Пыль осела. Алиса стояла, сбросив с плаща осколки камня. На ее обычно безупречном лице – ссадина на скуле, волосы в беспорядке. Но глаза... Горели не фанатизмом, а чистой, нечеловеческой яростью. Уязвленной гордости. Страха, что ее чуть не взял полумертвый.
– Хитро, – прошипела она, ее голос был низким, хриплым от напряжения. Она не улыбалась. – Очень хитро, Григорий. Использовать среду... Как истинный метамаг. – Она сделала шаг вперед, ее руки снова сложились в знакомый, угрожающий знак. Теургический свет заиграл вокруг ее пальцев, но теперь в нем чувствовалась не чистота, а какое-то резкое, статическое напряжение. – Но твоя песня спета. Ты пуст.
Она была права. Но я не опустил рук. Сжал кулаки, глядя ей в глаза, готовясь к последнему, отчаянному рывку. К попытке просто дотянуться, схватить, повалить, кусаться – на что хватит последних сил тела.
Она увидела это решение в моем взгляде. Ее губы искривились в жестокой усмешке. Свет вокруг ее рук сгустился, приняв форму двух вибрирующих, ослепительныхклинковиз сжатой энергии. Она приняла боевую стойку, легкую и смертоносную, как у фехтовальщика.
– Приходится пачкать руки, – ее голос был ледяным. – Но для тебя, милый... сделаю исключение.
Она ринулась вперед. Не магией издалека. Врукопашную. Клинки света разрезали морозный воздух, целясь в шею, в сердце. Танец смерти начался. И у меня не оставалось ничего, кроме боли, усталости и ярости, чтобы его танцевать. Каждое уклонение – через невыносимую боль, каждый блок рукой, причём не магический, физический, от клинка света – ожог до кости, глубокий порез. Я отступал под ее напором, спотыкаясь о камни, чувствуя, как последние силы покидают меня. Она была быстрее, сильнее, невредима. Ее клинки оставляли на моей одежде и коже дымящиеся полосы, каждая – новый ожог, новый вскрик боли. Мир сузился до ослепительных вспышек ее оружия, до ее ледяного, сосредоточенного лица, до невыносимой тяжести в ногах и огня в груди. Я проигрывал. Проигрывал быстро и жестоко. Цена за демона, за миль до этой битвы, была слишком высока. Ад требовал окончательной платы.
Ее первый удар клинком света был подобен удару хлыста – ослепительная дуга, целящаяся в горло. Я рванулся назад, спина ударилась о промерзший валун. Боль в ребре вырвалась хриплым стоном. Клинок просвистел в сантиметре, поджёг кожу на шее запахом паленой плоти. Второй клинок, короткий, кинжальный, метнулся в живот. Не было времени на мысль, только животный рефлекс. Я швырнул себя вниз, в снег. Ледяная крошка впилась в раны на груди. Клинок прошелся по камню, оставив дымящуюся пропасть.
Алиса не давала передышки. Ее шаги были легки, как у призрака, по скользкому камню. Она нависла над моей распластанной фигурой, клинки замерли в руках, готовые к финальному удару. В ее глазах – не триумф, а холодная эффективность палача. Я увидел детали: ссадина на скуле кровоточила тонкой нитью, ноздри раздувались от быстрого дыхания, пальцы, сжимающие эфирные лезвия, были белыми от напряжения. Она тоже устала. Но не так, как я.
Время замедлилось. Боль в ноге пылала костром, сломанное ребро впивалось в легкое при каждом хриплом вдохе, раны плеч ныли. Но ярость, черная и густая, как нефть, залила пустоту от истощенной маны. Не так. Не лёжа на спине. Не здесь.
Ее рука с длинным клинком взметнулась для удара. Я не стал уворачиваться. Вместо этого – резкий, отчаянный бросок вперед, под ее защиту. Не к ногам – к ней. Левой рукой – не для блока, а для захвата ее запястья с коротким клинком. Пальцы впились в тонкую кость сквозь ткань плаща. Кость хрустнула под давлением. Она вскрикнула – не от боли, от неожиданности. Ее безупречный контроль дрогнул. Короткий клинок света погас, рассыпавшись искрами.
