Метамаг. Кодекс Изгоя. Том 1-2. — страница 30 из 108

Отвлечь. Ослабить. Руки, дрожащие от усталости, взметнулись.«Вода! Шипы!»Не просто ледяные иглы. Я сконцентрировал остатки силы на том, чтобы влага в воздухе и снегу вокруг демона мгновенно кристаллизовалась в десятки бритвенно-острых, толстых как рука сосулек. Они выросли из ничего, вонзившись в его и без того израненные бока, в пах, в основание шеи. Хруст пробитой плоти, новый вопль боли.

Но демон лишь дернулся, как раздраженный бык. Он сломал шипы одним движением плеча, оставив их торчать из ран, как жуткие украшения. Его шаг не замедлился. Глаз-уголек пылал сосредоточенной ненавистью.

Дистанция! Нужна дистанция! Я отступал спиной вперед, скользя по льду, руки снова в движении.«Туман! Густой!»Не просто пар. Ледяная взвесь, сгущенная до молочной пелены, мгновенно окутала демона и пространство между нами. Надежда – потерять его из виду, выиграть секунды. Но из тумана донесся не рев растерянности, а… смех? Хриплый, булькающий, безумный звук, от которого по спине побежали мурашки. И тяжелые шаги не сбились с ритма. Он чуял. Чуял страх, боль, саму жизнь.

ТРРАААКК!

Лед под нами вздрогнул, не выдержав следующего шага твари. Трещина, тонкая, как паутина, побежала от его ног до моих. Паника сжала горло. Утопление. Нева. Тьма. Холод. Травма проснулась, черная и липкая.

«Лёд! Крепись!» – я вложил в приказ всю волю, весь остаток эфирной силы. Импульс стабилизации рванул вниз, скрепляя молекулы воды подо мной. Трещина замерла. Но демон был уже близко. Его силуэт выплывал из утренней дымки, огромный, искаженный, как кошмар.

Последний шанс. В лоб. Я вскинул руки, собирая последние крохи силы, все, что осталось от гения-математика и отчаявшегося игрока. Не эфирные копья. Не огонь. Эфирный вихрь. Спираль чистой разрушительной энергии, закрученная до предела, как снаряд. Я выстрелил ей прямо в центр груди демона, в клубок переплетенных ран и вбитой брони.

БА-БАХ!

Удар был чудовищным. Демон взвыл так, что, казалось, треснул ночной воздух. Его отбросило назад, по льду, оставляя борозду из крови и осколков брони. Он грохнулся на спину, судорожно дергаясь. На груди зияла огромная черная воронка, из которой сочилось что-то густое и мерзкое.

Убит? Надежда вспыхнула на мгновение. Я стоял, колени подкашивались, дыхание хрипело, рука немела от боли и крови. Дымка рассеивалась.

И тогда я увидел. Демон поднялся. Медленно, с нечеловеческим усилием, опираясь на искривленные лапы из которых торчали куски переломанных костей с шматками плоти на них. Грудь была почти разворочена, но багровые мышцы вокруг раны уже…пульсировали, пытаясь сомкнуться. Его оставшийся глаз, пылавший адским огнем, был полон не боли, а чистой, неутолимой ярости. Он посмотрел на меня. И в этом взгляде не было ничего живого. Только бесконечная воля убивать.

Он не побежал. Он прыгнул. Не вперед. Вверх. С невероятной силой оттолкнувшись от льда. Его теневая масса взмыла в морозный воздух, закрыв звезды, и ринулась вниз. Прямо на меня. Не когтями. Всем своим чудовищным весом. «Тактика падающей горы» - пронеслось в голове за мгновение.

Я инстинктивно рванулся в сторону. Но истощение, боль, лед – всё сыграло против. Нога подскользнулась. Я упал на спину, ударившись головой о лед. Мир поплыл. Перед глазами – только падающая багровая туша и пылающий глаз, заполняющий все небо.

КРУХХ!

