Metallica. Экстремальная биография группы — страница 92 из 100

Это чувство достигает апофеоза на самом референтном и, честно говоря, неловком десятиминутном треке Suicide & Redemption, откровенно задуманном таким же грандиозным, как Call of Ktulu, который, вопреки ожиданиям, мог бы в этом преуспеть, если бы он не длился и длился бесконечно. Единственный трек, который затихает и является безопасным ходом, поскольку большинство слушателей уже натренировалось использовать опцию переключения треков на своих CD-проигрывателях/ноутбуках/ iPods задолго до его выхода. Это подчеркивает основные недостатки альбома: то чувство полного формализма, которое он несет, и подпись 1980-х годов, которую он ставит на всем. Заканчиваясь самым коротким пятиминутным My Apocalypse, очередным брошенным треком, воссоздающим золотую эпоху группы, напоминающим заглавную песню Master of Puppets, а его рифф берет вдохновение от Battery. Возникает неизбежный вопрос: кого все это должно порадовать? Тех юных фанатов, которые испытывают подобное в первый раз? Продюсера, чей стиль работы основывается на том, чтобы поймать дух тех славных дней? Или, возможно, группу, которая теперь намеренно потеряла свой путь в музыкальном плане и просто хочет начисто вытереть грифельную доску и вернуться к тому, что сама воспринимает как более понятные и более душевные времена? Или вопрос имеет циничную подоплеку и просто ставит целью проникнуть на рынок классического рока так же, как теперь это делают AC/DC, Iron Maiden и Kiss, усиливая ностальгию по не всегда общему прошлому, которая разрослась далеко за пределы своего первоначального размера? Как будто после Black ничего не было. Как Бобби Юинг, группа просто вышла из душа, чтобы снова начать оттуда, где она остановилась до того, как все пошло не так, понимаешь, вся такая беспокойная, безумная и взрывная?

Это, безусловно, выглядело как послание, ведь Джеймс описывал новые песни как «похожие на старую Metallica… но более значительную» или когда они снова начинали свои выступления с трека… And Justice for All в более поздних шоу. Кирк тем временем начал прямо говорить о новом альбоме «как о шестом альбоме группы», в то время как он был девятым по счету, – то есть продолжением Black, а не St. Anger. Это исходило от главного вдохновителя переосмысления Metallica середины 1990-х годов.

Однако видимых причин проклинать новый альбом Metallica не было. Несмотря на то, что бо́льшая часть текстов касалась смерти, это также было вполне нормально. Как однажды выразился Д.Р.Р. Толкиен: «самые лучшие человеческие истории всегда об одном: о неотвратимости смерти».

Большим разочарованием были не сами песни (которые были достаточно цельными попытками по меньшей мере сделать то, что им когда-то удавалось лучше всего – дать толпе поклонников гимн трэш-метала) и точно не продюсерская работа Рубина, который, несмотря на свою репутацию человека, ценящего атмосферу превыше технического совершенства, был супераккуратным и лоснящимся. Было чувство, что группа выпустила на рынок тщательно продуманный продукт; что-то, что можно было бы простить в случае с Black, их первой серьезной попыткой провернуть такое – и это в итоге вылилось в такие великие работы, как Enter Sandman и Sad but True. Или парадоксально, но в случае с Load, где стремление разрушить собственный имидж четко взяло верх над самими песнями. Но здесь, на альбоме, который был олицетворением возврата группы к старомодным принципам музыкальности и честного художественного творчества – как выразился Джейсон Ньюстед, когда люди «работают в течение восьми часов в день в репетиционной комнате, как братья», – они совершенно не попадают в ноты.

С громкого звука сердцебиения, открывающего альбом (как будто разбитое тело Metallica медленно возвращалось к жизни на операционном столе, как в тот момент в любимом фильме Кирка «Франкенштейн», когда добрый доктор плачет: «Он жив! Он жив!»), до вызывающего дрожь изображения гроба на обложке – мотив, который неустанно преследовал их на протяжении двухлетнего мирового турне, в котором они продвигали альбом, получивший, безусловно, худший заголовок Metallica из когда-либо существовавших – Death Magnetic (явное указание на то, как много рок-звезд умерли молодыми, притягивая смерть, будто магниты) – это Metallica в цифрах, легкодоступный трэш; классический звук группы золотой эры, доставляющей свои идеи все так же, в целости и сохранности, но это уже мало удивляет тех из нас, чьи воспоминания теперь длиннее волос.

Даже педантичный текст на вкладыше кажется безнадежно плохо продуманным, как взрослая идея детского рисунка, с тестами к песням, частично закрытыми вырезками в форме гроба, которые проходят через каждую страницу и делают еще сложнее процесс расшифровки того, что разбросано в произвольном порядке и начинается с последнего трека (что в конечном итоге, возможно, не так уж и случайно). Естественно, были там и привычные снимки группы авторства Антона Корбейна, но даже они – подчеркнутые позы каждого члена группы в черно-белом исполнении, стоящие в кожаных куртках на фоне зернистой черно-белой стены, – могли быть сняты любым другим Антоном.

