Я свернул в глухой закоулок между высокими, мрачными доходными домами. Лунный свет почти не проникал сюда. Воздух стоял неподвижный, пропитанный запахом нечистот и старого камня. След Алисы здесь был сильным, свежим. Она где-то рядом. Я ускорил шаг, превозмогая хромоту.
И тут тень передо мной... ожила.
Не метафорически. Буквально. Густая, чернильная тень у подножия стены вздыбилась. Она не просто встала – она приподнялась из плоскости, как вязкая, пузырящаяся нефть. Формы не было. Только клокочущая, абсурдная масса тьмы, холодная волна не-жизни ударила от нее, заставив сердце сжаться. Демон.
Материализация была мгновенной и кошмарной. Тень сгустилась, вытянулась, обрела чудовищные очертания. Медведь. Или уродливая пародия на него. Чудовищных размеров, но лишенный кожи и шерсти. Обнаженные, бугристые мышцы, сине-багровые, как гнилое мясо, пульсировали под невидимым напряжением. Голова – огромный, бесформенный нарост с торчащими обломками костей, напоминавшими жуткую имитацию черепа. Из пасти, зияющей черной дырой, сочилась темная, тягучая слюна. Но самое жуткое – элементы, вбитые в плоть. По спине, вдоль позвоночника, торчали ржавые железные прутья, вкрученные прямо в кость, как антенны пытки. Лапы, больше похожие на лопаты, заканчивались когтями из черного, обсидианового камня, но в суставы были вкованы массивные, зазубренные стальные пластины, искривляющие движение и явно причиняющие невыносимую боль при каждом шаге. Глаз не было – лишь две глубокие впадины, из которых сочилась та же черная жижа, что и из пасти. Оно не ревело. Оно скулило – низким, скрежещущим звуком, полным вечной муки.
Оно заполнило собой весь узкий проход. Запах ударил в нос – медной монеты, гниющего мяса и озона. Холодный, нечеловеческий интеллект в безглазых впадинах был направлен на меня. Четко. Целенаправленно.
Она знала. Алиса знала о хвосте. И прислала встречный комитет. Из самого ада
Глава 23
Холодный разум без глаз зафиксировал цель. Скулящий вибрационный гул демона – звук вечной агонии – ударил по костям, заставив зубы сомкнуться в оскале. Запах гниющей плоти и ржавчины заполнил проулок, вытесняя вонь каналов. Медведь-пария бросился на меня. Массивная лапа с обсидиановыми когтями и вкованными стальными пластинами рванула воздух, целясь в голову. Камни треснули под его весом. Стальные зазубрины в суставе впились в его же плоть, брызнув черной жижей, но чудовище лишь завизжало громче, ускоряясь. Боль подпитывала его ярость.
Щит! Сейчас! Мысль пронеслась, ледяная. Пальцы сплелись в знак. Личный резерв, исковерканный травмой, рванул наружу. Воздух сгустился в кривое, дрожащее зеркало передо мной. Лапа демона обрушилась на него.
Грохот! Барьер взорвался осколками магической энергии. Ударная волна ударила меня в грудь, отшвырнула назад. Спина врезалась в кирпичную стену. Воздух вырвался из легких с хрипом. В глазах поплыли черные мухи. Боль в ноге взревела. Демон, лишь качнувшись, поднял вторую лапу – цель: раздавить.
Вода! Я кубарем откатился в сторону. Грязная лужа у его ног. Жест – резкий, режущий. Молекулярный резонанс! Нагрев! Искра маны пронзила жидкость. Вода не закипела – взорвалась плотным столбом обжигающего пара прямо в его безглазую морду. Слепящий, жгучий туман окутал голову чудовища. Оно взревело, замотав головой, когтистая лапа опустошила воздух в сантиметрах от моей головы.
Огонь! Концентрация! Вторая рука выбросила вперед сгусток белого пламени – раскаленный дротик. Он вонзился в сине-багровый бок, там, где пульсировали мышцы. Запах паленого мяса. Демон дернулся, но не отпрянул. Пламя погасло, оставив дымящуюся черную язву. Слишком мелко. Слишком слабо. Травма и страх душили силу.
Пар рассеялся. Демон повернул ко мне свою изуродованную морду. Скулеж перешел в визгливый вой. Он видел сквозь боль. Его металл. Ржавые прутья вдоль хребта, стальные пластины в суставах. Слабость и источник силы. Я сжал кулак до хруста костяшек, представляя кристаллическую решетку ближайшей пластины на сгибе передней лапы. Разрушить связи! Плавка! Импульс маны, искаженный, рвущий жилы, ударил в цель.
Металл завыл. Багровое свечение, корчащийся, текущий металл. Демон взревел так, что задрожали стены – звук невыносимой муки. Расплавленный свинец капал на его плоть, прожигал, сливался с ней. Конвульсии сотрясли чудовищное тело. Работает!
Но боль не сломила его – она взвинтила. Визг перешел в рев безумной ярости. Игнорируя плавящуюся лапу, демон рванул вперед, невероятно быстрый для своей массы. Не лапа – хвост, костяной отросток с вбитыми железными шипами, промелькнул в воздухе. Удар пришелся по диагонали через грудь.
Хруст! Боль, острее ножа! Ребро? Грудная клетка сжалась. Я отлетел, кувыркаясь по камням. Кровь хлынула горлом, теплая и соленая, заливая рот. Голова закружилась, мир поплыл. Слишком быстр. Слишком силен.
Он был уже над тобой. Чудовищная тень. Пасть, зияющая бездной, источающая ядовитую слюну. Запах смерти и ржавчины. Как тогда. На льду. Только помощи в этот раз точно ни от кого ждать не придётся. Отчаяние сменилось ледяным бешенством. Нет! Не в этот раз!
