». Ему была действительно важна только музыка и полнота, которая за ней стояла. Он был очень и очень настоящим. Не знаю, понимал ли он, что его время очень ограничено, но жил он так, как будто это его последний день, и потому не соглашался ни с чем, что противоречило его вере. И это многому меня научило. До сегодняшнего дня есть вещи… ситуации… через которые мне приходится пройти… и я просто представляю, как Клифф говорит: «Что для тебя настоящее? Что в этой ситуации для нас настоящее? Что для нас важно?» И он перебирал несколько моментов, которые не имели значения. Он вычеркивал их и после каждого говорил: «Мне насрать!» Он был очень-очень сильным парнем. Временами упрямым, и из-за этого мы иногда сталкивались. Но мы были настоящими братьями, он оказал большое влияние на всех нас».
Единственным темным пятном на горизонте был случай с Джеймсом, когда он получил серьезный перелом левого запястья, катаясь на скейтборде за кулисами, перед шоу в Адамсвилле 26 июня. Концерт пришлось отменить, и всю оставшуюся часть тура Джеймс был вынужден выступать без гитары, с рукой, болтающейся на повязке. К счастью, гитарным гастрольным техником Кирка был Джон Маршалл из группы Metal Church (из Сиэтла), и он согласился постоять на ритм-гитаре, пока запястье Хэтфилда не срастется в достаточной степени, чтобы он мог снова играть. Тем не менее, когда они вернулись в Лондон в первую неделю сентября, чтобы подготовиться к первому полноценному британскому туру, они были невероятно воодушевлены. Запястье Джеймса было все еще в гипсе, когда тур начался, 10 сентября в зале St David’s Hall в Кардиффе, группа понимала, что это их время. Master of Puppets продал такой же тираж для MFN в Европе, что и в США, добравшись до номера сорок один в британских чартах, и даже вдохновленное выступление Anthrax (которые были счастливы играть у них на разогреве, ставшем также их дебютом в британском туре) не смогло ослабить их уверенность как группы, которая ставит потрясающее двухчасовое шоу. «Это преимущественно был тот же сет, который они исполняли в клубе, – вспоминает Малкольм Доум. – В ближайшие годы они не стали организовывать грандиозных шоу на сцене. Они использовали гигантский задний фон в виде обложки Master of Puppets, но в остальном просто выходили и взрывали зал. Это был потрясающий уличный рок».
История повторилась на следующий вечер в St George’s Hall в Брэдфорде и Playhouse в Эдинбурге 12 сентября. Давая интервью за кулисами перед шоу для журнала Sounds, вся группа пребывала в возбуждении. Даже Клифф, который обычно делал все, чтобы избежать участия в интервью, оставляя это Ларсу, который упивался процессом, сел и присоединился к ним. «Разница между нами и всем остальным металом, – объявил Клифф, – как между кулаком, бьющим в пустоту, и кулаком, бьющим в конкретную цель». Однако он с презрением воспринимал любое предположение о том, что группа пытается донести нечто большее, чем просто музыку. «Быть в группе – значит быть обязанным заявить о своей позиции, – размышлял он. – Но мы не какая-то долбаная команда, которая пытается донести послание». Когда его собеседник, озадаченный тем, как Клифф ценит классическую музыку, начал на него наседать, тот терпеливо объяснил, что «все мы проходим через периоды увлечения классической музыкой», что для Джеймса и Ларса было новостью. «Я был ею поглощен, – продолжал Клифф, – брал уроки, углублялся в теорию и так далее. Это влияет на тебя. Очень много музыки входит в одно ухо и вылетает из другого, но когда слушаешь это дерьмо в течение месяца, оно оставляет на тебе отпечаток. Оставляет свою отметку».
Оставшиеся десять шоу тура продолжились в позитивном настрое. Джонни и Марша тоже были там в качестве менеджеров Anthrax, и это была их первая встреча за почти два прошедших года. «Они были просто убийственны, – говорит Марша сейчас. – Просто великолепны, и я была рада снова увидеть их, особенно Клиффа, который был настолько любезен, что расспрашивал меня о семье». Anthrax также были довольны собой, ведь к ним относились так же, как к Metallica в туре с Оззи. «Мы действительно ощущали себя частью чего-то, – вспоминал Скотт Ян. – Толпа буйствовала, и мы почувствовали, как что-то началось». Этот фактор позитивного настроя также распространился на Ларса, который позвонил Брайану Татлеру, когда тур добрался до Birmingham Odeon, пригласив его поиграть Am I Evil? которая теперь составляла часть их выхода на бис. «Я сел на автобус до Бирмингема, – вспоминает Брайан. – Они пригласили меня за кулисы, и Ларс представил меня Джеймсу. Я никогда не встречал никого из них раньше… они были классными, и это было приятно. Когда подошло время концерта, Ларс сказал: иди и смотри сет, а потом возвращайся в конце, и мы вместе сыграем Am I Evil?. Я подумал: уфф, хорошо. Я этого не планировал». У него даже не было гитары, и он одолжил ее у Джеймса. «Я на самом деле не знал, чего ждать, когда Джеймс представил меня как «парня, который написал эту песню…». Но потом я вышел, и это был незабываемо».
В тот вечер за кулисами был молодой музыкальный журналист по имени Гэрри Шарп-Янг. Он пришел под предлогом взять интервью у Ларса, но все кончилось тем, что он разговорился с Клиффом, ожидая, пока Ларс появится. «Мы говорили о прошлом группы в США, преимущественно потому что я старался сохранить при себе настоящие вопросы к Ларсу, – вспоминал позже Шарп-Янг. – Клифф считал забавным, что зона за кулисами в любом британском зале выкрашена в тюремные цвета». Разговор также крутился вокруг смерти и того, что бы сделала Metallica, если бы один из членов группы был убит или умер. «Мы на самом деле говорили о Led Zeppelin и Джоне Бонэме», чья смерть пятью годами ранее была последним гвоздем в гроб уже и без того доживающей последние дни группы. «Что мы действительно обсуждали, так это гипотезу, что Ларс встретится со своим создателем, – продолжал Шарп-Янг. – Клифф сказал, что они организуют большую пьяную вечеринку в его честь, а потом найдут другого барабанщика. И быстро…».
