–Дверь, – буркнул один. Скрип тяжелых петель. Мы вошли. Воздух стал еще холоднее, застоявшимся, пахнущим пылью и старой штукатуркой. Звуки шагов изменились – теперь это был глухой стук по деревянному полу коридора. Шли недолго. Поворот. Еще дверь. Ее открыли, втолкнули меня внутрь и закрыли за спиной. Здесь пахло иначе – воском, старым деревом, слабым, но явственным запахом дорогого табака. И еще… напряжением. Оно висело в воздухе, как статическое электричество перед грозой.
Руки снова схватили меня, не грубо, но твердо, развернули. Пальцы нащупали узел мешка под подбородком, дернули. Ткань соскользнула.
Свет. Неяркий, теплый, от нескольких керосиновых ламп и массивной люстры с хрустальными подвесками, но после абсолютной темноты он резал глаза. Я зажмурился, моргая, пытаясь сориентироваться.
Комната. Не конспиративная квартира-гроб Седова и не алтарь-притон Забайкальского. Богатая гостиная. Высокие потолки с лепниной. Стены, обитые темно-бордовым штофом, местами потертым, но все еще роскошным. Паркетный пол, покрытый дорогими, хоть и выцветшими коврами. Массивная мебель темного дерева – диваны, кресла, резной буфет с бокалами за стеклом. И посередине – большой, тяжелый круглый стол из темного дуба. За ним сидели пять человек.
Забайкальский был среди них. Он сидел, съежившись, на краю одного из стульев, в своем все том же поношенном пальтишке, которое выглядело здесь, в этой обстановке, вопиюще чужеродным, как заплатка на бархате. Его бегающие глазки метались от меня к остальным, полные привычной робости и натужного желания казаться своим. Но даже онна фоне остальных четверых выглядел… интеллигентно. Почти респектабельно.
Остальные были другими. Они сидели небрежно, но в их позах чувствовалась скрытая мощь, как у хищников в клетке. Все четверо – мужчины средних лет или старше, с лицами, изборожденными морщинами, жесткими, как дубовая кора. Густые, неопрятные бороды, седые или темные, спутанные. Волосы, давно не видевшие ножниц. Взгляды – тяжелые, оценивающие, лишенные тепла, сверлящие меня насквозь. Они были одеты в добротные, но грязноватые пальто поверх темных, грубых рубах и жилетов. И у каждого, отчетливо видимое, за широким кожаным поясом – рукоять кинжала. Не декоративного. Короткого, широкого, с тусклым металлом, видавшего виды. Оружие труда, а не украшение. От них веяло не просто опасностью, а чем-то первобытным, грубым, как необработанный камень – силой, не знающей сомнений и жалости. Запах, который я уловил еще в коридоре – масло, железо, пот – шел от них. Запах мастерской, кузницы… или подпольной типографии, где печатают не буквы, а пули.
Атмосфера была густой, как кисель. Тишина звенящая, нарушаемая лишь потрескиванием ламп и моим собственным дыханием. Никто не улыбался. Никто не кивнул. Они просто смотрели. Четверо волков и Забайкальский – жалкая шавка рядом с ними.
Один из них, сидевший напротив меня, был явным лидером. Самый крупный, с плечами, как у медведя, и лицом, напоминавшим обтесанный топором гранитный валун. Глубокая шрамовая борозда пересекала левую щеку от виска до подбородка. Его маленькие, глубоко посаженные глаза были холодными, как глыбы льда на дне колодца. Именно он нарушил тишину, не меняя позы, не повышая голоса. Голос был низким, хрипловатым, как скрежет камня о камень.
–Грановский. – Он произнес мою фамилию как констатацию факта, без вопросительной интонации. – Я – Тит. – Он мотнул головой в сторону остальных, не утруждая себя представлением. – Это – собратья по делу. Забайкальский говорил. Про ограбление инкассаторов Охранки. Про деньги. Про… твою смелость.
Его ледяной взгляд скользнул по моему лицу, по моей промокшей еще на улице одежде, задержался на руке, где тускло блестело кольцо-блокиратор. В его глазах не было ни восхищения, ни даже простого интереса. Был лишь холодный расчет. И проверка.
–Шум, – продолжил он тем же ровным, безэмоциональным тоном, – подняли знатный. Весь город на ушах. Охранка мечется, как угорелая. Ищут. Кровью умыться готовы. – Он сделал паузу, давая словам осесть. Пальцы его правой руки непроизвольно пошевелились в сантиметре от рукояти кинжала. – А тебя… – он чуть наклонился вперед, и его тень накрыла полстола, – …почему не нашли? Как так вышло, парень? Расскажи.
Глава 59
Тишина, наступившая после вопроса Тита, была не просто отсутствием звука. Она была живой, плотной субстанцией, наполняющей роскошную, но душную комнату. Она давила на барабанные перепонки, заставляя слышать собственное кровообращение – гулкий, тревожный шум в висках. Она осела на кожу липкой пленкой холодного пота. Пять пар глаз, недобрых, исследующих, впивались в меня, как штыки. Ледяные озера во взгляде Тита казались бездонными. В них не было любопытства – лишь холодный, безжалостный промер. Как не нашли? Этот простой вопрос висел в воздухе тяжелее гири. Он означал: Докажи, что ты не стукач. Докажи, что удача – не прикрытие сговора с Охранкой. Докажи, что ты не слабое звено, которое приведет жандармов сюда, к этому столу.
