– Я буду вынужден тебя остановить, – предупредил Инсек. Его глаза, так похожие на человеческие, буравили меня. – Во всяком случае, я попробую.
– Понимаю, – ответил я. – Уважаю вашу попытку.
Эми шевельнулась. Я глянул на нее – зрачки инспектора едва заметно подрагивали, будто с огромной скоростью читая что-то на невидимом экране.
Читая – или печатая.
В дверь за спиной Инсека вошла стража.
Потом вторая.
Потом сразу две старшие, на ходу выпускающие когти.
Я ждал.
Стража молча встала между мной и чужаком.
– Ты делаешь ошибку, инспектор Эми, – мягко сказал Инсек.
Эми не ответила. Взяла с кушетки свернутый кусок ткани, кинула мне. Я поймал – это был мой плащ.
– Мне кажется, он тебе дорог, – сказала Эми. – Его не съели. Кажется, фрагменты чистильщика дохли, когда его кусали.
Я кивнул и набросил плащ на плечи.
– Спасибо. За все спасибо. Пожалуй, я пойду.
От Инсека пряно пахло тропическими цветами. Я прошел мимо, остановился на миг. Сказал:
– Не обижайтесь. Я вообще-то неплохо к вам отношусь.
Инсек повернул голову и тоскливо посмотрел на меня. Будь я один, он бы рискнул. Он боялся, я начинал его понимать, но он бы рискнул… если бы не молчаливо застывшие стражи.
– Это слишком много для тебя, – сделал он последнюю попытку.
– О да, я знаю, – ответил я и вышел.
Импровизированный госпиталь был совсем недалеко от двух десантных кораблей. Повсюду сновали Измененные и тэни. Местные расчищали улицы и завалы, Измененные, похоже, прочесывали местность. Может быть, в поисках уцелевших боевых форм, может быть, собирая оружие и прочие артефакты.
Среди Измененных я почти сразу увидел Вика. Кажется, он лишь прикидывался, что занят делом, а сам терся возле госпиталя.
Подойдя к нему, я улыбнулся и развел руками.
Вик медленно, напрягая неприспособленные к этому мышцы, улыбнулся.
– Точно не пойдешь? – спросил я.
Стража Вик покачал головой. Наклонился надо мной, обнял на миг.
– Удачи тебе, Максим.
Я похлопал его по спине и пошел по улице в сторону разбитой Лавки.
Меня никто не преследовал, и я знал, что это прощальный подарок девочки Эми.
Лавка по-прежнему была разрушена, хотя я бы не удивился, увидев ее целой и невредимой. Продавец лишь убрал мусор и закрыл высокими ширмами угол, в котором стоял стеклянный куб. Похоже, он восстановился, даже голова осталась все той же, жабьей.
– Мой билет еще не просрочен? – спросил я, помахав ему рукой.
Продавец, едва заметно прихрамывая, провел меня за ширмы и открыл куб. Сказал:
– Вас нелегко убить, Максим. Но помните, что это возможно.
– Помню, – сказал я, забираясь в куб. – Вот вы, к примеру, сейчас это сделаете.
– Ха-ха! – отозвался Продавец. – Интересный вы парень… Посчитать?
– Сам посчитаю, – сказал я, прежде чем он закрыл за мной дверцу. – Отправление на слово «один», хорошо?
Продавец кивнул.
– Я считаю от пяти, не могу от десяти…
Продавец с любопытством смотрел на меня.
– С четырех сторон враги, хочешь – стой, хочешь – беги… – Я закрыл глаза.
Как это будет? Я действительно не замечу, как умираю и рождаюсь вновь?
– Третий выбор есть всегда, не скажу ни «нет», ни «да»…
Я вдруг ощутил полное спокойствие. На самом деле, мы рождаемся и умираем каждую секунду. Каждый разум – лишь крошечная искра, несущаяся из прошлого в будущее. Нас уже нет в прошлом и еще нет в будущем…
– Два исхода, нечет-чет, повезет – не повезет…
Откуда этот стишок? Из детских считалок, из какой-то книжки? Да какая разница…
– Я и раб, и господин, – прошептал я. – Я решаю все один!
Наверное, это был старинный замок. Или огромный древний особняк где-нибудь в Европе. Темные стены, драпированные гобеленами, витражные окна, за которыми царила тьма, отчего рисунок витражей едва угадывался – какие-то рыцари на конях, коленопреклоненные люди в пышных одеждах.
Света было мало. Два ярко пылающих камина и горящие ровным огнем свечи в золотых подсвечниках, расставленных на столе. Почему так? Я видел люстры и бра, старомодные, но электрические…
Видимо, традиция.
Стол был овальный, не круглый. Тоже очень старый и такой огромный, что даже в широченные двери не внести, собирали на месте. Стулья с высокими спинками заняты все, я не считал, но знал, что тут собралось двадцать четыре… человека? Нет, конечно.
Двадцать четыре Прежних.
В основном мужчины, но присутствовали и три женщины. Много белых, но встречались и азиаты, и негры, и те, чью расу невозможно было угадать.
Все одеты в строгие костюмы, хоть и без галстуков, с расстегнутыми верхними пуговицами. На пальцах поблескивали кольца, по большей части скромные, не слишком дорогие на вид, хотя одна из дам вся искрилась от бриллиантов. Почти все сидевшие были в годах, но четверо мужчин и одна женщина выглядели неприлично молодыми.
