Как предполагает Эллефсон, самым вопиющим упущением в звучании… And Justice for All было полное отсутствие баса Джейсона Ньюстеда; непростительное упущение при условии того, что это был его первый альбом с Metallica и первый альбом без Клиффа Бертона. В последующие годы родилось множество причин, которые объясняли этот феномен, начиная с обвинения в том, что Ларс и Джеймс просто выключали бас Джейсона в миксе, в порядке очередного издевательства над ним, вплоть до предположения, что технически они просто не оставили места, чтобы услышать бас Джейсона между стаккато гитм-гитары Джеймса и гудящим бас-барабаном Ларса. «Я был раздавлен, – сказал Ньюстед десять лет спустя. – Я был настолько разочарован, когда услышал конечный микс. Я просто заблокировал это в себе, как люди обычно поступают с подобным дерьмом. Мы старались вовсю, а получили этот отстой. Я просто решил смириться и идти дальше. А что я мог поделать? Сказать, чтобы мы сделали ремикс?» Он сказал, что там «было странное чувство… в первый раз мы были в студии на записи настоящего альбома Metallica, и Клиффа там не было». Работая один с ассистентом инженера Тоби Райтом, он пользовался той же бас-установкой, что и на концерте: «Не было времени установить этот микрофон вот сюда, а вот этот звучит лучше… ты используешь медиатор или играешь пальцами? Все эти моменты, которые я теперь знаю». Записывая по три или четыре песни в день, «просто дублируя гитарные партии Джеймса», он в одиночестве пробыл в студии менее недели, в то время как остальная часть группы в течение трех месяцев работала с Расмуссеном. «Сейчас я, как правило, трачу по дню на песню. Это когда мы делаем альбом. Но тогда я даже не понимал, что это за фигня. Я просто играл, вот и все».
Майк Клинк говорит, что недостаток баса был проблемой еще тогда, когда он работал с группой: «Они не оставляли достаточно места… в звуковом плане, чтобы встроить туда бас-партию. Но такова была их концепция, и я думаю, если бы Клифф был там, она могла быть другой. А новому участнику, насколько я понял, было нечего сказать. Думаю, он был просто рад быть там в тот момент. Джейсон просто сказал: «Все так, как оно есть, и будем этого придерживаться». Он добавляет: «Дело еще и в звуке гитары. Она забирает много пространства в звуковом спектре. Но, в конце концов, это было решением группы и звукорежиссера». Расмуссен поддерживает такую же точку зрения относительно микширования: «Я знаю абсолютно точно, поскольку я записывал его, что на этом альбоме блестящая бас-партия». Тем не менее Флемминг, как и Клинк, не были ответственны за микширование. Эта задача легла на творческую команду Майка Томсона и Стивена Барбиеро, чьи предыдущие заслуги включали работу с Уитни Хьюстон, Мадонной, Rolling Stones, Prince, Cinderella, Tesla и Appetite for Destruction группы Guns N’ Roses.
Микширование было сделано в мае 1988 года в Bearsville Studios в Вудстоке, где Джеймс и Ларс сидели за спиной у Томсона и Барбиеро. Давая интервью журналу Music & Sound Output, Ларс и Джеймс определенно поддержали заявления Клинка и Расмуссена о том, что сама группа, а не продюсеры были идейными вдохновителями звука на альбоме Justice. На вопрос, чем он отличается от Master, Хэтфилд ответил: «Он суше, – и продолжал: – Все очень задрано вверх, и не так много реверберации или эха. Мы старались изо всех сил, чтобы получить на пленке то, что хотели, и процесс микширования был как можно проще». Оба жаловались на то, что не хотели, чтобы альбом был похож на Ride the Lightning, где «Флемминг был во власти искусственного эха». Более того, получив вопрос, чему их научил «прямолинейный и сырой звук на Garage Days EP», Ларс отдельно упомянул, что благодаря «тому миксу мы с Джеймсом поняли, что бас слишком громкий».
– А когда бас слишком громкий? – усмехнулся Ларс.
– Когда ты можешь его услышать, – ответили они вместе смеясь.
Джоуи Вера, который отказался от возможности делать работу, которую в итоге получил Джейсон, но был искренне близок Джеймсу и Ларсу (и Клиффу), говорит, что Джейсон был «более чем способным», но он также слышал, что «Джеймс, возможно, сам играл бас-партии» на большей части Justice. Он также отметает мысль о том, что это было частью продолжавшегося процесса издевательств: «Я был бы очень удивлен, если бы они сделали что-либо подобное. Это было бы слишком по-злодейски. Вместо этого он верит в то, что это могло быть «психологическим выходом, который скрывал тот факт, что они до сих пор приходили в себя после того, что произошло [со смертью Клиффа], и не знали, как из этого выбраться». Также «они не хотели отвлекать внимание от того факта, что они продолжали работать дальше… и единственным способом показать это с помощью звука было выкрутить барабаны и ритм-гитару на максимальную громкость». Он сделал следующий вывод: «Когда Клиффа не стало, они должны были показать, что, понимаешь, мы вдвоем – это то, что ты услышишь… это был способ своего рода излечить себя. Нам необходимо услышать, как мы будем это делать. Они не хотели, чтобы их отвлекало то, кем был новый басист, или то, как его роль укладывалась в звуковом плане».