Удар был сокрушительным. Не только по мне. По льду в полуметре от меня. Демон обрушился на рядом всей своей тушей, но его вес, умноженный силой падения, пришелся на лед. Раздался оглушительный треск, громче выстрела пушки. Черная, ледяная вода хлынула из-под нас, как из прорванной плотины.

Холод. Абсолютный, пронзающий до костей холод. Он ударил, как нож, парализуя мысли, вышибая воздух из легких. Я проваливался вниз, в черную пучину. На мне – невообразимая тяжесть демона. Его когти впились в мои плечи, его пасть, испускающая зловонное тепло, оказалась в сантиметрах от моего лица. Пылающий глаз светил сквозь мутную воду, как сигнальный фонарь ада.

Тону! Нева! Опять! Паника, черная и всепоглощающая, захлестнула сильнее ледяной воды. Горло сжал спазм. Я захлебывался, но не только водой –страхом. Знакомая до кошмара чернота сжимала сознание. Бессилие. Конец.

Но где-то там, под паникой, зашевелилось что-то иное. Ярость. Азарт. Воля к жизни. Нет! Не сейчас! Не так!

Я рванулся изо всех сил, пытаясь вырваться из мертвой хватки. Демон, казалось, тоже был оглушен падением и холодом, его хватка ослабла на миг. Моя свободная рука, другая оказалась зажата под его тушей, рванулась вверх, к мутному свету пролома. Толща льда! Гладкая, непреодолимая!

«ЛЁД! ПРОБОЙ!» – мысль кричала, но магия не отвечала. Резерв был пуст. До дна. Остались только кулаки. Я бил. Бил костяшками в лед над головой. Раз. Два. Три! Кровь из разбитых суставов окрашивала воду. Лед дрожал, но не поддавался. Воздух в легких кончался. Темнело в глазах. Вес демона давил, таща ко дну. Его когти снова впивались в плоть. Его пасть приближалась к моему лицу. Я чувствовал зловонное дыхание сквозь воду.

С последним остатком сил я рванулся не вверх, а вниз. Резко, извиваясь, пытаясь уйти под демона, выскользнуть. Его когти вырвали клочья ткани и плоти с плеча – новая волна боли и крови. Но я вырвался! На миг! Демон, потеряв опору, закрутился в воде рядом.

Воздух! Его не было. Легкие горели огнем. Я рванул к пролому. Рука снова ударила в лед. ТУК! Бесполезно. Темнота сжимала сознание. Силы уходили. Демон опомнился, развернулся ко мне, его глаз пылал сквозь мутную воду уже совсем близко. Его лапа потянулась, чтобы схватить.

Я собрал ВСЁ. Последнюю искру воли. Последнюю каплю ярости. Не в руку. В мысль. Чистый, отточенный, как алмаз, импульс команды, направленный не в демона, а в лед над его головой.«ТРЕСНИ!»

Не магия. Приказ. Приказ материи, подкрепленный всей силой отчаяния.

КР-Р-РАК!

Над головой демона, в метре от пролома, лед лопнул. Небольшая трещина, но она отвлекла его. Его пылающий глаз метнулся вверх на секунду.

Этой секунды хватило. Я рванул к краю пролома, к тому месту, где лед был тоньше, подтачиваемый течением. Моя рука с разбитыми костяшками снова ударила. ТУК! Снова! ТУК! Кровь, боль, темнота. ТУК! И вдруг – прогиб! Маленький участок льда поддался!

Надежда! Последний вздох! Я собрался для удара, который должен был пробить путь к воздуху, к жизни…

И тут тяжелая, как молот, лапа демона опустилась мне на спину. Когти впились глубоко. Его пасть, оскаленная в немом подводном рыке, оказалась над моим затылком. Я почувствовал жар его дыхания на коже. Последний пузырь воздуха вырвался из моих легких и поплыл вверх, к недосягаемому свету пролома.

Холодная тьма Невы сомкнулась над головой. Давление. Вес демона на спине. Боль от ран. Жгучее отсутствие воздуха. И всепоглощающий, знакомый до кошмара ужас.Он вернулся. Черная вода. Бессилие. Конец.

