– Нас и так сотрут, если завтра все пойдет не так! – врезался я в его панику, голосом, закаленным в кабинете Седова. Энергия эгрегора, темная и властная, толкнулась под кожей, требуя подчинения. – Ты знаешь расписание хранителя. Знаешь слабые места в охране фонда. Знаешь, как обойти ловушки на восприятие. Ты чувствуешь их, Василий. Как чувствовал мой эгрегор. – Я сделал паузу, давая этим словам, этому напоминанию о его силе и моей уязвимости, вонзиться глубже. – Ты не пойдешь один. Я буду рядом. Прикрою. Отвлеку, если что. Но свитки нужны. Без них – шансы падают вдвое. Ты хочешь провала? Хочешь, чтобы нас всех перестреляли, как бешеных псов?
Он сжался в комок, его пальцы впились в колени до побеления костяшек. Борьба читалась на его лице – страх перед Охранкой, перед пыткой, перед падением – и страх перед завтрашней кровавой баней. И над всем этим – моя воля, давящая через эгрегор, как пресс.
– Ты… ты не понимаешь… – прошептал он, но в его голосе уже не было прежней силы отказа. Была агония выбора.
– Риск везде, Василий, – жестко сказал Николай. Его тяжелый взгляд не давал Чижову спрятаться. – Здесь – риск пытки. Там – риск пули. Выбирай какой чище. Но выбирай сейчас. Времени нет.
Чижов закрыл глаза. Дышал часто, поверхностно. Казалось, еще секунда – и он сломается, закричит, убежит. Но потом его плечи опали. Он открыл глаза. В них не было согласия. Была лишь горькая, обреченная покорность хищнику, вцепившемуся в горло.
– Ладно… – выдохнул он. – Сегодня ночью… После полуночи… Я… попробую. Но если что-то пойдет не так…
– Если что-то пойдет не так – я беру огонь на себя, – отрезал я. Ложь была гладкой, как лед. В случае провала в библиотеке, Седов узнает первым, и Чижов станет лишь разменной монетой в моем оправдании. Но сейчас ему нужно было это слышать.
Анна кивнула, удовлетворенно. Семен облегченно выдохнул. Оля смотрела на Чижова с таким состраданием, что мне стало тошно. Она видела его страх, но не видела его предательства.
– Свитки – это сила, – продолжила Анна, переходя к следующей точке. – Но есть сила, которая может ее свести на нет. Антимаг. Если он будет в конвое…
Слово повисло в воздухе, холодное и тяжелое. антимаг. Редкий, ценный специалист Охранки или частных контор. Человек, чья аура или специальные артефакты могли рассеивать, гасить, искажать враждебные заклинания в радиусе действия. Наш туман мог превратиться в легкую дымку. Каменные пробки – рассыпаться в пыль. Удар по карете – не состояться. Провал. Смерть.
– Шанс есть всегда, – мрачно констатировал Николай. – В богатых инкассациях – почти наверняка.
– Мы договорились! – вырвалось у Оли, ее голос дрожал от ужаса. – Минимальное насилие! Только оглушение! Только если угрожают!
– Антимаг – не человек с дубинкой, Оля, – жестко парировала Анна. Ее глаза были лишены сомнений. – Он – живой щит. Живая помеха. Пока он на ногах и в сознании – наша магия бесполезна. Он – ключ к их защите. Устранить его – не жестокость. Это необходимость. Как вырвать больной зуб, чтобы спасти всю челюсть.
– Убить? – прошептала Оля. В ее глазах стояли слезы. – Просто… убить человека? За то, что он… делает свою работу?
– За то, что он стоит между нами и шансом выжить, – безжалостно сказал Николай. Он не смотрел на Олю. Смотрел на меня, потом на Анну. – Если он там есть… если он мешает… его нужно нейтрализовать. Быстро. Без шума. До того, как он поймет, что происходит. До того, как он активирует свои чары или артефакты.
– Нейтрализовать… – повторил Семен, и в его голосе не было прежнего лихачества. Было осознание тяжести. – То есть… убить.
– Да, – четко сказала Анна. – Если другого выхода нет. И выход будет только один – если он начнет действовать. Тот, кто его увидит первым… тот, кто будет ближе… – Ее взгляд скользнул по кругу, останавливаясь на мне, на Николае, на Чижове. – Тот и действует. Ножом. Тихо. В горло или под ребра. Чтобы не крикнул. Нельзя колебаться ни секунды.
В комнате стало холодно, несмотря на тепло печки. Решение об убийстве, вынесенное как приговор, легло на всех тяжким грузом. Даже Семен потупился. Чижов сжался еще сильнее. Оля закрыла лицо руками. Я чувствовал ледяное спокойствие Анны и тяжелую, вынужденную решимость Николая. Это была цена. Цена за большие деньги. Цена за выживание.
– Я или Николай, – сказал я тихо, но так, чтобы все услышали. – Мы будем ближе к точке действия. К карете. Если антимаг выскочит из тумана или будет рядом… мы среагируем. Я не добавил "и Чижов". Он для такой работы не годился. Его удел – тонкая магия и страх.
Николай кивнул, его лицо было каменным.
– Согласен. Теперь о добыче. Ящики. Они тяжелые. Один, максимум два на человека. Грановский, Чижов и я – мы будем у кареты. Мы – загружаемся. Быстро. Только самое ценное. Наличные. Металл. Бумаги – в огонь, если время есть. Оля, – он посмотрел на нее, – ты несешь один ящик. Только один. И сразу – на отход. Твоя задача – не воевать, а унести. Анна и Семен – прикрывают. Их задача – держать туман как можно дольше и следить за флангами. Если погоня – отвлекать. Шумом. Ложными выстрелами. Но не ввязываться в бой.