Секунды растягивались в мучительные минуты. Я чувствовал, как под взглядом Тита моя маска спокойствия трещит по швам. Губы пересохли. Я попытался сглотнуть, но в горле стоял ком. Мысль метнулась, как загнанный зверь, ища выход. Правду? Рассказать про лазейку в канализации, про туманное заклятие, купленное у подпольного алхимика, про слепой переулок, где меня не видели? Но каждое слово сейчас могло быть истолковано как ложь или признание в некомпетентности. А ложь… под этими взглядами она казалась хрупкой, как стекло.
И вдруг – движение. Забайкальский, до этого съежившийся, словно стараясь раствориться в резной спинке стула, резко кашлянул. Звук был громким, натужным, неестественным в гнетущей тишине. Все взгляды, как по команде, резко переключились на него.
– Товарищ Тит! – затараторил он, его голос звучал фальшиво-бодро, как плохо сыгранная роль. Он потер руки, изображая деловую активность. – Простите, перебиваю… Но тут время-то дорого! Пока мы тут… э-э-э… уточняем детали прошлых дел, упускаем золотую возможность для дела нового! Самого что ни на есть горяченького!
Он выдержал паузу, оглядывая стол, ловя внимание. Тит не отвел от него своего ледяного взгляда, но бровь – густая, седая – чуть приподнялась. Другие «собратья» переглянулись, в их взглядах мелькнуло что-то между раздражением и настороженным интересом.
– Какая возможность? – спросил Тит, его голос оставался ровным, но в нем появилась едва уловимая нить терпения, натянутая до предела.
– Склад! – выпалил Забайкальский, торжествующе понижая голос до конспиративного шепота, хотя мы были одни в комнате. – Оружейный склад! Не Охранки, нет! Частный! Приписан к заводу «Красный Октябрь», но охрана – смех! Два старых инвалида да сторожевой пес, который лает только на крыс! А там, товарищи! – Он ударил кулаком по столу, заставив дребезжать бокалы в буфете. – Не только винтовки старого образца, патроны! Там… – он заговорщически наклонился вперед, – …ящики! С артефактами! Конфискованные Охранкой у какого-то коллекционера, да так и пылятся! Ждут отправки в Питер или в переплавку! Заклятые клинки, амулеты защиты, говорят, даже кристаллы силы! Настоящее богатство для дела!
Он выдохнул, сияя, как будто только что подарил им ключи от казны. Внутри меня что-то дрогнуло – облегчение, смешанное с презрением и странной благодарностью. Жалкий паук, но в этот миг он отвел от меня смертоносный фокус внимания Тита. Пусть ненадолго. Пусть из своих корыстных побуждений – выслужиться, показать свою полезность. Но он дал глоток воздуха. Я почти физически ощутил, как тиски взгляда Тита ослабевают, переключаясь на нового «зверя» – на призрак склада с артефактами.
Спасибо, – пронеслось в голове, адресованное этому жалкому типу. Но благодарность тут же растворилась в настороженности. Артефакты? Заклятые клинки? Это пахло не просто ограблением, а шагом в игру с гораздо более высокими ставками и более опасными игроками. Седов… узнает? Обязательно. И спросит.
Тит медленно перевел взгляд с Забайкальского обратно на меня. В его ледяных глазах не было прежней концентрации, но интерес не исчез. Скорее, отложился. Как топор, занесенный, но не опущенный.
– Склад… – протянул он, размышляя. – Это… интересно. Обсудим. – Он кивнул Забайкальскому, давая понять, что его информация принята к сведению. Потом его взгляд снова заострился на мне, как шило. – Но вернемся к нашему молодцу. К его… удаче. Или умению. Грановский. Ты так и не ответил. Как ушел? Чисто? Без хвоста? Рассказывай. Подробнее.
Напряжение вернулось мгновенно, как удар хлыста. Забайкальский открыл рот, видимо, чтобы снова вставить слово, подогреть интерес к складу, но один из «собратьев» – коренастый, с лицом, напоминающим сплющенный кузнечный молот, – резко мотнул головой в его сторону.
– Сиди, Забайкальский. Помолчи. – Голос был тихим, но в нем звучала сталь, не терпящая возражений. – Пусть парень сам говорит. За себя.
Забайкальский съежился, как щенок, получивший пинок, и умолк, беспомощно водя пальцами по краю стола. Его защита кончилась. Я снова был один на один с волчьей стаей.
Сердце забилось чаще. Надо было говорить. Сейчас. Убедительно. Я собрался с духом, открыл рот, чтобы начать про канализацию, про туман… Но в этот момент инстинктивное желание защититься, ощутить хоть каплю контроля, заставило мою правую руку непроизвольно потянуться к левой. К тому самому пальцу, где холодным, мертвым кольцом сидел блокиратор магии. Я схватил его, пытаясь провернуть, стянуть. Металл был гладким, холодным, идеально пригнанным. Он не поддавался ни на миллиметр. Я дернул сильнее, чувствуя, как металл впивается в кожу, как палец немеет от давления. Ничего. Он сидел, как влитой. Как кандал. Напоминание о моей абсолютной уязвимости здесь, в этой комнате, среди этих людей с кинжалами. Без моей, пусть и слабой, магии я был голым, беззащитным. Мышь перед котами.
– Эй, что ты ковыряешь? – прорычал тот же коренастый «собрат», заметив мои движения. Его рука непроизвольно легла на рукоять кинжала.