— Мать твою! Живёшь лучше меня, деревенского старосты. На простом кредитном кооперативе столько нажил! Но имей в виду, сельчане подписали коллективное письмо, где обвиняют тебя в махинациях с кредитами!
Свёкор побледнел и засуетился, укладывая старосту на кан, поднося ему чай и уксус, чтобы гость протрезвел. В итоге гостя вырвало прямо на кан. Вскоре по посёлку пошёл слух, будто свёкор предложил помочь поселковой начальной школе и готов выложить тридцать тысяч юаней на её расширение. Хэй пришла в ужас: оказывается, у свёкра водятся такие деньжищи! Где же они хранятся, и сколько всего денег у их семьи? Через какое-то время в уезд приехал уполномоченный и созвал общее собрание крестьян и поселковых. Свёкор стоял на трибуне, его украсили красными лентами, лицо так и лоснилось. С тех пор в гостиной у них появилось большое знамя почёта с золотыми иероглифами. Когда открывали дверь, то прохожим издалека было видно алое полотнище. Прошло ещё немного времени, и начальная школа совершенно преобразилась. Свёкор стал её почётным директором, а муженька Хэй в нарушение правил взяли учителем физкультуры; теперь он каждый день играл со школьниками в баскетбол и был весел, как будто стал небожителем.
Хэй долго не понимала, почему скупой свёкор вдруг проявил щедрость, но сейчас ей всё стало ясно. Терзая её ночью, муженёк сказал, что отныне она не жена крестьянина, а супруга госслужащего. Хэй не ведала, в чём плюсы нового положения, но вот минусы были налицо — домогаясь её, муж не разрешал гасить лампу, называл её именем самой смазливой поселковой девицы и требовал, чтобы она при этом откликалась на его зов. Хэй вскипела гневом:
— Она — это она, а я — это я. Если ты такой лихой, то иди к ней!
Следующей ночью муж и впрямь не вернулся домой. День его не было, второй, и Хэй отправилась на розыски в школу. Нашла муженька в комнате той самой смазливой девушки. Муж сказал, что они обсуждают учёбу. Хэй подумала: «Может, и впрямь учёбой заняты, тогда мне тут никакого интереса нету». Уходя, она бросила:
— Ты уже несколько дней не ночевал дома. Тут у тебя сыро, купи угля, чтобы просушить комнату.
Муж уже два месяца не домогался Хэй. Жить ей стало легче, теперь она могла спокойно спать по ночам, но всё же ощущала какую-то утрату. Муженёк отличался завидным постельным аппетитом, а тут ещё стал худеть, и в сердце её вновь закрались подозрения. В школе она вновь увидела, что парочка занимается учёбой, доказательств иного у Хэй не было, и с тяжёлым сердцем ей пришлось убраться восвояси.
В школе был разнорабочий, уроженец далёкой Сычуани. Днём он готовил обед для учителей, а по ночам, когда те расходились по домам (а все они считались народными учителями), он сторожил вход. Притащив себе скамеечку, он попыхивал папироской и слушал включённый на полную мощность радиоприёмник. Во время визитов в школу Хэй познакомилась с ним и узнала, что его зовут Лайшунь. На переносице у Лайшуня росла родинка, вид он имел простоватый, но был сообразительным. Лайшунь жил в ужасной нужде, вечно носил одни и те же жёлтые резиновые сапоги, которые при ходьбе хлюпали, будто набрали воду.
Увидев Хэй, Лайшунь подозвал её к себе и уступил свою маленькую скамеечку, приглашая послушать музыку по радиоприёмнику.
Хэй спросила:
— Лайшунь, ты ведь не недотёпа какой-то, да и деньги тебе государство платит. Чего ты вечно носишь эти жёлтые сапоги, неужели не жарко?
Лайшунь тотчас подобрал ноги под себя, присмирел, как домашний кот, и ответил:
— Да разве я не хочу одеваться прилично? В месяц я зарабатываю двадцать восемь юаней, но моему деду за восемьдесят и он уже выжил из ума, мать болеет, а три сестрёнки ещё учатся… Где же мне быть таким счастливым, как твой муж?
— Так на тебе ещё и дед… — Хэй не стала продолжать, но ход её мысли был ясен: когда на тебе двое старших, то только за гробы придётся рассчитываться полжизни! Она поинтересовалась: — Лайшунь, а жена твоя чувствует себя хорошо?
— Откуда у меня взяться женщине? В позапрошлом году заключили было помолвку, но потом расторгли. Она вышла за хромого сына богатого крестьянина. Тогда-то я психанул, переехал и пошёл в школу рабочим.
Хэй сочувственно вздохнула.
Тремя днями позже Хэй достала из сундука пару тканевых туфель и отнесла Лайшуню. Тот подумал, что это розыгрыш, стал нахваливать стёжку, но взять не соглашался.
— Лайшунь, тебе не угодишь. Тебе что, вельветовые подавай? Это новые туфли, я их для моего сшила, но он денёк поносил и вновь натянул свои кожаные ботинки. Да ты померь, подойдут, нет?
Лайшунь принёс таз воды и помыл ноги. Ступни у него были большие и толстые, в туфли влезли с трудом. Хэй пошутила, что надо ножницами надрезать носок, а там сколько проносит, то и ладно. Лайшунь согласился, но вспарывать не стал. Надев новые туфли, он пошёл такой походкой, будто вытанцовывал крестьянский танец янгэ.
Узнав, что Хэй отдала Лайшуню туфли, её муженёк совсем не огорчился:
— Лайшунь — несчастный человек. Ему уже за тридцать, а он всё холостяк.