Взгляд метнулся к ржавому чугунному фонарному столбу в конце тупика. Последняя надежда. Рука, окровавленная, поднялась не к демону, а к основанию столба. Кинетика! Точечный импульс! По касательной! Последние крохи маны, вырванные с корнем, рванули невидимым тараном в ржавое основание.
Скрррежжет! Столб надломился с душераздирающим скрипом. Рухнул по рассчитанной дуге, всей своей чугунной тяжестью на спину демона. Прямо на торчащие ржавые прутья.
Грохот! Прутья, вбитые в кость, под ударом согнулись, вонзились глубже в тело. Демон издал звук, разрывающий уши – рев, визг, предсмертный хрип. Его согнуло пополам под чудовищной тяжестью. Черная жижа фонтаном хлынула из пасти и ран. Он рухнул на колени, чудовищно скуля, пытаясь сбросить давящую тяжесть, но чугун впивался, множа агонию. Скован!
Сейчас! Пока он прикован! Я поднялся на колени, потом на ноги, шатаясь. Каждый вдох резал сломанное ребро. Кровь хлестала из рваных ран на груди, заливала глаза. Мир двоился. Маны не было – только пульсирующая пустота, жжение во всем теле, звон в ушах. Но ярость гнала. Финал. Высшая математика разрушения. Эфирная стрела? Слишком грубо. Нужно точнее. Сгусток энтропии. Формула метамагии – не плазма, а распад на уровне частиц. Хаос как оружие. Пальцы сплелись в немыслимо сложный знак. Агония стала топливом. Я вырвал последние силы, сжигая нервные пути. Боль была белой, всепоглощающей.
Между моими руками возникла не простая вспышка – пульсирующая точка не-света. Она пожирала свет и тепло вокруг, искажая пространство. Я выпустил ее. Не луч – тихий выдох небытия. Черная точка просвистела расстояние, вонзилась в основание одного из ржавых прутьев, торчащих из скрюченной спины – туда, где искаженная плоть встречалась с инородной материей.
Беззвучная вспышка. Не взрыв - исчезновение. Кусок спины демона, прут, часть чугунного столба – просто растворились, превратившись в мелкую, холодную пыль. Одно большое ничто. Чудовищный рев оборвался на пике. Огромное тело дернулось в последней судороге и рухнуло плашмя, окончательно придавленное остатком фонаря. От демона осталась дымящаяся груда обугленной плоти, оплавленного металла и лома. Запах озона и абсолютной пустоты повис в воздухе.
Тишина. Глубокая, звенящая, давящая. Потом – мой собственный хриплый стон. Я рухнул лицом в ледяную грязь. Боль обрушилась всесокрушающей лавиной: сломанное ребро впивалось в легкое, рваные раны на груди и плечах пылали, нога была одним сплошным костром, голова раскалывалась. Каждый вдох давался с хлюпающим хрипом, принося новую волну крови в рот. Тело дрожало мелкой дрожью, не слушаясь. В глазах темнело, сознание уплывало. Я победил. Но поле боя осталось за мертвыми и умирающим. Цена... была видна в клубах пара от дыхания, в дрожащих руках, неспособных поднять голову, в леденящем понимании: один шаг – и я труп. Алиса... где-то близко. Но добраться... расстояние казалось бесконечным. Победа пахла кровью, ржавчиной и холодной пустотой распада. Мир сузился до боли и звенящей тишины после ада.
Боль была вселенной. Каждый шаг по заснеженной набережной Васильевского острова отдавался в сломанном ребре раскаленным ножом, в ноге – глухим гулом разбитого колокола, в разорванных плечах – огненными полосами. Я хромал, опираясь на холодный гранит парапета, оставляя на белом снегу алые капли, как пунктирный след раненого зверя. Воздух резал легкие, каждый вдох – хриплый, мучительный. Простое заклинание – "Стазис. Гемостазис" – лишь стянуло края ран на груди и плечах ледяной пленкой, замедлив кровотечение, но не остановив боль и слабость. Маны оставалось меньше, чем в угасающей свече. Но след Алисы – холодный, острый, с привкусом озона и Тьмы – горел перед внутренним взором, неумолимый компас. Она была близко.
Снег перестал идти, когда я добрался до Васильевского острова. Небо, низкое и свинцовое, отражалось в черной, неподвижной глади Малой Невы. Лед у берега был хрупким, серым, усыпанным снежной крупой. И там, у самой кромки воды, на заиндевевшей скамье, сидела она. Алиса Ливен.
Но не та. Не холодная жрица революции, не виртуозный манипулятор. Она сидела ссутулившись, поджав под себя длинные ноги, обернувшись в тонкий, явно не греющий плащ. Белые волосы, обычно гладко зачесанные назад, сейчас спадали беспорядочными прядями, скрывая часть лица. Плечи ее мелко дрожали. В опущенных руках она сжимала что-то маленькое, темное – камень? Обломок? Ее взгляд был прикован к черной воде у ног, но не аналитический, как обычно, а пустой, потерянный. В уголке глаза, пойманном лунным светом, блестела невысохшая слеза. Она выглядела хрупкой. Испуганной. Совсем юной девчонкой, заигравшейся в страшную игру, последствий которой она не понимала и не хотела. Одинокой и сломленной видением хаоса, который сама же разожгла.
Миг. Всего миг этой неприкрытой слабости. Но я его видел. Видел ту Алису, которая могла бы быть, если бы не ее "код Свободы", не демоны, не фанатизм. Видел ту девушку, которая, возможно, когда-то просто хотела изменить мир к лучшему. И сердце, несмотря на боль, на гнев, на все предательства, сжалось от щемящей, нелепой жалости.