, низкий и спокойный, разрезал спор, как нож масло: «Петр, твоя власть земств без опоры – карточный домик. Кто их поддержит против губернаторского произвола? – Она повернулась к девушке, и в ее взгляде мелькнуло что-то похожее на усталую снисходительность. – Лиза, твоя сломанная машина… кто соберет осколки? Кто защитит слабого, пока ты строишь свой новый мир? – Ее взгляд скользнул к метамагу. – Алексей, твоя медленная эволюция… сквозь сколько поколений страдания она должна идти?»
Она не давила авторитетом. Она ставила вопросы – острые, неудобные, вскрывающие нарыв нерешенности под красивыми лозунгами. Ее слова не звучали истиной в последней инстанции, но заставляли спорщиков замолчать, нахмуриться, уйти вглубь собственных мыслей. Сила ее была в этой ясности, в отстраненности, которая парадоксальным образом делала ее центром притяжения. На нее смотрели – юноши с обожанием и робостью, девушки с восхищением и легкой завистью. Она была не пламенем, а холодным, ясным светом, в котором мерцали их страстные, но дымчатые огоньки.
Я сидел на стуле в тени высокого стеллажа с фолиантами по церковной теургии. В руке – тяжелый граненый стакан с терпким, кисловатым вином. Их пыл был заразителен, как лихорадка. Их идеи – все еще казались опасной утопией. Но сама атмосфера – полумрак, табачный дым, дешевое вино, жар споров о невозможном – обладала странной, горькой романтикой подполья. И в центре всего – она. Алиса Ливен. Непостижимая, как нерешенная теорема поля, и притягательная, как кратер вулкана. Магнит, намагниченный на мятеж.
Час пролетел незаметно. Вино выдохлось, папиросы догорели. Страсти поостыли, сменившись усталым, но удовлетворенным гулом. Пора было расходиться, таясь в спящих коридорах, как заговорщики.
Я поднялся, стул тихо скрипнул. Она была уже рядом, докуривая последнюю папиросу. Дымок стелился вокруг ее бледного, резко очерченного профиля. В полумраке ее глаза казались светящимися сланцевыми плитками.
- Грановский. - сказала она медленно. - молчал весь вечер? Ничего, что на «ты»?
Я остановился.
Она бросила окурок на каменный пол, раздавила его каблуком узкого, элегантного ботинка с неожиданной силой. Затем повернулась ко мне. Легкая, едва уловимая искра промелькнула в ее глазах.- Не сочти за труд? – спросила она голосом, в котором звучала не просьба, а спокойная уверенность, чуть приправленная игривой тайной. – Проводи даму до её общежития. Темный двор – место для призраков или… для ученых джентльменов с хорошей интуицией. Моя дорога – мимо Северного корпуса.
Ее губы тронул намек на улыбку. Она не просила сопровождения. Она сама строила всё наше общение с самого нуля. Знала, что я пойду. И в этом знании, в этой протянутой нити возможности, чувствовалась ее власть – тонкая, неоспоримая и загадочная.
Глава 11
Ледяное сияние луны ползло по потолку моей каморки под крышей Северного корпуса. Я лежал, уставившись в темноту, но видел не шершавую штукатурку, а ее лицо. Белые волосы, отсвечивающие в лунных лучах, как припорошенные инеем ветви. Холодок ночного воздуха, щипавший щеки, когда мы шли через пустынный внутренний двор. И этот запах – не просто орхидеи, а что-то глубже: холодная сладость, смешанная с терпкостью дорогого табака и… опасностью. Он вился вокруг нее, как невидимый шлейф, заполняя пространство между нами даже в тишине. А потом… крыльцо служебного входа в Теургический корпус. Ее поворот. Внезапная близость. И тот поцелуй. Не нежный. Обжигающий. Короткий, как удар тока, и оставивший на губах вкус дорогого вина и чего-то невыразимо чужого, манящего. Она отступила на шаг, ее глаза в полумраке светились, как у хищницы, поймавшей добычу. «До среды, метамаг. Думай.» И растворилась в темноте. Думай. О чем? О Бакунине? О ее губах? О невозможности этого всего? Я ворочался, грубая шерсть одеяла казалась наждаком на коже. Запах орхидеи все еще стоял в ноздрях, призрачный и навязчивый.
Утро принесло не облегчение, а гулкое ожидание Турнира. Первый этап – индивидуальные испытания – остался позади. Теперь на афишах, расклеенных на дубовых досках объявлений, красовались новые, еще более внушительные заголовки: «Парные состязания! Сила в единстве! Испытание: ЛАБИРИНТ СТИХИЙ!»
Амфитеатр Практеума гудел, как гигантский улей. Энергия била ключом – азарт, страх, предвкушение. Теперь на арене возвышался сложный, динамичный полигон: подвижные каменные платформы, пылающие огненные кольца, бурлящие водовороты, внезапно возникающие стены сжатого воздуха и участки земли, вздымающиеся и опадающие, как живая кожа. Это был не статичный тест, а полоса препятствий, управляемая профессорами-стихийщиками с галереи, постоянно меняющая конфигурацию. Цель: пройти лабиринт на время, используя магию, причем пары были связаны магическим шнуром – простым эфирным канатом на запястьях, символизирующим необходимость синхронизации. Разорвать его – дисквалификация.
