На прослушивании в Нью-Йорке Джеймс специально прокрался в зал во время Nothing Else Matters и с облегчением обнаружил, что «они были очень внимательны… на самом деле слушали то, что я пытался донести». В Америке некоторые магазины открыли свои двери в одну минуту после полуночи 12 августа – в день официального релиза альбома. Снаружи образовались очереди, в некоторых случаях еще за восемнадцать часов до начала продаж. Неделю спустя Metallica или Black Album, как он уже стал известен, дебютировал на первом месте в Британии и Америке. Он также возглавил чарты в Канаде, Австралии, Новой Зеландии, Германии, Швейцарии и Норвегии.
Группа уже была на гастролях в Европе, в отеле в Будапеште, когда ей сообщили новость о том, что они появятся в качестве «специальных гостей», вторыми в афише после AC/DC, на фестивале Monsters of Rock того года. Ларс сказал, что, когда прочитал факс от Q Prime, в течение какого-то времени не знал, как реагировать. «Ты думаешь, однажды какой-нибудь придурок скажет тебе: «У тебя пластинка номер один в Америке», и у всего мира наступит оргазм. А я стоял там в своем гостиничном номере [и] такой: «Ну ок, хорошо. Просто еще один долбаный факс из офиса». По крайней мере, так он позже сказал Rolling Stone. Но надо признаться, об этом моменте он мечтал с тех времен, как начал охоту за записями Diamond Head и читал о Новой волне британского хеви-метала в Sounds. Это было окончательное утверждение в собственных силах после всех этих лет, когда он был неудачливым игроком в теннис, изгоем из Лос-Анджелеса, парнем с забавным акцентом, который никогда не принадлежал какому-то конкретному месту.
Рецензии были более положительными и масштабными, поскольку альбом попал в свет софитов не только в металлической прессе, но и в журналах с более широкой направленностью, таких как Rolling Stone, NME, Time Out, Village Voice, LA Times, New York Times и других, которые по всему миру выстраивались в очередь, чтобы петь ему дифирамбы. Это был двойной удар, расчет Q Prime: коммерческий успех в масштабе, который ранее считался недостижимым для такой «жанровой» группы, как Metallica, которая все еще чудесным образом опиралась на собственную специфику. Внезапно все перестали использовать слова «трэш-метал» где бы то ни было в статьях о Metallica. Возможно, последующая история с обложки журнала NME и была чем-то обязана, как предполагает Дэйв Торн, тому «факту, что Стив Сазерленд, будучи редактором журнала, был женат на Каз Мерсер, ответственной за связи со СМИ в Phonogram, которая до сих пор остается пресс-атташе Metallica». Но он также отмечает, «что это был, очевидно, правильный ход. Даже широкоформатные газеты теперь писали о группе. Они искренне продвигали ее в массы».
«Я думаю также, что причина, по которой мы перешли на следующий уровень, заключалась в том, что мы знали, что нащупали что-то, – сказал Ларс, – каким-то образом, когда мы с Джеймсом писали эти песни, [мы знали], и там было несколько таких, которые заслуживали такого уровня работы и внимания к деталям… что за это стоило сражаться». Дело также было в том, что теперь он понял «элемент времени, сцены, температуры музыки той эпохи». Что «это было начало девяностых и вся эта попса, волосатые ребята, сцена Лос-Анджелеса движутся к закату. Вот-вот должна произойти смена караула. В Сиэтле назревало множество вещей. Происходили совершенно новые вещи, и вся музыкальная мейнстримная аудитория едва ощутимо смещалась все дальше и дальше от течения восьмидесятых. Внезапно шестнадцатилетние подростки начали с готовностью принимать новые направления. Таким образом, нельзя избежать аналогии с парадом планет. А выстроились они в 91-м и 92-м годах, когда вышла эта запись и все просто сошлось в нужное время – правильные песни, подходящий продюсер, правильное отношение и правильная температура на музыкальной сцене, чтобы создать адского монстра, которым стала эта пластинка, хорошо это или плохо».
Это был, как предполагает Ларс, один из тех альбомов, которые случаются раз в жизни: что хорошо для Metallica, которую теперь считали одной из самых важных групп грядущего десятилетия. Однако это было также на руку всей музыкальной сцене, помогая открыть двери альтернативному, андеграудному року, чтобы они были приняты в качестве главного продукта на американском радио и телевидении; какие-то неизвестные на тот момент имена, такие как Nirvana, Pearl Jam и Soundgarden, в полной мере воспользуются преимуществом еще до конца года. Единственным недостатком всего этого было то, что Metallica больше не считалась передовой. Но, как проницательно отмечал Ларс, это было из-за того, что «мейнстрим сдвинулся намного ближе к новому левому краю по сравнению с ситуацией пятилетней давности. Для какого-нибудь банковского клерка Metallica все еще была самой экстремальной вещью, которая могла его увлечь».
