Вопрос повис в воздухе. А завтра предстоял устный экзамен по истории магических дисциплин... и вечер в библиотеке, который обещал быть жарким.
Глава 7
Северный корпус Академии Магических Наук дышал тишиной библиотеки и скрипом перьев. Здесь, в аудиториях с высокими потолками, увешанными портретами бородатых магосов-теоретиков прошлого, царил иной мир. Мир метамагов. Наш курс набрал всего двенадцать человек – все мужчины, все с сосредоточенными лицами и томами Эйлера или Гаусса под мышкой. Я, Григорий Грановский, был тринадцатым. И белой вороной.
Бедность висела на мне, как неудачно подобранный мундир. Мой сюртук, старательно вычищенный Дашей, все равно был поношеннее, чем у других. Чернильница – простая жестяная, а не хрустальная с серебряным пером, как у соседа по парте, отпрыска какого-то сибирского горного магната. Взгляды, скользившие по мне, были разными: от безразличных до откровенно презрительных. Особенно выделялся профессор Голубев, читавший «Основы Эфирного Анализа». Человек с лицом, как у высохшего яблока, и манерами старой, злобной дворняги. Его взгляд, когда он вызывал меня к доске по дежурству или вручал задание, всегда содержал немой укор: «Что ты забыл среди настоящих дворян, нищеброд?»
Лекции были сложны, но… знакомы. Дифференциальные уравнения в частных производных, описывающие распространение магических полей; теория групп, примененная к симметрии защитных барьеров; тензорный анализ для расчета деформаций эфира под воздействием заклинаний. Это был язык, на котором я всегда думал. Для моих однокурсников это были горы, на покорение которых отводились годы. Для меня – холмы, которые я брал почти с ходу, по памяти прокладывая тропы, проторенные в прошлой жизни. Я молчал, старался не высовываться, записывая решения в тетрадь аккуратным, экономным почерком.
Но однажды Голубев решил «прощупать» новичков. Он вышел к доске, огромной грифельной поверхности, испещренной прошлыми формулами, и нарисовал схему: сложный лабиринт из линий, представляющих эфирные токи разной плотности и вязкости в некоем гипотетическом артефакте.
«Господа, – его голос скрипел, как несмазанная дверь. – Перед вами модель эфирного контура «Сердце Ворона» – крайне нестабильного артефакта XVII века. Ваша задача, как будущих метамагов, – найти оптимальный путь для стабилизирующего импульса магии. Импульс должен пройти от точки Альфа до точки Омега, преодолев зоны сопротивления (здесь он ткнул в участки с густой штриховкой) и используя зоны усиления (тут же показал на более светлые участки). Минимизировать энергозатраты, избегая при этом критических резонансов, обозначенных вот этими красными крестами. Уравнения движения импульса в таком поле…» Он начал выводить на доске чудовищно сложную систему дифференциальных уравнений с двойными интегралами и частными производными. «…и представляют собой основную трудность. Над этой задачей бились лучшие умы Академии целый год после обнаружения артефакта. Она идеальна для вашего первого серьезногоисследования. Срок – к концу учебного года. Работайте в группах или индивидуально. Конечно, ваш успех отразится на академической карьере в дальнейшем, поверьте, об этом я позабочусь. Удачи.»
В аудитории воцарилась гробовая тишина, нарушаемая только поскрипыванием перьев. Лица однокурсников побледнели. Кто-то нервно сглотнул. Голубев наблюдал за реакцией с едва скрываемым удовольствием, его взгляд задержался на мне с особым, ядовитым любопытством.
Я смотрел на схему. Лабиринт. Плотность. Вязкость. Резонансы. Минимизация энергии. В голове Дениса мгновенно всплыли аналогии: задача о брахистохроне, кривой наискорейшего спуска, но с переменной плотностью среды; принцип наименьшего действия в механике; методы вариационного исчисления. Формулы, которые Голубев с таким пафосом выводил на доске, казались мне громоздкими и неэлегантными. «Зачем так усложнять? Это же очевидно…» – промелькнула мысль.
Не думая о последствиях, поднял руку, на что Голубев тут же поднял бровь. - Грановский? Вопросы уже есть? - сказал раздражённо Голубев - Задача только что поставлена. - Нет вопросов, профессор. Я… полагаю, могу предложить подход к решению. Сейчас.
В аудитории замерли. Кто-то фыркнул. Голубев усмехнулся коротко и сухо.- Очень самонадеянно, юноша. Но раз уж вы так уверены… Пожалуйста, к доске. Покажите нам это чудо прозрения.
Я вышел. Запах мела и пыли. Десятки глаз, полных недоверия и злорадства. Взял мел. На чистом участке доски начал писать. Не громоздкие уравнения Голубева, а компактную, изящную формулировку на основе принципа наименьшего действия, адаптированную для магического поля с переменными параметрами. Я ввел функционал, описывающий «стоимость» пути импульса в терминах эфирного сопротивления и риска резонанса, и записал условие его минимизации – уравнение Эйлера-Лагранжа для данного конкретного случая. Потом, почти не задумываясь, начал выписывать его решение – оптимальную траекторию, прямо поверх схемы Голубева, плавную кривую, огибающую зоны риска и использующую усилители.