Я искал Юлиану глазами в толпе абитуриентов у входа на арену. Сердце странно сжалось – часть от вчерашних воспоминаний, часть от предстоящего испытания с ней. Нашел. Она стояла чуть поодаль, проверяя застежки на своих практичных кожаных перчатках. На ней был темный, облегающий костюм из прочной ткани – не для показухи, а для дела. Рыжие волосы туго стянуты в пучок, лицо сосредоточено, поджатые губы выдавали напряжение. Она чувствовала мой взгляд, подняла голову. Зеленые глаза встретились с моими. Ни улыбки, ни тепла – только решимость и… вопрос? Как будто пыталась прочесть, что творится у меня внутри после вчерашнего. Я кивнул, стараясь выглядеть уверенным. Она ответила коротким кивком. Дело.
«Пары на старт!» – разнесся усиленный магией голос главного судьи. Мы подошли к месту старта. Магический шнур – прохладная, упругая лента света – обвил мое запястье и ее. Легкое покалывание связи.
«Готова?» – спросил я, стараясь перекричать гул толпы.«Всегда, – отрезала она, не глядя на меня, оценивая первый участок лабиринта – внезапно поднявшуюся стену земли, преграждавшую путь. – Главное – не мешай. И не замеряй коэффициенты, когда надо прыгать.»Я хмыкнул. «Постараюсь.»
Рядом с нами на старт вышла другая пара. Меншиков и его напарник – коренастый детина с Военно-Магического, в мундире с нашивками за строевую подготовку, лицо туповато-самодовольное. Дмитрий Александрович был безупречен в своем новом, подчеркнуто практичном, но явно дорогом костюме для стихий. Его холодный взгляд скользнул по нам, задержался на магическом шнуре, связывающем меня с Юлианой. Уголок губ дрогнул в знакомой, презрительной усмешке. Он что-то сказал своему напарнику. Тот фыркнул, глядя на нас как на досадную помеху.
«Старт!», раздалось где-то поодаль.
Юлиана рванула вперед, как выпущенная стрела. Я едва успел среагировать, шнур на запястье натянулся, заставляя меня ускориться. Первое препятствие – земляная стена. Юлиана даже не замедлилась. Ее рука описала резкую дугу. Стена взорвалась под ударом сконцентрированного огненного импульса не в щебень, а в облако рыхлой пыли, через которое мы пролетели, не замедляясь. Я инстинктивно сжал кулак, направляя слабый импульс воздуха, чтобы отвести пыль от лиц – не нужно было, она уже контролировала рассеивание теплом. Мы обменялись быстрым взглядом. В ее глазах мелькнуло что-то вроде… признания? Скорости реакции?
Далее – огненное кольцо. Пламя бушевало, перекрывая узкий проход между каменными глыбами. Юлиана уже заносила руку, чтобы прожечь путь, но я крикнул: «Стоп! Неравномерность! Справа слабее!» Мой взгляд мгновенно прочел картину эфирных потоков – пламя бушевало ярче слева, справа был тонкий, прохладный «коридор» из-за сдувающего потока воздуха из соседней ловушки. Она мгновенно поняла. Короткий жест – тонкий клин льда вкололся в правый край пламени, не гася его, но создав узкую брешь. Мы проскочили, ощущая жар на спине. Ее плечо на миг коснулось моего. «Вижу!» – бросила она, и в голосе впервые прозвучало нечто кроме командного тона.
Мы работали. Она – инстинктивно, мощно, как сама стихия. Я – аналитически, предвидя изменения лабиринта по слабым флуктуациям поля, находя оптимальные точки приложения минимальной силы. Она пробивала путь огнем и землей, я гасил неожиданные водяные струи сжатым воздухом или направлял ее удары туда, где они давали максимальный эффект при минимальных затратах. Шнур на запястьях почти не натягивался – мы двигались почти синхронно, как части одного механизма. Временами я ловил ее быстрый, оценивающий взгляд. Временами она коротко кивала на мою реплику. Между нами возникло странное, почти телепатическое понимание, рожденное в горниле испытания. Страх воды был забыт, осталась только адреналиновая ясность и… радость этого невероятного танца силы и ума.
Меншиков и его громила шли параллельно нам, через другой сектор лабиринта. Они действовали грубо, мощно, ломая препятствия ледяными таранами и ударами сжатого воздуха, которые его напарник генерировал с солдафонским упорством. Быстро, но энергозатратно. Мы же, с нашей точностью и синхронизацией, начали их обходить.
И вот – узкий каменный мост над бурлящим водоворотом. Путь в финальную зону. Одновременно подойти могли только двое. Мы были чуть ближе. Юлиана уже сделала шаг на мост.
«Дерзко, Грановский!» – прозвучал насмешливый голос Меншикова. Они вынырнули из-за каменной глыбы слева, вплотную к мосту. Его напарник, не дожидаясь приказа, резко выбросил руку вперед. Не в нашу сторону. В основание каменной опоры моста с нашей стороны.
Удар сжатого воздуха был тупым, мощным. Камень треснул с громким хрустом. Мост под нашими ногами качнулся, начал оседать в воду! Юлиана вскрикнула, потеряв равновесие. Я инстинктивно рванул ее к себе за шнур, одновременно вскидывая свободную руку. Не на разрушение, не на защиту. На управление. Микроимпульс чистой эфирной энергии - силовой удар в структуру камня и в бурлящую воду под ним. Расчет на прочность. Расчет на давление. Расчет на резонанс.
Оседание моста замедлилось, камень заскрипел, но выдержал. Водоворот под ним на миг успокоился, образовав странную выпуклую подушку из уплотненной воды, подпирающую просевший край. Мы устояли, Юлиана вцепилась мне в рукав, ее глаза, широкие от неожиданности и ярости, метнули молнии в Меншикова.