– Ну-у-у, вы тоже придумали, леди Катрин… Чего это он будет в хозяйство лезть? Он жену молодую любит, жалеет, что ей с чужими детьми возиться нужно… А уж она всегда найдет на что пожаловаться. И как вы грамоту плохо учите, и что не слушаетесь и грубите… А еще она его с Пиной застукала, ну, которая на кухне работала. Леди тогда на сносях была. Так он вроде как задабривает ее – сына родила и наследника! И в дела не встревает домашние. Все же она из купеческих, приданое за ней богатое какое дали. Ну, и условие ему поставили, что она – полноправная хозяйка. А там, глядишь, папенька ее помрет – еще чего ценного оставит.
Понятно, дочь в хозяйстве вещь ненужная… Вот ведь уродский мир! Но жить мне придется именно в нем. Очень важно наладить хорошие отношения с мужем. Мне без разницы, пусть он хоть всех кухарок оприходует, лишь бы по обоюдному согласию. Глядишь, сильно меня не будет доставать.
– Дага, что-то я после простуды больно много заспала… Даже не помню, кто меня грамоте учил.
– Так как же так-то, леди Катрин? Ведь два года ходил гвайр Людус. Он хоть и старик, а много всего знает и помнит. И грамоте учил, и считать.
– Точно, а я его-то помню, а как звали – забыла.
– Ну, и немудрено, вы с ним никогда и не ладили. Да и с весны много времени прошло, как он помер, так и учеба ваша закончилась.
Да уж… Похоже, образованием мне не придется хвастаться в этом мире. Ну, хоть грамоте учили – и то хлеб.
Ну, со счетом у меня и без вашего гвайра проблем не будет. Буквы бы мне понять, слова написанные. А с остальным я разберусь.
– Давай, Дага, я тебе принесу сейчас еще отвара и ты поспишь?
– Ой, леди Катрин, дай вам всевышний мужа хорошего, но сил моих нет спать. Да и кашлять я меньше стала. Вы лучше, если время у вас есть, поговорите со мной еще – все день быстрее пролетит. Я вот опасаюсь. Как бы не донесли леди Тирон, что я тут в вашей кровати прохлаждаюсь.
– Думаю, не донесут. А и донесут – найду что сказать. А поговорить – это я с удовольствием. Вот расскажи мне, какое приданое должно быть за благородной леди. А то я боюсь, что мало дадут и опозорят меня перед мужем. Ты ведь уже давно при господах живешь – что-то да знаешь.
– Ну, я же раньше маменьке вашей служила, а уж потом, как она родами померла, меня к вам приставили. А няньку, что у вас двоих была, оставили с леди Санией. Она тогда у отца выплакала. Вам и было-то всего три годика – вряд ли вы хорошо помните. Ей-то аж шесть уже было – немного понимала, что делает. Ну, вот у вашей маменьки приданого было четыре сундука. В одном, небольшом, посуда серебряная, там же ларец, а в нем украшения всякие, ну, и простая посуда. В другом – аж четыре подушки, да два одеяла теплых, да два потоньше, да простыней дюжина и наволочек аж две дюжины. Самый большой сундук был с тканями. Так прямо рулонами и были сложены. И простые, и дорогие. И бархат там был, и всякие-всякие шелка. Ну, и простая ткань беленая тоже там была. Агроменный сундук-то – его слуги еле уволокли вчетвером. Ну, и отдельно – одежда ее разная. Там и шубка была, что сейчас леди Тирон носит. Хорошая шубка-то, из заморского меха сшитая. И крытая тонким сукном. А как помирала маменька ваша – так и позвала вас в комнату. Видать, чуяла, что не выживет, и благословение свое заранее уложила в две шкатулки. Вот одну вам подала, а вторую леди Сании. А вас к ней больше и не пускали. Мальчик-то сразу мертвый родился, а она через три дня, голубушка, сгорела от жара.
Дага расчувствовалась от воспоминаний и всплакнула. Видать, привязана была к матери Катрин. Я взяла ее за руку и погладила. Мне жаль было эту, в сущности, чужую женщину. Судя по всему, своих детей у нее не было, вот она и прикипела к Катрин.
Время до обеда я решила провести разбирая свой сундук в комнате. Надо сказать, он меня не порадовал. Несколько грубых сорочек. Ну, хоть чистые, значит можно будет помыться и сменить ту вонючку, которая сейчас на мне.
Два суконных платья, одно толстое и грубое, второе получше, даже с цветной вышивкой. Но на меня велико. Явно с плеча сестры. Рукавов у платьев не было – они лежали отдельно, других цветов и привязывались к платью ленточками.
Три пары сравнительно новых вязаных чулок – думаю, Дага постаралась. Только вот нужно придумать пояс или колготки. Привязывать чулки подвязками, а точнее, просто кожаными шнурками прямо к ногам – не лучшая идея.
Еще был большой суконный плащ с меховой опушкой, довольно вытертой. И грубая вязаная шаль. Остальное содержимое сундука предназначалось на теплое время года. Две пары кожаных грубых туфель без каблука и три верхних платья – все ношеные и с чужого плеча. Только одно можно было бы надеть на меня сейчас, но, думаю, к лету оно станет мало. Небогато, прямо скажем.
После обеда, покормив Дагу, которая, и правда, чувствовала себя лучше и хорошо поела, напоив ее новой порцией отвара с медом, я отправилась в сопровождении почтительной Косты к леди Тирон. Коста привела не в апартаменты леди, а в самый конец коридора, где за очень толстой дубовой дверью ждала меня мачеха.
