Ларс размышлял о том, насколько значимой станет группа. У Джеймса было больше музыкальное видение. В том, что касается бизнеса, думаю, он следовал Ларсу, но у Джеймса уже тогда было понимание того, куда движется их музыка». Как теперь настаивает Ларс, по своей сути Ride the Lightning был о том, «как мы начали писать с Клиффом», который для Ларса и Metallica представлял «громадный скачок с точки зрения разнообразия и музыкальных способностей… это был гораздо более богатый вкус». Кирк вспоминал, как Клифф ходил во время записи, возвещая: «Бах – это Господь Бог». Он думал, что Клифф шутил. «А потом я понял, что нет»: Клифф был «большим энтузиастом, понимал гармонии и мелодию, он знал теорию, как она работала, и был единственным человеком, способным понять тактовый размер и записать его на клочке бумаги». Джеймс рассказывал, что Клифф сочинял на гитаре, а не на басу, нося везде с собой акустическую гитару, настроенную на тональность С. Мы не знаем, откуда он ее взял и за каким чертом она ему нужна, но на ней он играл эти странные мелодии, которые как бы вгоняли нас в атмосферу «Ktulu». На этой гитаре он написал много нашего материала».
Разумеется, более мейнстримовые фанаты начали толпиться в очереди, чтобы попасть на Metallica. Мартин Хукер вспоминает, что им потребовались «недели и месяцы продвижения и упорной работы, и рекламы, и организации концертов, чтобы запустить коммерческую лавину, которая вот-вот должна была начать спуск на Европу. «Это была старая школа и связанная с ней тяжелая работа. Мы потратили сотни тысяч долларов на поддержку тура, что для того времени было гигантской суммой. Мой [деловой] партнер Стив Мейсон думал, что я ненормальный. Но затем дело начало окупаться, и к тому времени, когда мы запустили второй пресс пяти тысяч пластинок, все выглядело гораздо более разумно». Он добавляет: «Главным секретом, который вывел группу на новый уровень, был в самих ребятах, в сарафанном радио. Помимо периодических выступлений на Friday Rock Show [на Радио 1], у них не было других возможностей попасть на радио или ТВ, их немного освещали специалисты, но не массовая пресса. Но сарафанное радио было просто невероятным, совершенно невероятным».
Правая рука Хукера – Джем Ховард – вспоминает: «Они были четырьмя парнишками, которые классно проводили время, и теперь в их карьере наметились изменения. Они не были такими большими у себя дома [в Америке] в то время. Потом мы поехали в тур по Европе и тут начали кое-что замечать». Мы были на подъеме, несмотря на скудное окружение. «Оборудование было либо в грузовике, либо мы делили его с Venom или Twisted Sister, или еще с кем-то из выступающих». Джем, который ранее был в туре с The Exploited и Madness, был поражен их музыкальными пристрастиями: «Каждая группа, с которой я работал, имела тенденцию слушать такую же музыку, какую она сама играла. Но в Metallica они включали The Misfits и разносили фургон, пока ехали по дороге. Потом они играли Simon & Garfunkel, а после Эннио Морриконе. Клифф был тем, кто ставил самый странный материал. Ларс был как будто фронтменом. Если бы ты захотел узнать что-либо о группе – что угодно, – он мог рассказать об этом. И это очень помогало, потому что это значило, что каждый, кто хотел интервью, получал содержательный ответ». Джеймс «был не так уверен в себе в те дни. У него было очень сильное акне поначалу, и это было большой проблемой, в особенности потому, что он отчаянно пытался представить себя в роли фронтмена». Он вспоминает, как Хэтфилд все еще говорил о том, чтобы найти полноценного солиста летом 1984 года: «Он всегда говорил, что им надо взять певца. Он не был счастлив… По мере того как он становился старше и успешнее и его кожа зажила, а тощее длинное тело обрело мышцы, он стал популярен у девушек и осознал, что да! я – фронтмен. И это очень отличается от той причины, по которой большинство людей становится фронтменами – простое эго, даже при отсутствии таланта».
Джеймс стоял особняком от остальных членов группы, когда дело касалось обычных дорожных занятий. «Он потворствовал исключительно алкоголю, – говорит Джем, – который немного отдалял его. Помню, как достал немного кокаина в какой-то момент, и Джеймс такой: «О, мы не должны тратить на это деньги». Я просто сказал: «Посмотри под свою подушку». Я запрятал там пару бутылок водки, и он был счастлив как поросенок в хлеву. Это был тот ранний период, когда у них не было достаточно денег, чтобы сходить куда-нибудь и купить спиртного, а тут он просто почувствовал, что о нем позаботились, что, как я думаю, является важной частью отношений с группой». Или как мудро выразился Клифф: «Ты не сгораешь от того, что слишком быстро бежишь. Ты сгораешь от того, что идешь слишком медленно или тебе становится скучно».