Ничто из этого не помешало Death Magnetic стать самым большим успехом группы. Когда 12 сентября 2008 года прошел его мировой релиз, он сразу же занял первое место в тридцати двух странах, включая Великобританию и Америку – впервые со времен Load двенадцатью годами ранее, тем самым доказав, что поклонники метала будут принимать даже низкопробную Metallica эпохи прайм-тайма намного лучше, чем постмодернистскую, сражающуюся с Napster и консультирующуюся у терапевта.

Альбом продал тираж более 490 000 копий в первые три дня в США, сделав Metallica единственной группой в истории чартов США, которая дебютировала под номером один с пятью альбомами (побив предыдущие рекорды The Beatles, U2 и Dave Matthews Band). Рецензии также были чрезвычайно благосклонными. The New York Times хвалила альбом за «композиции, который были рискованными и сложными», в то время как журнал Time утверждал, что «песни пролетают со скоростью самых свирепых американских горок в мире, и когда они тебя высаживают, часто после семи или восьми головокружительных, но гармоничных минут, единственным остаточным эффектом остается головокружение». Реакция на более низком уровне была аналогичной: в своем обзоре Kerrang! провозглашал, что «Metallica снова звучит как одна из самых воодушевляющих групп в мире», «насмехаясь над современными [метал] соревнованиями».

Ключом к их успеху, как поведал мне Ларс несколькими месяцами позже, во время второго раунда стадионных туров, где они были хедлайнерами, в Великобритании, было «время». Он размышлял о том, возможен ли возврат группы с таким энтузиазмом к своим трэш-корням. «Но я понимаю, что это может произойти только органически. Это нельзя как-то форсировать: «Теперь мы должны сесть и сделать такую запись, основываясь на том, что мы делали в восьмидесятых». Это стало возможным благодаря «комбинации Рика Рубина, сочетания двадцатой годовщины Master of Puppets и того, как мы снова открыли себя в этой записи, начав играть ее по-новому и привыкнув к ней благодаря Робу Трухильо, ну и параду планет… Внезапно это было, как будто мы снова оказались в гуще событий, и это было хорошо, и это было правильно, и это было реально – благодаря небольшому понуканию Рика Рубина и ободряющим словам о том, что мы не должны отрицать ни одну из наших сторон, и бла, бла, бла».

Как сказал мне Джеймс раньше в тот же день, дело было в том, что Боба Рока там не было, а Рик Рубин был: «Думаю, Боб стал слишком комфортным. Нам стало слишком комфортно друг с другом, в особенности после того, как мы прошли через все это эмоциональное истощение от St. Anger. Мы узнали так много друг о друге, что, думаю, мы были слишком близи. Хорошо, что мы двинулись дальше, и я думаю, Рик Рубин – полная противоположность Боба Рока. Тот факт, что мы были способны сесть и написать о себе, сделать определенный задел самостоятельно, создавать для себя без необходимости, чтобы Рик Рубин нянчил нас или сидел постоянно за плечом, так что мы могли расправить крылья и снова полететь как группа, после всех этих почти смертельных экспериментов фильма Monster и альбома St. Anger. Итак, это было верное решение на тот момент. Не хочу говорить ничего плохого о Бобе, потому что он привел нас туда, где нам не приходилось бывать раньше. Мы многому научились у него. Но все внезапно изменилось. Так должно было произойти».

У старых друзей был свой взгляд на эту ситуацию. Флемминг Расмуссен описывает Death Magnetic как «хороший шаг в правильном направлении», но добавляет: «Думаю, они должны были позвать меня. Понимаешь, если они хотят сделать такой альбом, почему, черт возьми, не позвонить мне?» И продолжает: «Он звучит даже близко не так хорошо как Ride или Master, определенно нет». Однако мог ли он представить себя снова их продюсером? «Понятия не имею. Надеюсь, да». Хавьер Расселл дает похожий сдержанный отзыв: «Я думаю, это намного лучше, чем их предыдущие альбомы. Это своего рода возврат. Что-то из этого даже лучше, чем ранние песни с Master of Puppets». Проблема, по словам Хавьера, в том, что «ты прослушиваешь его и думаешь, что он очень даже неплох. А потом он заканчивается, и ты думаешь: я помню хотя бы одну из этих песен?» Джефф Бартон говорит: «Мне не нравится продакшн. Если они пытаются возродить дух 1986 года, они проделали неплохую работу. Но я не думаю, что все дело в этом, по правде говоря, – он добавляет: – Странно видеть, как группа сделала практически полный круг и стала испытывать ностальгию по тем временам». Когда Джефф брал интервью у Джеймса по поводу альбома, «[он] был очень, очень сентиментален о тех временах трэша. Metal Hammer только что выпустил специальный номер, посвященный трэшу, и у него была копия; он смотрел на него, и можно было увидеть слезы в его глазах».

Успех Death Magnetic заключался далеко не только в силе его песен. Все дело было в старом добром маркетинге и продвижении (нет никакого смысла в том, чтобы устраивать Второе пришествие, если некому его увидеть), преподнесенном очень вдумчивым и современным способом. За несколько месяцев до того, как альбом отправили в магазины, был запущен новый сайт