Не то чтобы это сделало их невосприимчивыми к критике – писатели, на которых произвело впечатление решительное изображение Хэтфилдом жертвы войны в One, в атмосфере, царившей после окончания войны в Персидском заливе, выступали против явного патриотизма и бесцеремонного размахивания флагом в Don’t Tread on Me. Но даже здесь у группы был ответ: Джеймс, как они отмечали, написал песню за много месяцев до вторжения в Кувейт, и флаг, которым он размахивал, был не со звездами и полосами, это был флаг, который нес ополченец из района Калпепер в Виргжинии во время гражданской войны, и его знамя с изображением свернувшейся клубком змеи – а-ля на обложке Black Album – несло девиз «Don’t Tread on Me (прим. не нападай на меня)». (В действительности реплика флага висела на стене в One on One от начала и до конца сессий.)» В Америке есть хорошие места, мать ее, – ответил Джеймс с вызовом Rolling Stone. – Я определенно так считаю. И это чувство во многом обязано гастролям. Ты понимаешь, что тебе нравится в определенных местах, понимаешь, почему живешь в Америке, несмотря на все это испорченное дерьмо. Это все равно самое событийное место, чтобы проводить здесь свое время».
Хэтфилд также попал в неприятное положение из-за комментариев, которые он сделал на NME, описав рэп-музыку как «слишком черную» и добавив, что это все было «я, я, я и мое имя в этой песне». И снова он не извинился: «Некоторые вещи, как, например, Body Count, нравятся нашим фанатам, потому что в них есть агрессия. И мне нравится эта сторона. Но такая вещь, как Cop Killer – убей белых – это вообще что за мать его? Я в это не врубаюсь». Ему это напомнило, как он сказал, «эту тему Slayer по поводу сатаны и «я-растерзаю-твою-детку». Как выйти и расстрелять копов. Надеюсь, никто не выйдет и не сделает этого. Людям нравится, и это нормально. Чем бы дитя ни тешилось, как сказал бы отец. Просто это не тешит меня».
Несмотря на то что Metallica была на втором месте после AC/DC, тем летом они были самой обсуждаемой группой на афише Monsters. «Нам очень повезло с хвалебными отзывами многих модных журналов, – признался мне Ларс. – Все эти писатели, которые обычно рассказывали о Брюсе Спрингстине или Принце. Metallica своего рода ворвалась в эту толпу в Америке». Все-таки, почему они? Почему не, скажем, Slayer? Он сделал глубокий вздох, как будто пытался избавиться от снисхождения в голосе. «Думаю, по большей части это связано с нашим подходом в плане текстов и с желанием открыто говорить о более реальных вопросах и вещах, которые происходили вокруг нас. Я первым встаю в очередь, когда выходит пластинка Slayer, потому что я считаю, что они лучшие в том, что они делают. Но с точки зрения текстов… Мы всегда были непреклонны в том, чтобы избегать клише метала – и одно из них в том, чтобы быть всем этим сексистским, сатанинским дерьмом. И как следствие, кажется, что все журналисты – законодатели трендов бросают со всех сторон возгласы одобрения в адрес Metallica».
Однако, как и предсказывал Ларс, среди старых фанатов Metallica было много тех, кто качал головой. Были широко распространены обвинения в том, что они продались, обоснованные с «олдскульной» точки зрения. Даже два десятилетия спустя эта тема разводит по разные стороны баррикад даже самых надежных союзников группы. Обычно разговорчивый Робб Флинн, который был таким большим фанатом в подростковом возрасте, чья группа Machine Head выступала на разогреве у Metallica в их туре, когда мы разговаривали с ним в начале 2009 года, сменил тему, когда я спросил о его непосредственных взглядах на Black. Как поясняет это Джоуи Вера: «Black Album никогда не входил в планы… Но они были достаточно хитры в том, что делали. И Ларс, возможно, был к этому причастен, работая с управляющей компанией. Они приняли некоторые очень и очень продуманные решения, пусть даже и спорные для некоторых фанатов. Но, в конце концов, они принимали умные решения для всей своей истории».
Другие согласились. По словам Дэвида Эллефсона, «Black Album, по звучанию является одной из самых лучших пластинок, когда-либо сделанных в истории мультитрековой записи». Даже Флемминг Расмуссен, выживший после того, как взял на себя ответственность за продюсерский кошмар Justice, «был в полном восторге» от Black Album, сказав: «Он звучал великолепно, был хорошо спродюсирован, хорошо сыгран, и я подумал, что он гениален. Они сделали очень многое из того, что я хотел, чтобы они сделали на Justice, в части звука и того, как они упростили многие моменты. Они ушли от действительно длинных песен к схеме одна песня – один риф. И тот факт, что Джеймс внезапно начал проявлять интерес к вокалу, также был очень приятен. Потому что это был своего рода первый альбом, где он действительно пел и где можно слышать, что он серьезно к этому относится. Думаю, это легендарный альбом».
Большим вопросом оставалось то, как бы на это отреагировал Клифф? Было чувство, что Бертон, будучи так долго бескомпромиссной душой группы, был бы откровенно в ужасе от такого поворота событий. Как теперь говорит Джоуи Вера, «это невозможно представить, чтобы группа сделала такой альбом, будь Клифф жив: «Я не говорю, что они превратились бы в King Crimson или что-то еще, но никогда не знаешь наверняка. Это могло быть таким сумасшедшим черт знает чем, понимаешь?»