И вот, уже у самых ступеней, я замер. Прямо перед входом разворачивалась сцена. Двое крепких жандармов в синих шинелях тащили за руки молодого парня в помятом студенческом сюртуке. Его лицо было бледным, исцарапанным, из носа текла струйка крови. Он отчаянно упирался, выкручивался, его глаза – широко распахнутые, полые от ужаса – метались по сторонам, ища спасения, понимания.
– Не-ет! Отпустите! Я ничего! Ничего не сделал! – его голос, хриплый от крика, резал утреннюю тишину. – Это ложь! Не верьте им!
Один из жандармов, широколицый, с тупым лицом, молча ткнул ему прикладом винтовки в живот. Студент согнулся пополам, захлебываясь кашлем и стоном. Второй в это время нанес короткий, точный удар кулаком в висок. Голова студента дернулась, взгляд помутнел. Они подхватили его безжизненно повисшее тело и потащили вверх по ступеням, к тяжелым дверям Охранки. Как мешок. Как тушу.
Я стоял, вжавшись в стену соседнего здания, не в силах пошевелиться. Портфель с драгоценной книгой вдруг стал невероятно тяжелым. Только что ликующий триумф испарился, оставив во рту вкус пепла и крови. Я смотрел на захлопнувшиеся двери, куда только что втащили студента.
"Продал ли я душу?" – вопрос возник не из разума, а из самой глубины, из того места, где еще час назад жила радость. Я получил свое доказательство. Я нашел след "демонолога". Я, вероятно, спас свою шкуру и, может быть, даже заслужил похвалу Седова. Но какой ценой?
Я пришел сюда с книгой, добытой в гробу, рядом с мертвецом. Я пришел отдать ее в руки тем, кто только что так же грубо, так же жестоко втаскивал в свое логово живого человека. Не демон с крыльями, как у Алисы, а человек в мундире, с прикладом и кулаком. Демоны ли? Или просто люди, играющие в демонов, потому что могут? И я – я теперь их союзник? Их полезный инструмент? Я отдал им не просто книгу. Я отдал им часть себя. Ту часть, что еще верила в возможность выйти из этой игры чистым.
Тень от мрачного здания Охранки легла на меня длинной и холодной, поглощая утреннее солнце. Я стоял на пороге, сжимая ручку портфеля, в котором лежали мои свобода и поражение. И понимал, что фраза «Пока вы нам потенциально полезны» звучит теперь куда зловещее любого демонического шепота. Дверь была передо мной. Оставалось только открыть ее.
Чувство триумфа, хрупкое, как утренний лед на Неве, треснуло и потонуло в ледяной воде реальности, едва я переступил порог здания Охранки. Запах ударил знакомой, удушающей смесью: дешевый одеколон поверх немытого тела, пыль веков, въевшаяся в камень, чернила, дезинфектор и подспудный, неуловимый, но вездесущий – страх. Он висел в воздухе гуще тумана за окном, пропитывал стены, оседал на коже липкой пленкой.
Мой свежий сюртук, вычищенные сапоги, даже едва уловимый запах дегтярного мыла с моих волос – все это казалось жалким, неуместным маскарадом в этом царстве безнадежности. Портфель с драгоценной книгой и письмом внезапно стал невероятно тяжелым, как свинцовая плита на совести. Я попытался выпрямиться, опереться на костыль с прежней уверенностью, но поза была деревянной, движения – скованными. Эхо моих шагов по каменному полу гулко отдавалось под сводами, сливаясь с другими звуками – далекими, приглушенными криками, скрипом дверей, монотонным стуком телеграфа из-за стен. Каждый звук заставлял вздрагивать, каждый встречный взгляд в серой или синей форме – буравил насквозь.
Меня заставили ждать. В том же самом коридоре, что и в прошлый раз, на том же самом жестком деревянном стуле, втоптанном в угол. Время текло со скоростью капающей смолы. Я сидел, стиснув портфель на коленях, глядя в одну точку на стене – трещину в штукатурке, напоминающую карту. Мимо проходили люди: чиновники с портфелями, жандармы с пустыми лицами, фигуры в штатском, чей взгляд скользил по мне, как скальпель, и тут же отводился. Где-то рядом, за закрытой дверью, раздавались приглушенные голоса – один настойчивый, холодный, другой – срывающийся, полный слез. Я вспомнил лицо того студента, втащенного, как мешок, и почувствовал, как холодок пробегает по спине. Я пришел сюда добровольно. С доказательством. Это другой сценарий. Но уверенности не было. Только ледяная тяжесть портфеля и ком в горле.
Дверь кабинета Седова открылась. Вышел заплаканный мужчина средних лет в поношенном пиджаке, его руки дрожали. За ним в проеме возник бесстрастный Петров.
– Грановский. Войдите.
Кабинет был таким же: стол, заваленный бумагами, портрет Императора, карта с булавками. Капитан Седов сидел, склонившись над каким-то донесением. Он не поднял головы сразу, дав мне время подойти, поставить трость, опуститься на стул. Только потом его бесцветные глаза медленно поднялись и уставились на меня. Ни приветствия, ни вопроса. Просто ожидание.
Я начал доклад. Голос звучал хрипло, но я заставлял его быть четким, последовательным. Письмо о несуществующем брате. Контора «Вечный Покой». Наблюдение за повозкой. Ночной визит в подвал. Пустые гробы. И… находка. Я развернул холстину, достал книгу в темном кожаном переплете и положил ее на стол перед Седовым, рядом с пачкой бумаг, перевязанных лентой. Потом достал само письмо-соболезнование.
