы заключили друг друга в объятия и некоторое время так стояли.
– А не пора ли нам идти? – несколько ревниво произнесла Джэгэль-Эхэ.
Друзья посмотрели на нее и дружно рассмеялись.
В лесочке – впрочем, лесочком это казалось лишь издалека, просто росли на вершине холма кусты да пара корявых сосен – собрались почти все, мокрые, исхудавшие, но довольные. Не было Гаарчи и Хуридэна… наверное, промахнулись, выбрались из воды не в том месте.
– Ничего, – махнул рукой Баурджин. – Утром их отыщем, пошлем кого-нибудь. Сейчас что будем делать?
– Я бы ушел как можно дальше от реки, – негромко промолвил Гамильдэ-Ичен. – Хотя бы во-он к тем сопкам. – Он показал рукою на север. – Там, кажется, настоящий густой лес – есть где укрыться на первое время.