Кровь из руки смешивалась с ледяной водой. Свет пролома тускнел, расплываясь. Демон не двигался, пригвождая меня ко дну своей тушей, его когти были якорями. Его пылающий глаз, казалось, наслаждался агонией.

Юлианна… Прости… Мысль едва мелькнула. Силы покидали тело. Удары в лед прекратились. Рука бессильно опустилась. Темнота была не только вокруг. Она заползала внутрь, нежная, зовущая. Боль утихала. Холод становился… терпимым. Даже… спокойным.

Глаза сами закрылись. Последнее, что я почувствовал – это жар дыхания демона на затылке и бесконечную, черную, принимающую тишину. Лед Невы сомкнулся над нами навсегда. Игра… закончена.

Глава 19

Сознание вернулось не светом, а болью. Глубокая, ноющая, пульсирующая в левой ноге. Она плыла сквозь туман беспамятства, якорь, привязывающий к реальности. Затем – холод. Не леденящий ужас Невы, а остаточный озноб, пронизывающий до костей, несмотря на тяжесть одеяла. И тишина. Не мертвая тишина подо льдом, а тихая, прерывистая, наполненная слабым потрескиванием догорающей свечи где-то рядом.

Я открыл глаза. Высокий потолок лазарета Академии, знакомые своды, слабо освещенные ночником. Я как то заходил сюда, чтобы получить разрешение для участия в испытании. Не думал, что буду лежать на одной из таких постелей... Белые стены, запах лекарственных трав, йода и… чего-то женского, тонкого, неуловимого. Я повернул голову, скрипящую, как несмазанные шестерни.

Она сидела на жестком стуле у моей кровати, склонившись вперед. Юлиана. Ее голова лежала на скрещенных руках на краю моего матраса. Рыжие волосы, обычно собранные в строгий узел, рассыпались беспорядочно по плечам и спине, скрывая лицо слегка сальными локонами. Поза была неестественной, усталой до изнеможения. Пальцы одной руки все еще сжимали край моего одеяла – крепко, как якорную цепь. На полу, рядом со стулом, валялась раскрытая книга по пиромантии, явно выпавшая из ослабевших пальцев. Под глазами, даже в скудном свете, виднелись глубокие, синеватые тени. Она просидела так всю ночь. Возможно, не одну.

В горле пересохло до хрипоты. Я осторожно приподнялся на локте, ощущая, как боль в ноге вспыхнула ярче, отдавая в раны на спине, но жажда была сильнее. На тумбочке рядом стояла глиняная кружка с водой. Я протянул дрожащую руку, пальцы обхватили прохладную гладь. Поднес ко рту. Вода, чистая и холодная, обожгла пересохшее горло, но была слаще любого вина. Я пил жадно, жадно, пока кружка не опустела наполовину. Звук глотания, хлюпающий и громкий в тишине, раздался, как выстрел.

Юлиана вздрогнула. Ее плечи напряглись, голова резко поднялась. Сонное, замученное лицо, с красными от бессонницы или слез глазами, уставилось на меня. На секунду в ее взгляде застыло непонимание, затем – осознание. Оно пришло не с радостью, а с волной такого чистого, беззащитного облегчения, что ее лицо исказилось. Губы задрожали, глаза наполнились слезами, которые тут же перелились через край и потекли по бледным щекам молчаливыми ручейками.

Она не сказала ни слова. Не спросила, как я. Не высказала упрека. Она просто вскочила со стула и бросилась ко мне. Ее объятия были неистовыми, почти болезненными, впиваясь в меня так крепко, как будто она пыталась удержать меня от падения в пропасть. Я почувствовал, как ее тело сотрясают беззвучные рыдания, как горячие слезы капают мне на шею. Ее пальцы впились в спину, цепляясь, как утопающий за соломинку. Вся ее обида, вся стена, которую она возвела, вся ревность и гнев – все это рухнуло под тяжестью одного страха: потерять меня. Оно было сильнее всех слов, всех доводов, всех принципов.