— Не знаю, как у нас прокормят такую орясину, — по-деловому и совершенно серьёзно задумалась Шура, — У нас никто прибавления не ждал. Трое новичков и ходячее чучело Гулливера, блин.
— Перебьюсь, — отозвался я безразлично.
— Ладно, у меня в комнате есть кое-что, — смилостивилась надо мною девушка, однако прежде чем моё воображение разыгралось, она тут же меня осадила, — Доширак заваришь себе, на крайняк.
— Да ты спасительница, — ласково потрепал я её по плечу, не удержавшись от смеха, — К чему тебе такие запасы доширака, чтобы прокормить аж целого меня? Думаешь, мне хватит пачки?
— Надоедает одно и то же из общего котла есть. Каша да каша, — буркнула девушка, — Чего тут неясно?
— И поэтому в остальное время ты перебиваешься дошираком, чтобы не готовить, — я просветлел лицом, — Ясно, понятно. Небось целый поддон с лапшой себе в комнату утащила, я угадал?
Вместо ответа по моему плечу снова стукнули, и Шура насупилась в этот раз, похоже, всерьёз. Кажется, я попал в точку. Девушка-телекинетик такой трюк могла действительно провернуть. Тем более, что ценность какой-никакой, но не портящейся еды после известных событий значительно возросла.
— Ладно, — вздохнул я, — Похоже, Саша, нам с тобой придётся провести тщательный медицинский осмотр. Два месяца на сухариках и лапше даром не проходят. Наверняка придётся лечить тебе желудок и печень после всех этих художеств, как я тебе зубы отращивал.
Услышав последнюю фразу, ранее недовольно морщившаяся девушка вдруг резко переменилась в лице. Судя по отразившейся в зелёных глазах работе мысли, Шура лихорадочно припоминала каждое недомогание, случившееся с ней на протяжении жизни. Ставшая несколько нервной походка подсказывала, что она их насчитала немало, даже не будучи ипохондриком.
— А ты точно можешь сделать так, чтобы ничего не болело ещё лет, хотя бы, пять? — с плохо скрываемой надеждой уточнила у меня блондинка, ради этого меня даже немного обогнав.
— Да хоть десять, — уверенно отрубил я, приглядевшись к девушке повнимательнее. Я прикидывал свои возможности и понял, что сделать другому человеку крепкий желудок — это такая сейчас для меня мелочь, что не стоила даже упоминания. Конечно, удалённое применение силы обещало мне ряд не слишком приятных моментов, спасибо бедной на энергию атмосфере Земли.
Что же, ещё один аргумент, чтобы пригласить девушку в Прасковск.
— А косметические какие-нибудь вещи ты тоже можешь? — Шура спросила это у меня буднично, но её глаза уже горели лихорадочным огнём. Ухватив меня за локоть, она потащила меня за собой с неумолимостью движущегося асфальтоукладчика. Очевидно, её путь лежал к себе в комнату. Вот же, нашла себе ручного метаморфа.
Кажется, я перемудрил. Шура просто так меня теперь не отпустит.
— Смогу, — скрепя сердце признался я, готовый смиренно тащить свой крест. Шура не умолкала всю дорогу, уточняя у меня ту или иную вещь. Как внезапно выяснилось, её не устраивала длина ресниц, их недостаточно жгучий, чёрный цвет; фактура кожи лица… опять же, её цвет и отсутствие румянца на щеках. И это было только начало её претензий к себе, весь масштаб которых мне ещё предстояло осознать.
Как мог, я отбрехивался. Радовало меня в этой ситуации только то, что я не смогу своими руками превратить нормальную девушку в чудище со страшенными губами, или ещё чем-то жутким. В худшем случае, я смогу вернуть всё назад. Из состояния вынужденного стресса я вышел лишь тогда, когда Шура спросила у меня совсем уж, неожиданное.
— А раздеваться надо будет? — уточнила у меня девушка, схватившись за ручку двери и стрельнув в меня глазами.
— Обязательно! — выпалил я. С этого надо было начинать. Тем более, что из всего перечня требований Шуры ко мне, большую часть я уже забыл. А очерёдность тех, которые не забыл — потерял. Но вопрос оплаты услуг всё ещё стоял в полный рост, и с этим надо было что-то решать.
Едва дождавшись, пока Шура откроет дверь, я схватил её в охапку и потащил в обнаруженную по центру комнаты постель.
— Дверь! — отчаянно крикнула она, прежде чем я попытался её поцеловать, — Закрфой!
Глава 18
Глава 18.
— Вы что, намылились в Прасковск лететь? — задала Шура сакраментальный вопрос. Ещё бы уточнила, на ком.
Перед ней нетерпеливо переминались на ногах человек десять, одетых в разномастную, но тёплую одежду. Как я предполагал, это был далеко не первый их зимний поход в Прасковск с целью мародёрки — модничать никто не стал и подбирал себе фасон исключительно из учёта морозостойкости, на всё прочее с оттяжечкой положив. Зимние сапоги и ботинки, в которых стопа казалась толще, чем середина бедра, а шагать иной раз было тяжелее, чем пробежать три километра в кроссовках. Вот это я понимаю — утепление!
И ведь даже не скажешь, что на улице было прямо-таки, настолько холодно. В такой одежде можно было не то, что провести на свежем морозном воздухе весь день — в ней можно было упариться вусмерть и помереть от теплового удара. В наличии у каждого были лыжные зимние маски… Похоже, все действительно предполагали, что какое-то время им придётся лететь.