Я шел вдоль стола с круглым серебряным подносом в руках. Подходил к каждому сидящему – кто-то брал бокал, кто-то игнорировал. С другой стороны стола двигался мой товарищ – молодой, элегантно одетый… но Слуга. Такой же Слуга, как и я.
В некоторых бокалах было шампанское, в некоторых вино, в некоторых коньяк или виски. Я заметил, что подаю поднос так, что каждому достается свой напиток. Видимо, я хорошо знал, кто что пьет, потому что, когда рука молодого мужчины потянулась к одному из бокалов, я едва уловимым и удивительно ловким движением развернул поднос. Мужчина взял бокал с коньяком, вдохнул аромат, удовлетворенно кивнул.
– Вам никогда не наскучат простые радости, Уильям? – спросил сидевший рядом с ним мужчина. Сам он ничего с подноса не взял.
– Обновлять надо не только внешнее тело, но и внутреннее содержание, – откликнулся Уильям. – Радоваться простым человеческим потребностям тоже надо уметь.
Он запустил руку во внутренний карман пиджака и достал телефон. Огромный, угловатый, с длинной толстой антенной, крупными кнопками, крошечным узким экранчиком.
– Любишь ты эти игрушки… – Собеседник Уильяма тихо засмеялся.
– О, поверь, за ними будущее человечества.
Я шел дальше. Когда мы со вторым Слугой встретились – возле немолодой женщины в бриллиантах, которая взяла бокалы с шампанским с обоих подносов, – то отошли и встали у стены.
На нас внимания будто и не обращали. Мы были настолько надежны? Или наша судьба предрешена?
– Давайте решать вопрос с Россией, – грузный мужчина на дальнем конце стола чуть повысил голос. – Эксперимент заканчиваем, возражений нет?
– Только без лишней траты материала, пожалуйста, – подал голос мужчина средних лет, чье лицо казалось мне знакомым. – Им и так досталось в этом веке.
– Болеете за своих любимчиков? – спросила женщина в бриллиантах.
– Разумеется, – признался мужчина. – У всех нас есть выстраданные проекты, не правда ли?
– Вы еще молоды, – женщина вздохнула, царственным жестом взмахнула рукой. – Не наигрались… Впрочем, почему бы и нет. Сделайте все мягко. И назидательно, по возможности. Сколько вам потребуется лет?
– Пять-семь, – отозвался мужчина. – Если аккуратно. До девяностого справлюсь.
– Не справитесь, – пробормотал Уильям. – Аккуратно не справитесь. Это не сексуальную революцию заканчивать, у коммунистов все перегрето…
– Пари? – предложил мужчина со знакомым лицом.
– Обсудим, – согласился Уильям.
– Не отвлекайтесь, – грузный мужчина поморщился. – Есть проблемы более актуальные. Очередной запрос Продавцов о концессии на Землю…
– Перебьются, – сказал кто-то. Прежние закивали.
– Но мы теряем довольно много смыслов, – задумчиво сказал Уильям. – Люди тратят свой потенциал на то, что всем давным-давно известно. Не разумнее ли впустить Продавцов и разрешить сбор? Может быть, с уменьшением стандартного процента?
Люди за столом закачали головами, глядя на него с явным неодобрением. Уильям развел руками.
– Как угодно! Но это лишний и ненужный конфликт!
– Вы предлагаете сломать людям всю картину мироздания, – сказал грузный мужчина. – Это кризис основных мировых религий…
– Которые мы все равно потихоньку дезавуируем… – не сдавался Уильям.
– В разрешении собирать смыслы с нашей родной планеты, с наших деградировавших потомков я вижу что-то отвратительное, – сказала пожилая женщина властного вида, та самая, что сидела в бриллиантовом колье, в серьгах и кольцах с устрашающего размера камнями. Все замолчали, дожидаясь, пока она закончит. – Это какой-то… духовный инцест. Сродни продаже родственников в бордель. Простите, я против.
Она говорила негромко, без напора, но выслушали ее очень внимательно, а несколько Прежних одобрительно кивнули.
– К тому же допуск Продавцов впадает в противоречие со сложившимся восприятием инопланетных цивилизаций как потенциальной угрозы, – сказал смуглый мужчина арабской внешности.
– Я давно говорю, что надо создавать образ инопланетных пришельцев, как носителей добра, морали и высших ценностей! – парировал Уильям.
– Вот это разумно, – решила женщина в бриллиантах. Я не заметил за столом явно выраженного начальника, но эта женщина, как и грузный мужчина, явно пользовалась большим авторитетом, чем другие. – Поддерживаю. Мы же не опасаемся, в самом деле, что враги вторгнутся на Землю, и нам придется вооружать толпы простолюдинов.
– Хорошо, но хотя бы образ добрых гостей из космоса принимается? – спросил Уильям быстро. Видимо, он был готов довольствоваться малым.
Здоровенный телефон перед ним зазвонил. Это почему-то вызвало всеобщее оживление. Уильям, отмахиваясь рукой, встал, отошел к витражному окну. Я услышал:
– Алло! Алло? Что? Виктор?
Уильям повернулся, держа телефон возле уха, и недоуменно уставился на пожилого мужчину с сильной залысиной и глубоко посаженными глазами. Тот поднес к уху ладонь и громко произнес:
– Уильям, детка, тебя плохо слышно, говори громче!