– Отход, – Анна ткнула пальцем в карту. – Три пути. Через цех – риск встречи с ночной сменой. По крышам – риск оступиться или быть замеченным сверху. Вдоль забора к воде – риск тупика или патруля у причала. Лучший вариант – разделиться. Меньшими группами. Сбить след. Я и Семен – через цех. Шум, движение – отвлечем внимание. Оля – с одним ящиком – по крышам. Там тихо, но нужна осторожность. Вы трое, – она указала на меня, Николая и Чижова, – с основной добычей – вдоль забора к воде. Там, за кучей шпал, есть лаз под забором к старому угольному причалу. Темно и грязно. Но скрытно. Увидимся на конспиративной квартире Анны Петровны. Знаешь адрес? – Она посмотрела на меня.
Я кивнул. Запоминал: адрес, пути, явочная квартира. Детали сливались в кровавый пазл.
– Туман скроет начало отхода, – добавил Семен, пытаясь вернуть себе уверенность. – Они не сразу поймут, куда мы делись. А когда поймут – мы уже рассосемся.
– Рассчитывай на худшее, – буркнул Николай. – Предположим, что у них есть свой маг-следопыт или собаки. Туман рассеется. Они увидят разбитую карету. И пойдут по следу. Значит – скорость. И никаких следов. Одежда – темная, без опознавательных знаков. Лица – закрыты. Ящики – обернуть мешковиной, чтобы не звенело и не оставляло следов по грязи. После – все сжечь. Одежду, остатки мешковины. Все. Всем ясно? Завтра. Закат. Старый дуб. С собой – только необходимое. Никаких лишних вещей. Никаких колебаний.
Мы вышли в сырую, пропитанную туманом ночь Петербурга. Чижов шаркнул рядом, его плечо почти касалось моего, но пропасть между нами была шире Невы.
– Полночь, – прошипел Чижов, не глядя на меня. – У служебного входа в западное крыло. Будь точен. И… не мешай.
Он растворился в серой мгле, как призрак. Я остался стоять, ощущая холодную влагу тумана на лице и жар темной энергии эгрегора внутри. Два ограбления в одной ночи. Сначала – знания. Потом – жизнь и золото. Петля на шее сдавила меня еще сильнее.
Глава 52
Полночь. Академия Магических Искусств, днем шумная муравьиная куча знаний, ночью превратилась в каменного исполина, спящего кошмаром. Западное крыло, отдаленное, облезлое, тонуло в густой, вонючей сырости, поднимавшейся с Невы и каналов. Туман не просто висел – он лип к стенам, заползал в каждую щель, превращал фонари в желтые, расплывчатые призраки. Воздух был тяжелым, пропитанным запахом мокрого камня, старой штукатурки, плесени и чего-то еще – страха и запретного знания, хранящегося за этими стенами.
Я прижался спиной к ледяной, шершавой поверхности ниши у служебного входа. Не дверь даже – низкая, обитая железом арка, ведущая куда-то в подземелья хозяйственных служб. Место было выбрано Чижовым – слепое пятно в патрулях ночных сторожей, вне поля зрения редких окон, где еще теплился свет дежурных. Мой сюртук моментально пропитался влагой, холод проникал под кожу, заставляя зубы стискивать непроизвольную дрожь. Но не холод был главным. Главным было ожидание. И мысли. Мысли, которые грызли мозг острее крыс в подвале.
Василий Чижов. Тихий, нервный Василий. С его дрожащими руками, вечно бегающими глазами, видящими «слишком много». Я всегда считал его слабым звеном. Испуганным зверьком, случайно попавшим в круговорот событий слишком больших для него. Уязвимостью. Проблемой, которую нужно решить – сдать, убрать, изолировать. Ошибка. Грандиозная, почти фатальная ошибка.
Вот он сейчас там, в чреве каменного чудовища. Прошел мимо меня час назад, не оглядываясь, сгорбленный, почти крадущийся. Но в его походке не было прежней дрожи загнанного кролика. Была сосредоточенная, кошачья осторожность. И в его глазах, мельком брошенных в мою сторону перед тем, как раствориться в темноте арки – не страх. Расчет. Холодный, как этот туман. Онзнал, куда идет. Знал, что делает. Зналриски. И шел не потому, что я его заставил, а потому, что просчитал: этот риск меньше, чем риск провала завтра. Меньше, чем риск оказаться в застенках Охранного Отделения по любому из возможных сценариев.
Как он вынесет свитки? Вопрос висел в воздухе, как капли на моем воротнике. У него есть доступ к закрытому фонду – как помощнику педантичного профессора древних шрифтов. Но доступ – не право выноса. Особенно таких вещей, как «Песнь Ледяного Ветра» или «Дыхание Слепого Океана». Сигнализационные чары на самих свитках? На дверях хранилища? На полках? Ловушки, реагирующие на несанкционированное прикосновение? Чижов чувствовалих. Это была его странная, пугающая сила – видеть метафизические следы, колебания энергии, невидимые глазу. Как он чувствовал искусственную природу моего эгрегора. Не просто чувствовал – понимал, что это значит. И молчал. До поры.
Именно это сейчас осознавалось с леденящей ясностью. Его молчание – не трусость. Стратегия. Он не запаниковал и не побежал доносить сразу. Он затаился. Стал наблюдать. Собирать информацию. И когда давление в кружке возросло, когда моя позиция пошатнулась из-за затянувшегося ожидания весточки от Забайкальского – он сделал ход. Тот самый взгляд кружка в его сторону перед началом обсуждения. Тот его кивок – не санкция, а демонстрация силы. Вот кто здесь истинный центр. Вот кому вы доверяете. Он – ваш арбитр. Он решает, следовать ли за этим самозванцем с его безумными планами.