Следующий вечер, воскресенье, был последней датой британской части тура и их первым появлением в качестве хедлайнеров в лондонском Hammersmith Odeon. Как и в случае с Lyceum двумя годами ранее, пришла вся метал-пресса, хотя теперь ее уровень вырос и до медиамейнстрима; были даже люди с радио и телевидения. Однако это, как говорит Джем Ховард, «все еще было во многом «сарафанное радио». Если вы знали, кто такие Metallica и Anthrax, то это, вероятно, был самый большой концерт в стране в том месяце. Но по-прежнему было много людей, которые ничего о них не слышали». Он добавляет с улыбкой: «Конечно, это скоро должно было измениться». Он также отмечает, «как далеко группа продвинулась с последнего выступления здесь. Я всегда говорю: один концерт стоит десяти репетиций, и к тому времени они действительно умели выступать. Летний тур с Оззи превратил их в настоящую, мощную концертную машину».
Перед шоу Джеймс и Ларс зашли в соседний паб Duke of Cornwall за парой бутылок пива. Среди изумленной толпы людей, присоединившейся к ним, был дизайнер Kerrang! и диджей Стив ‘Крашер’ Джоул. «Почему-то Ларс думал, что я – Бон Скотт, – смеется Крашер сейчас. – Или как минимум призрак Бона Скотта, хотя не могу сказать, чтобы меня кто-то с ним путал. Там было полно фанатов Metallica, но все было душевно и спокойно. Джеймс был достаточно тихим, зато Ларс – полон восторга, говорил со мной не замолкая. Помню, как потом я вернулся с ними на концерт. В те времена не было охраны, они были предоставлены сами себе».
Снаружи концертного зала Джем помнит, как раздал последнюю пару билетов для прессы: «Когда у меня было полностью распроданное шоу, как в Hammersmith Odeon, я всегда оставался снаружи, вручая билеты для прессы различным журналистам и другим гостям. К тому времени как группа вышла, раздача заканчивалась. Но, конечно, каждый раз находилась парочка людей, которая не появлялась, и я терпеть не мог оставаться с этими билетами, которые были никому не нужны. Итак, когда группа начала выступление, я увидел снаружи этих всхлипывающих девчонок. Им было примерно по четырнадцать лет, и я спросил, что случилось, а они ответили, что у них не было билетов и они не могли себе позволить купить у спекулянтов, потому что те просили свою стандартную заоблачную цену. Тогда я сказал: не переживайте, вот, держите, и отдал им последние два билета. После чего помню, как они повалили меня на землю и задушили поцелуями! Потом они побежали в зал. Это был трогательный момент».
После концерта группа провела больше часа, сидя за сколоченными столами, установленными в коридоре за кулисами, раздавая автографы и разговаривая с фанатами. Затем Ларс решил пригласить гостей группы в дом Питера Менша на Варвик-авеню, где он провел ночь. Крашер Джоул говорит: «Я помню, как меня затолкали в машину с Ларсом и, возможно, Джеймсом и повезли в это роскошное место где-то недалеко от Холланд-парка, я думаю, где у Менша был дом и где нас встретила его жена Сью, абсолютно потрясающая женщина. Это было удивительное место: стены завешаны золотыми пластинками, на одной из тех улиц, которые постоянно патрулируют полицейские». Малкольм Доум, который тоже был там, помнит ту вечеринку у Менша, «которая продлилась всего пару часов», а потом Джеймс, Кирк и Клифф вернулись в отель Columbia, где к ним присоединились последние отбившиеся от стаи, и они все вместе гуляли почти до самого рассвета.
К счастью, у них впереди была пара выходных – достаточно времени, чтобы прийти в себя после похмелья, если, конечно, они переставали пить на достаточный срок, чтобы оно вообще наступало. Это были времена вечеринок, для всех кроме Клиффа, предпочитавшего вину травку, а вот Джеймс и Ларс были настроены веселиться. Они едва ли ложились спать, когда группа погрузилась в гастрольный автобус утром вторника, чтобы переехать через паромную переправу в Швецию, где должна была начаться европейская часть тура. Только в Швеции продали 45 000 копий Master of Puppets – это огромное количество для территории с очень скромным музыкальным рынком. Их первой датой было 24 сентября, они выступали на престижной арене Olympus в Лунде. Джеймс надеялся снова надеть свою белую Gibson Explorer, но после снятия гипса запястье все еще болело и оставалось слабым. Несмотря на это, он попытался играть на втором концерте тура в Осло и почувствовал в себе достаточно уверенности, чтобы сказать Джону Маршаллу, что его присутствие на сцене больше не потребуется. Следующим вечером в Solnahallen в Стокгольме Джеймс надел свою гитару с самого начала концерта, и группа играла превосходно, снова вернувшись к своему классическому составу из четырех человек, впервые с момента травмы Джеймса тремя месяцами ранее. На волне вновь приобретенной уверенности группа превзошла себя, Клифф, в частности, достиг новых высот, добавив странную, но на удивление трогательную версию The Star Spangled Banner к своему стандартному бас-соло, и публика и остальная часть группы разинули рты, пока он тряс хайром по всей сцене, размахивая правой рукой. Он жаловался на боль в спине, возникающую из-за его непринужденного стиля игры, но это было совершенно незаметно по его выступлению.