— Холостяки хотят жениться, а женатые домой по два месяца не являются!
— Ты ему уже подарила туфли, дай и другого, чего ему не хватает!
— Да чтоб у тебя язык отсох, — выругалась Хэй и ткнула в мужа холодной подушкой.
А тот продолжал:
— Я серьёзно говорю, давай будем каждый сам по себе.
— Это в каком смысле? Чтобы я тебя с поводка спустила? Отвечай, чем ты в школе занимаешься с этой девицей?
Они разругались, и муженёк пустил в ход кулаки, силёнок у него было мало, но ловкости не занимать. Хватив жену разок по животу, он вскочил и отправился ночевать в школу. Родители мужа вновь страшно ругались, Хэй от гнева всю ночь не спала и с рассветом под глазами у неё было черным-черно. Она хотела было устроить в школе скандал, но, дойдя до ворот, смягчилась: как бы плох ни был муженёк, но всё же он теперь учитель, нельзя его срамить на людях. Лайшунь, заметив её, радостно поприветствовал и поинтересовался, отчего у неё круги под глазами. Хэй заплакала, отвела Лайшуня в уединённое место и пожаловалась:
— Лайшунь, ты ведь честный человек. Не обманывай меня, не занимается ли мой тут чем-нибудь неприличным?
У Лайшуня душа ушла в пятки, и он замялся. Но Хэй продолжала настаивать, и ему пришлось сказать:
— Откуда мне знать? В таком деле должно быть двое задействовано, чего я буду зря говорить? Да и потом, при тебе, живой и здоровой, как он будет выделывать фортеля?
Хэй задумалась, потом попросила собеседника:
— Ты день и ночь в школе, присмотри за ним вместо меня. Об этом деле должны знать только небо да земля, ты да я. Не говори больше никому, я не вынесу позора.
Лайшунь кивнул и, глядя ей вслед, погрузился в тяжёлые раздумья.
Однажды после ужина Хэй пошла на реку набрать воды, а на берегу как раз Лайшунь стирал бельё. Он как будто хотел ей что-то сказать, но передумал. Заподозрив неладное, Хэй поинтересовалась:
— Ты от меня что-то скрываешь?
Лайшунь мялся и никак не мог вымолвить ни слова. Хэй тогда сказала:
— Как гласит пословица, люди видят кожу, но не видят костей. Ты тоже с ним заодно!
Лайшунь опустил голову и рассказал о том, что у её муженька уже давно был роман с одной женщиной из посёлка, но она с ним порвала, и теперь он связался с младшей дочерью деревенского старосты. Сегодня она снова, не таясь от сторожа, пришла в школу. В комнате поначалу горел свет, затем его погасили… Дослушав рассказ, Хэй пошатнулась. Лайшунь добавил:
— Я не должен был тебе этого говорить, но если бы я промолчал, то совесть бы меня замучила… Ты не сердись, всё равно он принадлежит тебе, а у той девушки отец староста и она не будет делать это открыто…
Хэй ничего не ответила, подняла воду и ушла.
Дойдя до окраины, она вдруг уронила коромысло и разлила воду. Присев, Хэй зарыдала. Она догадывалась, что муженёк может так поступить, но тем не менее оказалась не готова к такому удару. Хэй бросилась в школу. Лайшунь ещё не вернулся, в школе было совершенно темно, и её даже пробрал страх. Если ворвусь к ним, то будет большой скандал. А тварь эта ведь не замужем, похотливая дрянь, а ещё из приличной семьи называется! Вдруг она от позора повесится или утопится, проблем не оберёшься! Рассуждая так, Хэй решила: «Нет, нет, надо её спугнуть, а с мужем помириться». Она остановилась во дворе и позвала мужа по имени, тот откликнулся, но сказал, что спит, и предложил поговорить завтра.
— Отец послал меня к тебе с важным делом, быстрей поднимайся, а я пока в нужник схожу. — Хэй хотела дать любовнице сбежать и, нарочито топая ногами, пошла в туалет на заднем дворе.
Когда она вернулась, в комнате муженька уже загорелся свет. Она вошла, постель была не заправлена, муж сидел на кровати и курил. В комнате, испуская сильный аромат, горела благовонная свечка.
— Что случилось? До рассвета подождать нельзя было? — спросил муж холодно.
— А мне и прийти сюда нельзя? Ты подолгу не бываешь дома, не супруги мы, а не понять что…
— Если ты пришла только с этим, то можешь возвращаться.
Хэй поднялась, собираясь уйти, но тут услышала шорох за шкафом. Бросив взгляд вниз, она заметила, что из-под шкафа выглядывают чьи-то изящные ножки. Она беззвучно хмыкнула, вновь уселась и, глядя на супруга в упор, сказала:
— Сегодня я не уйду, хочу, чтобы ты мне налил стакан воды.
Муженёк уже понял, к чему она клонит, лицо его напряглось, он налил воды и поставил стакан перед женой. Хэй вновь попросила:
— Налей ещё стакан.
Он снова налил. Она спокойно сказала:
— Давай, выпей тоже глоток, немного горячей воды здоровью не повредит.
Тут из-за шкафа вышла женщина — розовое бельё, распущенные волосы, настоящая соблазнительница. Увидев её, Хэй про себя охнула: «Да эта тварь действительно красотка». Без тени смущения женщина села на кровать и уставилась в потолок. Хэй поразилась — бывает же такое бесстыдство! От гнева кровь ударила ей в лицо. С трудом успокоившись, она обратилась к разлучнице: