Подведем итоги. Анализ понятия сущего как такового в обоих аспектах – как предмета науки метафизики и как центрального понятия метафизической системы – приводит нас к тому выводу, что непоследовательности и несообразности в учении Суареса об ens ut sic и его реальности – не более чем иллюзии, порождаемые несовершенством языка и сдвигами в смысловом содержании основных понятий. По нашему убеждению, в действительности Суаресу удалось выйти на точный уровень метафизического умозрения. Его метафизика строится на грани между миром внемысленного бытия и миром концептуальных конструкций, и эти миры взаимодействуют между собой – посредством метафизических форм – в точках реальной сущности и сущего как такового. Эта метафизика все время балансирует, напряженным усилием удерживается в состоянии равновесия, избегая обоих соблазнов: стать натурфилософией или логикой. Она остается тем, чем ей и надлежит быть: в буквальном смысле онто-логическим («мысле-бытийным») уровнем постижения сущего.
Такую метафизическую перспективу было нелегко удержать. Она и не удержалась. С одной стороны, иезуиты XVII в. сделали тот шаг, который представлялся им закономерным продолжением суаресовских преобразований и которого ждал от Суареса Куртин: по признаку мыслимости они объединили в одном понятии реальные сущие и entia rationis. Так они создали учение о сверхтрансцендентальном сущем как о том, что тем или иным образом способно быть предметом мышления. С другой стороны, протестантские метафизики разделили божественное сущее и сущее как таковое, оторвали тварное сущее от его первоначала и превратили существование в простое дополнение логически возможных сущностей, исследование которого – вообще не дело метафизики, но обязанность частных наук. И в той, и в другой метафизической традиции XVII–XVIII вв. понятие сущего и вся стоящая на нем концептуальная система лишились корней в мире действительного бытия. Результатом этого стало катастрофическое падение престижа схоластики, бесплодность новой метафизики и общий кризис университетской философии, разрешившийся кантианской революцией. Но не метафизика Суареса была тому виной.
Франсиско СуаресМетафизические рассуждения
Метафизические рассуждения, в которых систематически излагается вся естественная теология и тщательно обсуждаются вопросы, относящиеся ко всем двенадцати книгам [ «Метафизики»] Аристотеля
Замысел и структура трактата в целом
К читателю
Нельзя стать совершенным теологом, не заложив сначала прочного метафизического фундамента. Поэтому я всегда полагал, что, прежде чем писать богословские Комментарии (часть коих я уже выпустил в свет, а часть, с Божией помощью, стараюсь завершить как можно скорее), имеет смысл предпослать им тот тщательно выстроенный труд, который, читатель-христианин, я и предлагаю тебе ныне. Правда, по законным причинам я не мог отложить размышления над третьей частью «Суммы теологии» св. Фомы, которые следовало отдать в печать прежде всего[285]. Но со временем я все яснее видел, насколько та – божественная и сверхъестественная – теология требует этой, человеческой и естественной, и нуждается в ней. Поэтому я, не колеблясь, временно прервал начатый труд, дабы предоставить – а точнее, вернуть – этому метафизическому учению подобающее ему место. И хотя эта работа продлилась дольше, чем я вначале предполагал и чем того хотели бы многие желающие видеть завершенными Комментарии к третьей части «Суммы», или даже (если можно на это надеяться) ко всем сочинениям св. Фомы, – я никогда не раскаивался в предпринятом труде. Надеюсь, что читатель, побуждаемый к тому собственным опытом, одобрит мое решение.
В этом трактате я рассуждаю как философ, непрестанно памятуя, однако, о том, что наша философия должна быть христианкой и служанкой божественной теологии. Эту цель я преследовал не только при рассмотрении отдельных вопросов, но и – в гораздо большей степени – при отборе суждений и мнений, склоняясь к тем из них, которые представляются более способными послужить благочестию и док трине Откровения. По этой причине я нередко прерываю философское рассуждение и обращаюсь к богословским вещам: не для того, чтобы их подробно исследовать или истолковать (в данном случае это было бы неуместно), а для того, чтобы, словно пальцем, указать читателю, каким образом метафизические начала соотносятся с богословскими и удостоверяют их. Признаюсь, что я, быть может, дольше задержался на рассмотрении божественных совершенств, именуемых атрибутами, чем того требовал, с точки зрения некоторых, наш замысел[286]. К этому меня побудило, во-первых, высочайшее достоинство предмета, а во-вторых, то, что при этом, как мне кажется, я ни разу не вышел за пределы естественного света, а значит, и за пределы метафизики.