Как говорит Джем, они также выработали некоторые хорошие привычки в туре: «Еще одним моментом, который отличал их практически от всех остальных групп, с которыми я работал, был в том, что они всегда делали автограф-сессию после шоу». Даже на тех шоу, на которых они не были главным номером, они ставили столы в коридорах за кулисами, специально чтобы встретиться с фанатами. «Они заканчивали выступление, шли за кулисы, садились, пили или просто быстро умывались водой и затем выходили и садились с полотенцами на шее, и подписывали до тех пор, пока все не уходили. Они проводили, возможно, час или около того, общаясь с поклонниками. Они начинали со слов: «Вам понравилось шоу? – А те подхватывали: – Оно было замечательным. Мне правда понравилось гитарное соло» или «Думаю, ты сегодня облажался здесь и здесь». Они получали мгновенный отзыв на свое выступление. Они были открыты любой конструктивной критике, и это еще один знак того, что группа делала все это не ради денег. Они были там ради искусства». Билл Хейл говорит, что традиция началась с Клиффа: «Он был первым, кто вышел и пожал руку фанатам, потому что Клифф был и сам фанатом. Я всегда замечал, что он это делал больше остальных». Ларс и Джеймс опирались на собственный фанатский опыт, с его плюсами и минусами. Как человек, который всегда донимал любимые группы с автографами, Ларс знал, как важен для фанатов личный контакт, пусть даже небольшой, и какую лояльность это порождает, в то время как Джеймс вспоминал собственный горький опыт, когда, будучи фанатом Aerosmith, писал очень личные письма Стивену Тайлеру и Джо Перри: «Я ждал чего-то в ответ… потому что для меня они были настолько родными. Я чувствовал их музыку, они были моими друзьями. И я не получил ничего взамен. Мне прислали форму для заказа футболки Draw the Line. Вау, ну спасибо большое». И так он понял, «как не надо обращаться с фанатами».
Релиз Ride the Lightning на лейбле Megaforce в США не вызвал такого же воодушевления на национальном уровне, как это было в Великобритании, но Джонни и Марша Z все еще не теряли надежду на долгосрочный успех. «Мартин проделал огромную работу в Music for Nations, – говорит Джонни. – Они инвестировали очень много денег в маркетинг и рекламу». Не имея возможности обеспечить такой же уровень вложений, Джонни запланировал запуск альбома во время большого шоу в Roseland Ballroom в Нью-Йорке, с Metallica – второй по списку в афише, между хедлайнерами Raven, за которыми он теперь также присматривал на постоянной основе, и Anthrax, открывающими концерт (также основные клиенты Джонни).
Джонни и Марша продолжали искать возможность подписать Metallica на крупный американский лейбл, целясь в Майкла Алаго из Elektra, для которого Raven также делали демо в попытке заключить сделку. Характеризуя себя как «настоящего жителя Нью-Йорка и музыкального фаната», Алаго был уроженцем Бруклина, чья жизнь изменилась, когда он, по его словам, увидел концерт Элиса Купера в 1973 году: «С пятнадцати лет я бегал по рок-клубам [и] барам, таким как CBGB и Max’s Kansas City, и Mudd и Danceteria». Работая в аптеке в Ист-Виллидж, чтобы оплачивать обучение в колледже, он получил первую работу в музыкальном бизнесе в 1980 году в ночном клубе Ritz, где он начал информировать охотников за талантами от записывающей компании, которые регулярно приходили в клуб, о самых лучших группах, которые там играли. Когда Джонни впервые встретил Майкла в 1983 году, он только что начал работать в Elektra, в отделе поиска новых исполнителей, в качестве независимого скаута. В то время Motley Crue были лучшей группой Elektra в этом месяце, с первым альбомом на лейбле под названием Shout at the Devil, прошедшим в топ-20 песен и находящимся на пути к продаже миллиона копий. Ratt также прорвался в чарт тем летом со своим первым релизом на крупном лейбле Atlantic (связанным с Elektra) под названием Out of the Cellar, который вошел в топ-10; в то время как Van Halen на другом аффилированном с Elektra лейбле из тройки WEA, выпустил свой крупнейший альбом, продав десять миллионов копий в 1984 году, включая их номер один, сингл Jump. Хард-рок снова становился большим игроком на американском рынке. Тем не менее Metallica все еще рассматривалась как совершенно другое предложение, даже для Elektra. Любому крупному лейблу до сих пор казалось слишком странным подписать контракт с Metallica. Но, как говорит Алаго: «Меня никогда не интересовали волосатые группы. Мне нравилась моя музыка, чертовски грязная и заносчивая».
Увидев Metallica в Stone в Сан-Франциско в конце 1983 года, он был «ошарашен той энергией и харизмой, которая исходила от сцены». А когда услышал Kill ‘Em All, «я потерял рассудок». Он «никогда не слышал запись, которая звучала бы живой, и я полюбил их песни и энергию». Он признает, однако, что «не знал, что сказать о них компании. Я позвонил Ларсу раз или два, чтобы выразить свой интерес, но в то время у них была сделка с Megaforce Records». Он вернулся к этой мысли летом 1984 года, когда узнал, что Metallica возвращается в Нью-Йорк для совместного концерта с Anthrax и Raven. «В то время я также делал демо с Raven, потому что Зазула хотели, чтобы я был их менеджером и заключил с ними сделку на США», поэтому он в любом случае собирался на шоу. Тот факт, что Metallica была в концертном списке, просто означал, что он придет пораньше.