Большая комната без окон напоминала собой склад всего на свете. Здесь же стояли сундуки. Не такие уж и большие.
Открыли первый из них.
– Это постельная ткань, леди Катрин. Белье вы нашьете сами, по размеру графской кровати.
В сундуке лежали три довольно узких рулона ткани. Сантиметров шестьдесят в ширину, не больше. Очень грубой и неотбеленной.
– Леди Тирон, вы думаете, что граф будет спать на этом? Давайте договоримся так. Я ухожу из вашего дома без денег. Но уж тряпками вы меня не позорьте. Когда красавица леди Маринда увидит это, что она обо мне подумает? Вам-то все равно, а мне с ней жить. Я не хочу всю оставшуюся жизнь выслушивать попреки в нищете.
Мадам психовала, я видела, но сейчас мне ее психи были фиолетовы. Мне с ней не жить, она однозначно мой враг. Радует то, что сделать она ничего серьезного мне не посмеет. Иначе не будет брака, а за это папенька может си-и-ильно прогневаться. Уж не знаю, что там ему король наобещал, но даже наследный титул барона для их сына – очень лакомый кусочек для купчихи. Пусть платит за свои хотелки.
По ее приказу Коста вынула эту дерюгу и положила три куска приличного, плотного и белого полотна.
– Еще столько же, леди Тирон. Давайте не будем спорить над каждым куском ткани. Иначе я сейчас просто развернусь и уйду в свою комнату, а жениха сама лично попрошу проверить сундуки. И, кстати уж, я хотела бы видеть утвержденный список приданого.
За эти слова я получила оплеуху. Повернулась и пошла в комнату.
– Стой, дрянь…
– Запомни, купчиха. Если ты еще раз посмеешь тронуть меня хоть пальцем, я много чего найду сказать и отцу, и жениху. Ты меня сильнее, но я тебя отбоялась. Если ты, тварь наглая, хочешь сыну баронский титул – плати!
Леди ахнула, закрыла себе рот рукой и перекрестилась…
– Вы меня хорошо поняли, леди Тирон?
Она покивала головой.
– Думаю, вам стоит предупредить Косту о том, что этот наш маленький конфликт должен остаться в тайне. Вам же не нужны сплетни среди слуг?
Леди взглянула на молчащую Косту.
Та начала истово креститься и трясти головой.
– Да я господом нашим клянусь – молчать буду!
– Смотри мне!
– Да разрази меня господь, если хоть словом обмолвлюсь!
У нее с перепугу аж слезы на глазах показались.
– Коста, добавь, как я и сказала, еще три хороших куска полотна в сундук. И сверху – четвертый, это, мадам, с вас за оплеуху. И принесите, наконец, опись.
За описью мадам пошла сама. На куске очень плотной бумаги, именно бумаги, что меня порадовало, были расписаны причитающиеся мне богатства. Читать я смогла, хоть и по слогам, но все понимала. Это было просто отлично!
Обе тетки явно были шокированы моим поведением, но мне было плевать.
Еще я получила несколько рулонов шелка и два – бархата. Очень толстый, думаю, достаточно теплый. Пойдет на зимние платья. Кроме того, туда добавили три куска тонкого качественного сукна. Я из любопытства развернула один из них – довольно большой. Метра полтора на пять. А вот бельевые ткани все были длинные, но узкие. Отдельно шел мешочек с красивыми шелковыми лентами и второй поменьше – с нитками для вышивания. Еще мне положен был станок, чтобы ткать ковры. Ну, типа этого был у моей бабули. Она называла его – кросна.
В посудный ларь уложили в солому сервиз на двенадцать персон. Ну, так себе – фаянс с росписью, два серебряных кубка, серебряное блюдо и двенадцать больших двузубых вилок. Думаю, ужасно неудобных. Ну, и фиг с ними. Переплавить всегда можно, главное, что это – серебро. Все тщательно пересыпали соломой и сухими опилками.
Тяжелее всего леди Тирон рассталась с украшениями. Пыталась меня уверить, что матушкино благословение и есть мои украшения. Мол, больше мне и не положено. Но тут я уперлась как осел – не в красоте дело, а в том, что это легче всего продать. А деньги пустить на развитие бизнеса и хозяйства. Я не собиралась жить в нищете и морозить слуг в качестве экономии. Леди, чуть не плача, передала мне в руки мешочек, который я не поленилась развернуть.
Бусы жемчужные – одна нитка пять стоунов (стоун – примерно сорок сантиметров) длины, не слишком удачно подобранный мелкий жемчуг разного цвета. Ну, на отделку вполне пойдет. Цепь золотая, с тремя красными камнями – довольно толстая и короткая цепочка, на ней три рубинового цвета крупных слезки. Цепи серебряные, по полтора стоуна каждая, – две штуки. Одна из них была довольно симпатичного плетения. Кольца золотые – с красным, зеленым и два с синими камнями – огромные перстни с кабошонами, явно не на детскую ручку. И ожерелье с десятью сапфирами – золотое. Ну, сапфиры были яркого цвета, дурно огранены, но вот оправа была красивой. Для каждого камня – своя, отдельная ячейка.
– У меня почти пустой сундук с одеждой и бельем. Прикажите сейчас принести в мою комнату вот этот рулон на белье, – ткнула я пальцем в белую качественную ткань. Не батист, конечно, но и не дерюга. – И еще мне нужен хороший плащ в дорогу. Я не собираюсь мерзнуть. Да и в старом платье я вряд ли очарую жениха. Так что вот это синее сукно – тоже ко мне в комнату. И пришлите двух служанок – шить.