Я всегда указывал на то, что для понимания и постижения вещей важно исследовать их и судить о них при помощи надлежащего метода. Но вряд ли я сумел бы придерживаться этого правила, если бы, по обыкновению комментаторов, рассматривал все вопросы в том порядке, в каком они мимоходом и будто случайно возникают в тексте Философа. Поэтому я посчитал более удобным и полезным, чтобы все то, что мы хотим и можем исследовать относительно всецелого предмета этой мудрости, изучалось и предлагалось вниманию читателя сообразно порядку учения. А что это за предмет, разъясняется в первом Рассуждении нашего трактата. Одновременно мы даем здесь предварительное описание достоинства этой науки, ее полезности и прочего, что авторы обычно предпосылают во введениях к научным трудам. Затем в первом томе подвергается тщательному анализу наиболее общее и универсальное понятие этого предмета, то есть то, что именуется сущим, а также его свойства и причины. На рассмотрении причин я остановился более подробно, чем это обычно делают, так как посчитал этот вопрос и весьма трудным и чрезвычайно полезным для всей философии и теологии. Во втором томе мы обратились к низшим разрядам того же предмета, начав с разделения сущего на тварное и Творца как с первичного и наиболее близкого чтойности сущего, а также наиболее удобного для развертывания этого учения. Далее оно следует через низлежащие членения до всех тех родов и ступеней сущего, которые объемлются пределами, или границами, этой науки.
Есть немало людей, которые хотели бы видеть нашу метафизику в целом привязанной к книгам Аристотеля: как для того, чтобы лучше уяснить себе, на какие принципы столь великого философа она опирается, так и для того, чтобы, обратившись к ней, можно было бы с большей легкостью и пользой разобраться в самом Аристотеле. Поэтому я постарался и в этом деле послужить читателю, составив указатель. Если вчитываться в него со вниманием, будет чрезвычайно легко (надеюсь) понять и запомнить все, о чем трактует Аристотель в книгах «Метафизики», а с другой стороны, иметь под рукой все те вопросы, которые обычно возникают при изложении этих книг[287].
Наконец, мы посчитали нужным предупредить благосклонного читателя, что этот трактат представляет собой единое целое, и его не следовало бы разделять на два тома, если бы нас не побудила к тому некая причина. Во-первых, мы разбили его на два тома[288] для того, чтобы не возникало неудобств из-за объема книги. Во-вторых, мы хотели оказать, насколько это возможно, должную услугу тем, кто внимательно следит за нашими трудами, и поэтому сперва выпустили в свет этот том, как только он вышел из типографии, – хотя и второй том уже настолько близок к завершению, что, как я полагаю, он выйдет в свет прежде, чем первый будет дочитан до конца. Да послужат они оба и другие задуманные нами труды к вящей славе Всеблагого и Всевышнего Бога и к пользе Католической Церкви. Аминь.
Предисловие
Хотя божественная и сверхъестественная теология имеет своим основанием божественный свет и начала, явленные Богом в откровении, усовершается она человеческим рассуждением и разумением, а потому опирается также на истины, известные нам благодаря естественному свету, и пользуется ими, как служанками и орудиями, для совершенствования своих рассуждений и для иллюстрации божественных истин. Из всех естественных наук в первую очередь служит священной и сверхъестественной теологии самая первая, именуемая первой философией: как потому, что она ближе всех подходит к познанию божественных вещей, так и потому, что она разъясняет и удостоверяет те естественные начала, которые заключают в себе все вещи и некоторым образом служат опорой и основанием любого учения. Вот почему, хотя я был чрезвычайно занят составлением и изданием более важных комментариев и толкований к священной теологии, я вынужден был ненадолго прервать – а вернее, отодвинуть в сторону – эти занятия, чтобы спустя годы заново продумать и дополнить свои заметки об этой естественной мудрости, набросанные и публично прочитанные много лет назад, в юности[289], и опубликовать их ради общей пользы. В самом деле, при рассмотрении божественных тайн мы наталкиваемся на те метафизические истины, без познания и понимания которых вряд ли возможно надлежащим образом трактовать эти тайны. И поэтому я часто был вынужден либо примешивать к рассмотрению божественных и сверхъестественных вещей вопросы низшего порядка, что для читателя является неблагодарным и малополезным делом, либо – во избежание этого неудобства – коротко высказывать свое мнение об этих вещах, фактически требуя от читателя слепо верить в них. И это по справедливости мне представлялось тягостным, а им – неуместным. Ибо эти метафизические истины и начала настолько сплетены с богословскими выводами и рассуждениями, что если отнять знание и совершенное усвоение первых, то по необходимости чрезвычайно поколебалось бы и знание вторых.
Итак, побуждаемый этими доводами и просьбами многих, я решил написать труд, в коем все метафизические рассуждения были бы дополнены таким методом учения, который наиболее способствует постижению самих вещей и краткости изложения и наилучшим образом служит богооткровенной мудрости. Для этого не будет необходимости распределять или разделять этот трактат на многие книги, так как все присущее этому учению и все относящееся к его предмету, с принятой в нем точки зрения, может быть охвачено и исчерпывающим образом изложено в небольшом количестве рассуждений. Зато мы будем по возможности отсекать, как постороннее этой доктрине, все то, что принадлежит к ведению чистой философии, или диалектики (и что многословно описывают другие авторы-метафизики)[290]. Но прежде чем приступить к содержательному рассмотрению этого учения, выскажемся, с Божьей помощью, о самой этой мудрости, или метафизике, а также о ее предмете, пользе, необходимости, ее свойствах и целях.