Длинный клинок просвистел над моей спиной, разрезав воздух. Я использовал импульс, впиваясь плечом ей в живот. Мы рухнули на камни вместе, в клубах снежной пыли. Удар выбил из нее воздух. Я оказался сверху, всем весом придавив ее к ледяному камню. Запах ее – пудра, озон, холодный пот – ударил в нос. Ее глаза, в сантиметрах от моих, расширились от чистого шока и внезапного страха. Она не ожидала такой грубой силы.
Я занес кулак. Не для магии. Для простого удара. По лицу, по этой безупречной маске. Чтобы стереть с нее холодную уверенность.
Но Алиса не была обычной женщиной. Ее колено, резкое и точное, врезалось мне в пах. А-а-аргх! Боль, острая и тошнотворная, согнула пополам. Зрение помутнело. Ее руки уперлись мне в грудь, в самое сломанное ребро. Хруст! Белая вспышка боли вырвала крик. Я почувствовал, как кость внутри впилась в лёгкое и будто бы прорезала ткани. Она выскользнула из-под меня, как угорь, откатилась на пару метров, поднимаясь на ноги. На ее губах выступила кровь – то ли от удара, то ли от прикушенного языка. Ее дыхание сбилось, волосы спутались, плащ был порван в нескольких местах. Но в глазах горела та же ярость, смешанная теперь с паникой.
– Животное! – выдохнула она, голос хриплый. Она не поднимала клинки. Ее руки снова сложились в сложный знак – другой. Не теургия. Темнее. Воздух вокруг нее загустел, потяжелел. Запах озона сменился чем-то терпким, металлическим – как перед грозой, но без ветра. Тени у ее ног закрутились неестественно, как чернильные вихри. Демонология?Но без пентаграммы? Быстро, слишком быстро для ритуала.
Я поднялся на одно колено, скрючившись от боли в паху и груди. Кровь капала из разошедшейся раны на плече, смешиваясь со снегом. Маны ноль. Тело – сплошное больное пятно. Но ярость еще кипела. Она готовила что-то серьезное. Нельзя давать ей время.
Я увидел его – кусок льда размером с кулак, выбитый из валуна при падении. Рядом. Не думая, схватил. Не для броска. Для другого. Я рванулся вперед, не вставая, почти ползком. Боль пронзала при каждом движении. Алиса сосредоточилась на знаке, темная энергия сгущалась между ее ладоней в пульсирующий, фиолетово-черный шар. Она не видела меня, погруженная в концентрацию.
Я не добежал. Швырнул ледяной осколок. Не в нее. В землюу ее ног. В скользкий, заиндевевший камень.Шлёп!Лед разбился, разбрызгав воду и крошку. Алиса, перенося вес для завершения заклинания, поставила ногу прямо на мокрое пятно. Ее нога дернулась, поехала. Она вскрикнула, потеряв равновесие. Руки рефлекторно взметнулись вверх, чтобы удержаться. Темный шар энергии, нестабильный и не завершенный, рванул вверх и в сторону, врезавшись в скалу над ее головой. Бум!Камни посыпались дождем. Она упала на спину, прикрывая голову руками.
Сейчас!Последние силы. Я вскочил, как смог, и рванул к ней, спотыкаясь, хрипя. Цель – не она. Ее плащ. Тот самый, за спиной которого был свиток. Я налетел на нее, всей своей израненной массой, вцепившись не в нее, а в складки ткани на ее спине. Пальцы нащупали жесткий цилиндр.
Она поняла мгновенно. Ее ярость достигла апогея. Она извернулась подо мной, как дикая кошка, ногти впились мне в лицо, в шею. Царап!Кровь брызнула. Она била локтями, коленями, кусалась. Мы катались по камням и снегу, как дерущиеся пьянчуги, а не маги. Из-за удара о камень, кажется, вывихнул мизинец на руке и сломал ключицу. Боль резала тело не хуже её кинжалов. Хрипы, ругательства, звуки ударов, хруст льда под телами. Я чувствовал ее силу, ее отчаяние, ее животный страх потерять свиток. Мои пальцы скользили по мокрой ткани, рвали ее. Ее рука вцепилась мне в волосы, дергая с безумной силой. Боль ослепила.