– Запрещенная демонологическая литература высшего класса, – сказал я, указывая на книгу. – Не на кириллице. Возможно, немецкого происхождения. Все найдено в двойном дне гроба, доставленного в контору накануне. «Вечный Покой» – явно канал поставки. Гробовщик или кто-то из их служащих – связной.
Я замолчал, переводя дух. В груди горело. Вот оно. Доказательство. Точка выхода. Я смотрел на Седова, ожидая увидеть в его каменном лице хоть тень удовлетворения, признания моей находчивости. Хоть намек на то, что долг исполнен, цепь с шеи снята.
Седов не спеша взял книгу. Перелистал несколько страниц, его глаза скользили по незнакомым знакам и схемам пентаграмм. Ни один мускул не дрогнул. Он отложил книгу. Взял письмо-соболезнование. Бегло просмотрел. Отложил. Потом достал из ящика стола папиросу. Чиркнул спичкой. Пламя осветило его непроницаемое лицо. Он затянулся, выпустил струйку дыма в потолок. Молчание повисло тяжелее свинца. Я чувствовал, как капли пота выступают на висках.
– «Вечный Покой», – наконец произнес он, его голос был ровным, как поверхность пруда перед грозой. – Гробовщики. Связные. – Он сделал еще одну затяжку, его взгляд уперся в меня. – Вы обещали мне нечто большее, господин Грановский. Вы обещаликонтакты. Не местных перевозчиков запретного чтива, а источник. Немецких демонологов. Идейных вдохновителей. Тех, кто стоит за свитком Алисы Ливен, за ее преображением. – Он слегка постучал пальцем по обложке демонического фолианта. – Это… полезно. Безусловно. Но это – следствие. Мне же нужна причина. Исток. Вы же понимаете разницу?
Я почувствовал, как земля уходит из-под ног. Его тон… Он был слишком гладким. Слишком отрепетированным. В его глазах не было разочарования. Была… оценка. Как хищник, наблюдающий, как жертва пытается вырваться из последней ловушки.
– Капитан, – начал я, стараясь сохранить спокойствие, но голос предательски дрогнул. – В моем положении… С моими ресурсами… Выехать на прямых поставщиков из Германии за считанные дни… Это объективно невозможно! Я нашел канал! Я нашел доказательство его работы! Я показал вам, кудасмотреть! Дальнейшее расследование – дело профессионалов вашего Отделения! Я сделал все, что мог! Больше чем мог!
Седов медленно стряхнул пепел. Его губы тронула едва заметная, ледяная усмешка.
– «Объективно невозможно»… – он повторил мои слова, как бы пробуя их на вкус. – Интересная формулировка. Особенно от человека, который только что доказал, что невозможное – его стихия, а до того — обещал мне это невозможное преподнести на блюдечке. – Он кивнул в сторону моей одежды, будто все еще чувствуя тот запах. – Вы доказали свою… исключительную находчивость и мотивацию, господин Грановский. И именно поэтому я верю, что вы способны на большее. На гораздобольшее.
Он откинулся на спинку кресла, сложил пальцы домиком. Его взгляд стал острым, пронзительным.
– Кружок Ливен разгромлен. Но идея… идея жива. Он нуждается в новых проводниках. Новых… лидерах. – Он сделал паузу, давая словам впитаться. – Вы знали Алису. Вы были… близки. Вы знали других членов кружка. Вы пережили разгром, сохранили лояльность их делу в глазах тех, кто уцелел или скрывается. Вы – идеальный кандидат, чтобы собрать осколки. Возродить ячейку. Под нашим бдительным оком, разумеется.
Я замер. Кровь отхлынула от лица, оставив ледяную пустоту. Вербовка.Вот к чему вела вся эта игра. Вот истинная цена моей «свободы».
– Вы… хотите, чтобы я стал агентом-провокатором? – вырвалось у меня, голос был шепотом, полным ужаса и омерзения.
– Я хочу, чтобы вы стали нашим ценным сотрудником в борьбе с реальной угрозой Империи, – поправил он мягко, но железно. – Вы возглавите возрожденную группу. Будете получать задания. Передавать информацию о связях, о планах, о новых каналах поставки запретного знания из-за рубежа. В частности, от тех самых немецких… покровителей. – Он ткнул пальцем в книгу. – Мы дадим вам все необходимое: безопасность, ресурсы, прикрытие.
Он говорил так, будто предлагал выгодную сделку. Без угроз. Без давления. Просто констатация фактов. Но передо мной не было выбора. Была пропасть с одной стороны и каменная стена – с другой. Седов не спрашивал согласия. Онинформировал. Ставил перед фактом. «Пока вы нам потенциально полезны» – эта фраза обретала теперь новый, чудовищный смысл. Я был не свободен. Я был куплен. Переведен из разряда подозреваемых в разряд орудия.
– Через день жду ваш план первых шагов по воссозданию ячейки, – сказал Седов, возвращаясь к бумагам на столе. Знак того, что аудиенция окончена. – Петров проводит вас. Не опаздывайте.
Я встал. Ноги были ватными. Я не помнил, как взял трость, как вышел из кабинета. Петров шел впереди по коридору, его спина – прямая, безразличная. Звуки Охранки – шаги, голоса, стук телеграфа – сливались в оглушительный гул в моих ушах. Я прошел мимо пятна на каменном полу – темного, размытого. Кровь того студента? Мысль пронеслась, холодная и острым ножом.