Где бы ни была правда, к тому времени как в Вудстоке начали микширование, Metallica уже вернулась в тур, на американский вариант фестиваля Monsters of Rock: двадцать пять концертов на самых больших стадионах Америки, выступая ежедневно перед 90 000 человек; четвертые в афише под хедлайнерами Van Halen, Scorpions и приятельской группой Q Prime – Dokken. Я ездил с группой на два первых концерта тура во Флориду, на Miami Orangebowl и Tampa Stadium. «Это, должно быть, самая простая поездка, которую мы когда-либо совершали», – сказал мне Ларс смеясь. Было совершенно ясно, что он имел в виду. Несмотря на то что Metallica выступала в середине вечера, они были горячей «внезапно популярной» группой тура, и публика единогласно была в восторге. Выступая в течение короткого сорокапятиминутного сета, группа располагала непривычным количеством свободного времени, которое надо было заполнить. «Я начал пить, как только проснулся», – объявил Джеймс, рыгнув, перед тем как они поднялись на сцену в Тампе в самом начале тура.
И теперь дело было не только в алкоголе. «Это было круто, черт возьми, – хвалился Ларс позже Rolling Stone. – Девчонки знали, что мы были в туре, и хотели с нами трахаться, но в то же время мы могли смешаться с толпой… Типа: «Да кому какое дело? Давай еще выпьем рома и примем коки, и пойдем в толпу, посмотрим, что там происходит». Как раз этим они и занимались в Тампе; мы с фотографом Россом Халфином шли с ними на самый верхний ряд стадиона, где они снимали джинсы и обнажались перед публикой. Единственным, кто не напивался так регулярно, был Джейсон, который все еще переживал по поводу своего статуса аутсайдера, нервно курил травку в одиночестве в своем гостиничном номере или в компании девочек-группис, слишком молоденьких, чтобы осознавать его скромный статус; все еще считая благословлением то, что он находился в таком привилегированном и финансово устойчивом положении, и, рассуждая о том, сможет ли он когда-нибудь почувствовать себя по-настоящему частью группы Metallica.
Теперь на каждом шоу была небольшая группа тех, кого они называли своими «упругими подружками»: девушек, которые ждали их обнаженными в душе; девушек в бикини, которым они давали пропуск предыдущей ночью и чьих имен уже не помнили; подружки их фанатов мужского пола, которые практически ритуально предлагали их группе. «Я не мог понять, почему вдруг стал привлекательным, – сказал Кирк. – Никто раньше со мной так не обращался». Кирк и Ларс начали чаще принимать кокаин. Ларс, как он говорил, потому что «он давал мне еще пару часов, чтобы напиваться», а Кирк – потому что он освобождал его от панциря. И потому что ему нравилось уйти от реальности: сидеть там, обдолбанным, пялиться в телевизор или на фильмы ужасов, или на то, что происходило перед ним в гостиничном номере в данный момент.
Но самым большим выпивохой был по-прежнему Джеймс, который регулярно расправлялся с половиной бутылки семидесятиградусного «Егермейстера». Он также увлекался водкой, хотя теперь его требования к бренду возросли, и он отдавал предпочтение «Абсолюту». «Весь этот тур был как в тумане, – вспоминал Джеймс позже. – Мне было неприятно возвращаться в эти города позже, потому что было очень много отцов и матерей, и мужей, и парней, которые меня искали. Нехорошо. Люди меня ненавидели, а я не знал, почему…».
Джеймс ссорился не только с разгневанными мужьями и парнями. Алкоголь выводил на свет темного, шумного мистера Хайда, сменявшего более привычного и односложного доктора Джекилла. Во время мимолетной поездки в Лондон тем летом он открыл дизайнеру Kerrang! Крашену Джоулу, насколько черным делает его алкоголь: «Джеймс и Ларс пришли ко мне в офис обсудить дальнейшую программу тура, с которым им помогал Джефф Бартон. После этого я пригласил их выпить, и мы оказались в итоге в пабе на углу дома, где я живу, в южном Лондоне. К тому моменту мы, конечно, уже были порядком пьяны и веселились. Потом пришла одна из моих соседок, приятная женщина, немного старше меня и очень прямолинейная, этакая миссис Обыкновенная. Помню, я обернулся, чтобы представить ее, а там стоял Ларс, вытащив член, и просто смотрел на нее. Ну, в общем, я сказал ему убрать его, что она занята, и мы снова начали пить. Позже, после того как паб закрылся, мы шли ко мне в квартиру через парк, и Джеймс начал рассуждать об этих «людях, которые приезжают в нашу страну и отбирают нашу работу». Я сказал: «Постой-ка, друг, твоими предками были люди, которые приехали в эту страну и отобрали ее…».
Джеймс не был готов любезно принять такое заявление, особенно учитывая количество выпитого алкоголя. «Все, что я помню, – говорит Крашер, – это как в следующую секунду мы набросились друг на друга. Мы буквально побежали друг к другу и сцепились. И я его повалил! Лицом вниз и сделал ему шейный захват. Ты знаешь, как только ты делаешь шейный захват, это такой мощный чертов прием из реслинга. Ты просто тянешь назад, и они такие: «Стой! Прекрати!» Ларс стоял там поодаль и заливался от смеха. Потом я понял, что, как только я отпущу его, он сразу же попытается убить меня, мать его. Я говорю Ларсу: «Ларс, мне нужна твоя помощь. Нам надо провести переговоры. Я отпущу Джеймса, если он пообещает не бить меня, а я обещаю, что не буду больше говорить про это расистское дерьмо». Итак, Ларс поговорил с Джеймсом, я его отпустил, мы больше это не обсуждали и пошли ко мне домой».