Клетки плоти горгульи умирали. Их пожирали бактерии, и они разрушались под действием окружающей среды. Теперь их боль, стала моей. Подключившись к ожившим нервным окончаниям, я словно испытал фантомную боль в отрубленной голове. Не больше, ни меньше. И что самое ироничное, это действительно была боль в отрубленной голове.
— Б…дь! — выругался я, попытавшись отцепиться от черепа. Как назло, мои пальцы, похоже в него вросли. Обнаружив это, я едва не вскрикнул от неожиданности.
— Терпи, — буркнула мне Нора, — Теперь тебе надо кое-что позаимствовать у этого куска биомассы. Шаблон я уже загрузила, теперь дело за тобой.
— Действительно, — прохрипел я, содрогаясь от пробирающих всё тело спазмов.
Я заставил себя разозлиться, и это странным образом, помогло притупить боль. Уже более отстраненно, я прощупал клетки горгульи собственным вниманием. Дальше следовало лишь сосредоточиться на четком образе цели, которым со мной поделилась Ноосфера.
Даже если подбираться к нему редкими взрывными усилиями, как я считал наиболее эффективным, это потребует немало подходов к снаряду. Однако особого выбора у меня уже не было. Не останавливаться же, на полпути?
Я крепко сжал зубы, и внезапно мои руки, буквально вросли внутрь черепа. Я испуганно охнул, пытаясь не задеть оголенные нервы. Моя ожившая плоть слегка подрагивала прямо под кожей черепа горгульи. Она обжимала костяные клетки, каким-то образом втягивая их в себя.
Увы, столь долго поддерживать столь интенсивную концентрацию на цели я не мог, и вскоре замер, выдыхая воздух, как загнанный олень.
— Ещё тужься, — подбодрила меня Нора, — Осталось подцепить ещё одну косточку!
— Ага, — мрачно отозвался я, — Ещё одну. А потом, как-то запихать её в предплечье и заставить принять нужную форму.
— Тяжело в учении, легко в бою, — возразила Ноосфера.
С ней было сложно поспорить.
Глава 7. "Краснокнижный" зверь
— А-а-а-а! — с громким криком, я сиганул с крыши третьего этажа.
Нет, я не пытался покончить с паршивой жизнью. Во-первых, она мне начинала нравиться. Во-вторых, падение с третьего этажа… не то чтобы это было совершенно безопасно, но для самоубийства мне это уже совершенно не подходило. В-третьих, в-третьих — по улице ходил живой батут. Так что, гоп. То есть, банзай!
Сергей, конечно же, называл этих бесформенных амеб не иначе, как студень, но у меня была своя классификация. Когда я на земле, это студень. Когда на третьем этаже — батут.
Промахнуться было просто невозможно: студень "в пешем режиме" — это стелящееся по земле полупрозрачное полотно в двадцать сантиметров высотой и три-четыре метра во все стороны. Вверх он не смотрит, так что шансы встретить в полете стрекательные нити минимальны.
Сгруппировавшись, я вколотил это одеяло в асфальт согнутыми в локтях и коленях, руками и ногами. Гидродинамический шок от удара прошелся по всему телу твари волной, как по взбитой простыне. Тварь ещё оставалась жива, но ненадолго — выскочившие из костяшек кулаков, лезвия несли в себе яд. Вброшенной дозы хватало, чтобы мгновенно умертвить любую живую ткань, а удар был нанесен в самый центр — туда, где находился управляющий телом амебы орган.
— Ну, пока, — сообщил я студню, тут же вскакивая и отпрыгивая на приличное расстояние, пока тот не опомнился, — Позовешь, если что.
Перед смертью, студень ещё мог задеть меня стрекательными нитями, а ощущения от них, скажу я вам, преотвратительные. Достаточно сказать, что один раз попав под мимолетный удар, я потом был вынужден отбросить часть пострадавших тканей. Если бы на моем месте был кто-то менее прочный, щупальца бы впрыснули свой яд в кровь, а от такого можно и коньки откинуть. Противоядие на тот момент, Нора ещё не придумала. Так что, внезапный врыв с третьего этажа студню на голову был отнюдь не придурью или рискованной блажью. Это безопаснее ближнего боя.
Говорят, "знал бы, где упадешь — подстелил бы соломки". Так вот, при прыжке с высоты, я знал место и обстоятельства будущего падения с точностью до микрона. Не то, чтобы я мог постелить туда вместо соломки, бассейн с красотками… Во-первых, у меня не было бассейна; во-вторых, красотка у меня была только одна; в-третьих, я запарился бы расставлять участников вечеринки.
Главное я знал: размазанного по большой плоскости студня нокаутирует, как случайно зазевавшегося перед асфальтоукладчиком бегуна. Дальше, его можно было шинковать в капусту совершенно невозбранно.
— Тут есть крохотное облачко маны, — прокомментировала Нора, — У нас есть несколько минут, пока оно не рассеялось.
— Я смотрю, сейчас с ней стало попроще, как-то? — удивился я, — Раньше ты вопила, чтобы я что-то срочно с ней делал. Как будто, ещё чуть раньше ты не пыталась заставить меня проводить метаморфозы плавно, и не гнать коней.