«…и интегрируя это, получаем параметрические уравнения пути. Скорость импульса здесь будет максимальной, а диссипация энергии – минимальной, избегая при этом критических частот вот в этих точках…»– комментировал я, пока мел скрипел по грифелю. В аудитории стояла абсолютная тишина. Даже Голубев перестал усмехаться. Его лицо стало каменным. Я закончил, отряхнул руки от мела. «Вот оптимальный путь, профессор.»
Молчание. Потом робкий вопрос с задней парты:- А… а как вы вывели это уравнение? Оно… не похоже на то, что писал профессор…
- Это стандартный вариационный подход, – ответил я просто. – Более универсальный и менее громоздкий для задач такого типа. Он позволяет сразу получить траекторию, минуя промежуточные интегралы.
Голубев медленно подошел к доске. Он долго смотрел на мои записи, его желтоватые глаза бегали по строкам. Потом он обернулся. Лицо его было не читаемо.- Достаточно… - он замялся, пытаясь не говорить что-то совершенно неуместное. - неординарно, Грановский. Хотя и… спорно. Мы еще проверим вашу «оптимальную» траекторию на практике. Садитесь.
В его тоне не было ни одобрения, ни восхищения. Была холодная злоба человека, которого публично обошли. Но в аудитории что-то изменилось. Некоторые взгляды потеряли презрение, сменившись настороженным уважением. А кое-кто продолжал смотреть с еще большей неприязнью.
После лекции я искал уединения в главной библиотеке Академии – огромном зале с дубовыми галереями, где царил вечный полумрак и запах старых фолиантов, воска и пыли. Я устроился в своем углу на третьем этаже, у окна, выходящего на внутренний двор с памятником Ломоносову, держащему не свиток, а модель атома эфира. Листал трактат по неевклидовой геометрии в применении к пространственным искажениям при телепортации – сложно, но чертовски интересно.
- Опять зарылся в теоретические дебри, Грановский?
Я вздрогнул. Юлиана стояла рядом, положив стопку книг на соседний стол. На ней был практичный костюм из темной ткани – юбка до лодыжек и жакет с высоким воротником, но без лишних бантов. На груди – эмблема Стихийного факультета. Ее рыжие волосы были убраны в тугую косу, на щеках играл легкий румянец, вероятно, от практики в лаборатории.
- Дебри – это единственное, что не пытается меня укусить здесь, – ответил я, откладывая книгу. – В отличие от некоторых профессоров.
Она села напротив, ее зеленые глаза изучающе скользнули по моему лицу.- Слышала про ваш подвиг у Голубева. Весь корпус Стихий трещит. «Нищий гений метамагов поставил Голубева в тупик». – Она произнесла это без злорадства, скорее с деловитым интересом. – Правда, что решили задачу за год вперед?
- К счастью, не за год, – пожал я плечами. – За пятнадцать минут. И не решил – нашел более простой путь решения. Голубев… не оценил.
- Он и не оценит, – Юлиана фыркнула. – Он из тех, кто считает, что знание должно пахнуть нафталином и стоить дорого. Ты ему кость в горле, Грановский.» Она открыла свою книгу – что-то про термодинамику горения.
- А что за метод? - спросила она погодя. - Тот, который ты применил?
Я начал объяснять суть вариационного подхода, на пальцах, без формул. Она слушала внимательно, кивая, иногда задавая вопросы, показывающие, что она спрашивает скорее чтобы просто спросить, а не по-настоящему понимает суть.
В этот момент к нашему столу подкатил Артём, весь сияющий, с запахом озона и свежего ветра в волосах.- Ага! Поймал вас! Метамаг и Пиромантка, вам теперь надо зайти в какой-нибудь бар, чтобы было совсем как в анекдоте! – Он плюхнулся на стул рядом. – Юлиана Ивановна, не верьте ему! Он хочет притворяется умным, скрывая, что на самом деле ещё умнее.
Каком таком анекдоте? – недоумевающе спросила Юлиана с легкой ухмылкой, но в глазах мелькнул огонек.
Артём засмеялся.- Да это неважно, в любом анекдоте. - сказал он, немного замявшись, осознавая, что его шутку не поняли. - А я вот сегодня научился завихрять воздух так, что бумажные кораблики плавают по аудитории! Профессор чуть не лопнул, но ЭСЗ было приличное. А ты что, кроме как Голубева злить, сегодня делал?
Я рассказал о задаче. Артём присвистнул.- Святой Георгий! Да тебя сожгут на костре от зависти старшекурсники! Голубев, конечно, козел, но ты… - Он покачал головой с уважением. - Аккуратнее с ним, он вроде как один из ближнего круга ректора. Ладно, хватит формул. Идемте в столовую, а то после завихрений я голоден, как чёрт!
Мы спустились в шумную, пропахшую щами и жареным луком академическую столовую. Артём беззастенчиво тыкал пальцем в самые дорогие блюда в меню, настаивая, что сегодня платит он – «за гениальность и будущие консультации по проклятой термодинамике». Юлиана ела аккуратно, но с аппетитом, вступая в наши споры о преимуществах теории перед практикой и наоборот. За соседним столом сидел Меншиков с компанией таких же вылощенных юнцов с Военно-Магического. Они громко обсуждали тактику «огневого подавления бунтующих деревень», бросая в нашу сторону в