Не так страшен мороз, как страшна Шура… ну то есть, блин. Не она сама, а порывы ветра в полёте. Я иногда мысленно называл её реактивной блондинкой, помнится. Ирония же судьбы в том, что она оказалась, кхем, скорее турбовинтовым самолётом. Причём уютного места в кабине было не предусмотрено и всех обдувало всеми встречными ветрами, как пилотов самолётов девятнадцатого века, примерно.
Жуткое ощущение, на самом деле. Я метаморф и мне тоже было там неуютно. Как остальные справлялись — вот в чём вопрос? Божьей помощью?
— Не вполне верно, уважаемая госпожа Александра, — елейный голос Лео, неожиданно оказавшегося поблизости, прозвучал для моего уха слишком приторно. Как разлитый на замызганном линолеуме сладкий сироп, он выглядел в нашей обстановке совсем неуместно, и я догадывался, почему. Такое же ощущение оставил бы у меня диалог городового и дворничего в царском Петрограде, случись мне услышать его в наше время.
«— Вашблагородие, шавка кусаться изволит, окаянная! Пристрелите её, молю вашу милость!
— Никак нельзя-с пристрелить эту суку. Пули казённые»
Из книжек Чехова я почерпнул, что изъяснялся подобным образом даже последний дворник на базаре. В таком диалоге за версту чувствовалась высокая культура, хотя, казалось бы, откуда? Церковно-приходская школа, два класса и ласковые учительские розги по одному месту, в лучшем случае. Лео же наверняка прошёл весь курс школы магов для благородных девиц, или что-то в этом роде, и даже стоя на замасленном гаражном бетоне изъяснялся высокопарно.
Я подозрительно покосился на мага в невыносимо лёгкой, не по сезону, зелёной мантии. Очевидно, от холода он был защищён другим способом. Однако вопреки всему, думал я совсем не о том, как иномировой волшебник перенесёт на своей шкуре русский мороз.
Меня интересовало, сможет Лео грязно выматериться или послать кого-нибудь в южные края, если обстановка будет способствовать? Что-то подсказывало мне, что да, и ещё как. Ведь если подумать, то даже приснопамятный Чехов не погнушался, при случае, «употребить японку».
— Почему в «кавычках»? — въедливая Нора зацепилась за словосочетание. Опять читает мне мысли, зараза.
Ладно, долой кавычки — мысленно вздохнул я. Чехов действительно употребил японку без всяких кавычек, когда был в Благовещенске проездом. Как он писал знакомому: «Когда из любопытства употребляешь японку, то начинаешь понимать Скальковского, который, говорят, снялся на карточке с какой-то японскою б…ю».
Так что если даже сам Чехов не погнушался, то от Лео следовало ожидать ещё чего хлеще, — подозрительно подумал я.
— Какой причудливый ход мыслей у метаморфов, — восхитилась Нора, — Лео говорит высокопарно, как персонажи Чехова. Но раз даже Чехов как-то раз употребил японку, то Лео тогда должен быть вообще подлец!
— Верно, — обрадовался я. Как хорошо, когда тебя понимают с полуслова!
Все эти аристократические расшаркивания — это не про высокую культуру, на самом деле. Как жаргон заключённых, он был призван выделять людей в отдельные группы, чтобы по говорящему ясно было, кто он таков — знатный или разночинецъ. А дальше по ситуации — батогами по спине или вежливо расшаркиваться.
Почти уверен, что общество магов Союза миров разделяется на слои и касты ещё похлеще, чем в раннем Средневековье. Высшими среди них являлись маги, подобно стоящему перед нами Лео, это было так же очевидно, как восход Солнца. Что касается статуса землян, даже одарённых странными способностями, то с этим вопросом всё могло оказаться ой, как непросто.
Я резко встряхнулся и вдруг понял, что все вокруг уже где-то с минуту занимаются только тем, что наблюдают за мной. Как и сам иномировой маг, собственно. И это уже было нехорошо. Мне не следовало привлекать к себе лишнее внимание.
— Ты очень странно на меня смотришь, уважаемый Виктор, не будет в обиду сказано, — в звенящей тишине осторожно обронил Лео, — Я бы даже сказал, несколько хищно. Всё ли в порядке?
— Да, конечно! — преувеличенно бодрым тоном воскликнул я, волевым приказом заставив себя не краснеть от собственной оплошности, — Просто задумался, не бери в голову.
Оглянувшись, я тут же встретился взглядом со стоящей рядом со мной Шурой. Девушка-телекинетик смотрела на меня, как на какого-то дурачка. Уф. Как-то неловко вышло.
Между тем, ненадолго прерванный по моей причине разговор продолжился, как ни в чем ни бывало. Я пропустил за своими размышлениями лишь самую его затравку. Но и её мне хватило, чтобы выйти из равновесия, когда я уже по ходу дела выяснил нечто шокирующее.
— В смысле, порталом?! — воскликнул я, уловив ключевую фразу. Меня даже не столь заботило, что мы собираемся в Прасковске делать, как тот метод, которым мы собираемся туда попасть.
Вновь на мне скрестились многочисленные взгляды окружающих, к моему стыду и облегчению, снисходительные. Раздалось несколько смешков, а сам Лео отвернулся с лёгким вздохом. Мол, чего взять с этого ненормального?