Рррвань! Ткань плаща поддалась. Свиток – черный, зловещий, пульсирующий темным светом – вырвался из потаенного кармана и упал на снег между нами.
Мы замерли. В полуметре друг от друга. Оба – окровавленные, задыхающиеся, покрытые грязью и снегом. Моя рука все еще сжимала клочок ее плаща. Ее пальцы были в моих волосах. Мы смотрели не друг на друга, а на свиток. На ту самую точку, где лежало обещание окончательного ада.
Тишина наступила внезапная, звенящая. Только хриплое дыхание и стук сердец. В глазах Алисы промелькнуло нечто невыразимое – паника? Расчет? Решимость? Она поняла: я не дам ей его поднять. Не дам прочитать. Не дам открыть врата.
Ее пальцы разжали мои волосы. Медленно, очень медленно, ее окровавленная рука потянулась не к свитку, а в другую складку плаща. Оттуда она вытащила не оружие, а маленький, изящный кинжал с тонким клинком. Не магический. Простой. Стальной. Зазубренный у основания. Оружие последнего шанса. Оружие убийства в упор.
Она не смотрела на меня. Просто ударила кинжалом мне в лицо, но я сумел остановить удар рукой. Кинжал пробил её насквозь, но я сдержал удар. Скорчившись от боли, я схватился за пробитую руку, из которой начала сочиться кровь. Алиса воспользовалась этим и с силой пнула меня ногой по сломанному ребру, а после побежала к свитку, спотыкаясь по пути.
Бой не закончился. Он перешел в новую фазу. Фазу смертельного ожидания у края черной бездны.
Глава 25
Расстояние между нами, вымеренное в ледяных шагах, дрожало напряжением. Моя грудь горела от сломанного ребра, нога была свинцовым обрубком, пальцы немели от холода и потери крови. Но ярость, холодная и цепкая, держала сознание на острие. Я видел, как ее рука – окровавленная, дрожащая от ярости или страха – потянулась к свитку и раскрыла его.
– Нет! – хрипло вырвалось у меня. Я рванулся вперед, спотыкаясь, протягивая руку, не для магии – ее не было, – а чтобы схватить, удержать, вырвать эту проклятую вещь. Каждый шаг отзывался вспышкой боли в груди, нога подкосилась. Я упал на колени в снег, в полуметре от нее. Опоздал.
Разворачивая его, она провела по темной поверхности пергамента окровавленным большим пальцем. Кровь – алая, человеческая – впиталась в пергамент мгновенно, как в сухую землю. Серебристые письмена вспыхнули багровым светом. Она швырнула свиток на землю между нами.
Хлоп! Не звук, а сокрушительный удар по реальности вокруг. Волны тёмной, беспросветной и злобной энергии распространялись в мою сторону, заставляя сердце уходить в пятки, а душу съёживаться до крохотных размеров. А потом... Пергамент не просто вспыхнул, сгорая дотла за микросекунду, но не обращаясь пеплом, а становясь в мгновение темным, липким пламенем, из которого вырвался контур. Чудовищно сложный узор, сплетенный из десятков перекрещивающихся окружностей, треугольников и змеевидных линий, напоминающий одновременно схему неведомого механизма и карту падших миров. Страх сковал все мои члены. Не простой страх, а настоящий животный ужас, который, кажется, испытал бы человек, столкнувшись с сокрушительностью божественного гнева и с его всепоглощающей мощью. Этот страх был сопряжён с осознанием глубокой безысходности, какая возникает, видимо, у человека, смотрящего на гигантскую волну, вот-вот поглотившую его или слышащего рокот и громыхание вулкана, перед его изверэением. Знаки в узлах пылали темно-фиолетовым, как синяки на теле реальности. Воздух над ним закипел, искажаясь, как над раскаленным камнем.