— Это потому, что концентрация маны в целом, повысилась, — отозвалась собеседница, — Похоже, здесь работает некий закон разницы давления — чем больше разница, тем быстрее рассеивается облако маны. Раньше это случалось почти сразу. Что-то странное происходит.
— Занятно, — только и ответил я.
Прошло уже достаточно дней с моего первого появления в районе, прозванном с легкой руки Сереги, Слизнем. Я уже успел пару раз смотаться сюда из дома, и обратно. Обустроил что-то вроде убежища: на самом деле, просто нашел квартиру, проход к которой не преграждали стрекалы. Честно говоря, уже давно единственной причиной возвращаться домой была Алёна, и Сергей открыто роптал.
После появления у нас лежки, он предпочитал и дневать, и ночевать там, где концентрация энтропии была сильнее. Если я хотел посещать дом, то следовало учитывать, что Сергею: а) пришлось бы меня подвозить; б) тратить время, топливо и ресурс машины; в) рисковать в поездках туда-обратно; г) сколько-то времени проводить без прикрытия живучей зверушки, с от-такенными когтями.
Короче, я уже третий день ночевал тут.
Одна только, Нора могла теперь ходить, нахохлившись от гордости: я таскал в специальной полости на костяшках столько яда её разработки, что хватило бы убить слона одним его видом. Я укрепил себе сухожилия и мышцы до некоего естественного предела, после которого мне требовалось либо грубо наращивать размеры, становясь этаким Халком, либо менять структуру клеток на уровне молекул. Меня прямо так, и подмывало сделать именно первое, но… но.
Во-первых, поцарапать врага ядовитыми когтями всё равно будет проще, чем разорвать его на куски голыми руками, даже появись у меня такая возможность. Во-вторых, я просто не представлял, как я смогу прокормить этакую тушу. Для этого требовалось запустить активное деление клеток, а столько аминокислот на стройматериалы, я с обычной пищей быстро не получу. Пришлось бы радикально перестраивать пищеварительную и выделительную систему, или даже, чем черт не шутит, выращивать себе полную зубов пасть, как у акулы.
На такие жертвы и отказ от человеческого облика, я был принципиально не готов. Так что, я до сих пор внешне мало чем отличался от себя прежнего. На самом же деле, сейчас я бы прошел через стаю гончих, как нож сквозь масло. Физическая сила на пределах человеческих возможностей, обостренное зрение и обоняние. Слух, такой, что я мог щелкнуть пальцем в темной комнате, и по звуку определить её очертания.
С ног меня бы точно уже не сбили… а ядовитые когти были смертельны. Смертельны настолько, что попытки выдумать более эффективное оружие стабильно заводили меня в тупик. Наверное, лучше них, только те же самые когти — только метательные. Другими словами, иглы.
— Нора, на сколько я изменил молекулярную структуру клеток? — осведомился я.
— Мы пытаемся вычерпать озеро ковшиком, Виктор, — заметила Нора, — До конца ещё далеко. Просто следуй плану: оболочка мозга, глаза, внутренние органы, поверхность кожи, костные клетки. Это позволит хотя бы отчасти, сохранять целостность при предельной нагрузке и избежать мгновенной смерти от разрушения жизненно важных органов.
— Работаем над этим, — вздохнул я.
К сожалению, работал я слишком медленно, и последующие события это лишь подтвердили.
Когда Сергей подвозил меня домой, как он называл это, "в отпуск", случился небольшой казус… нашу буханку тормознула группа вооруженных людей, в которых я с изумлением узнал полицию. Сергей ударил по тормозам, въезжая во двор, и громко выругался. Прямо на пути стояло тело в бронежилете, каске, и с зажатым в руках автоматом Локашникова. Целился он прямо в лобовое стекло, так что мысль "проскочить" мимо испарилась у нас раньше, чем успела прийти в голову.
— Вылезай из машины! — гаркнул в открытое окно, тип в полицейской форме. Наставленный на меня пистолет, вернее всего подсказывал, что нам в родном квартале не сильно рады, — Руки!
— Чё? — только выдавил я из себя, когда меня вытолкали наружу и опустили лицом в землю. Чувствовал я себя при этом, каким-то неваляшкой: приходилось чуть ли, не помогать полицейскому себя вязать, хоть тот и был довольно крепко сбит. Без моей помощи, он бы точно мне руки не заломал.
Эй, в смысле, ты только что попытался мне по почкам двинуть? Вот, козел.
Я почему-то упорно отказывался верить в реальность происходящего. Огрызки былого порядка? Здесь — всего в десятке километров от свор гончих, горгулий, аномалий и бог весть, чего? Последние дни жильцы жили, буквально, на чемоданах, и ждали эвакуации. Город собирались оставить, а не пытаться наводить здесь порядок, силами пехоты с Локашами в руках.
В любом случае, было очень обидно попасть под раздачу. Тем более, что я подчеркнуто не оказывал сопротивления. Происходящее мне нравилось все меньше и меньше. Сергей не мог похвастаться такой стойкостью, как у меня, и довольно громко выдохнул от боли, когда его положили в землю.
— И что такого мы совершили? Поджог, убийство, переход на красный свет? — осведомился я, недобро подняв взгляд.