Метаморфозы — страница 58 из 97

Так был украшен Мидас ушами осла-тихохода.

180 Все же пытается он скрыть стыд свой: голову с тяжким

Знаком позора прикрыть пурпурного цвета повязкой.

Только один его раб, который обычно железом

Волосы царские стриг, все видел. Не смея позора

Выдать, но всем разгласить его страстно желая, не в силах

185 Более тайну хранить, убежал он и выкопал ямку

И о господских ушах, которые видел случайно,

Повесть тихонько ведет, и в самую ямочку шепчет.

Свой потаенный донос он опять зарывает землею

Той же и молча назад от закопанной ямки уходит.

190 Вскоре там начал расти тростник трепещущий, целой

Рощей. А только созрел, — лишь год исполнился, — тайну

Выдал он жителям сел; колеблемый ласковым ветром,

Молвит зарытую речь, обличая Мидасовы уши.

С Тмола ушел отомщен и, воздухом ясным понесшись,

195 Узким морем промчась Нефелиной дочери Геллы,474

В Лаомедонта полях475 появился потомок Латоны.

С правой руки от Сигея лежит, от Ретея же — с левой

Древний алтарь: посвящен Паномфейскому он Громовержцу.476

Там зрит бог, что создать для Трои новые стены

200 Силится Лаомедонт, что его велико предприятье,

Но что идет не легко и требует денег немало.

Вместе с отцом глубоких пучин, трезубец носящим,

В смертном обличии Феб предстает, — и владыке-фригийцу

Стены возводят они, обеспечив условием плату.

205 Труд завершают. Но царь отрицает свой долг, добавляя, —

Верх вероломства! — что он никогда не давал обещанья.

«Это тебе не пройдет!» — говорит бог моря и воды

Стал свои наклонять к побережью скупящейся Трои.

Земли Нептун обратил в сплошную пучину, богатства

210 Отнял у жителей сел; он волны обрушил на пашни.

Кара и эта мала: сама дочь царская в жены

Чуду морскому дана; к скале прикрепленную деву

Освобождает Алкид и в награду обещанных коней

Требует и, за отказ оплатить столь великое дело,

215 Крепость Трои берет, победив, — вероломную дважды.

Не без почета ушел Теламон, ополченья участник:

В жены ему Гесиона477 дана. Супругой-богиней

Был уже славен Пелей. Не больше гордился он дедом,

Нежели тестем своим — затем, что Юпитера внуком

220 Многим случалося быть, но женат на богине — единый.

Старец Протей Фетиде сказал: «Водяная богиня,

Сына зачни! Твой будущий сын деяньями славы

Славу отцову затмит и больше отца назовется».

Так, чтоб в мире ничто Юпитера не было больше,

225 Хоть и не слабое он в груди своей чувствовал пламя,

Все ж с Фетидой морской избегает соитья Юпитер.

Этот желанный удел он велит унаследовать внуку,

Сыну Эака: вкусить объятия девы подводной.

Есть Гемонийский залив, закругленный в подобие лука:

230 В море уходят концы. Будь глубже вода, там была бы

Гавань. Но море едва на поверхность песка набегает.

Берег же — твердый, на нем от ноги отпечатка не видно,

Не замедляется шаг, не тянется поросль морская.

Сверху — миртовой лес с изобилием ягод двухцветных:

235 Есть там пещера; сказать, природа она иль искусство, —

Трудно. Искусство скорей. Нередко, Фетида нагая,

Ты приплывала сюда, на взнузданном сидя дельфине.

Там ты, окована сном, лежала; Пелей же тобою

Там овладел: поскольку мольбы ты отвергла, прибег он

240 К силе и шею тебе обеими обнял руками.

Тут, не воспользуйся ты для тебя обычным искусством, —

Свойством обличья менять, — тобой овладел бы наверно.

Птицею делалась ты, — он тотчас же схватывал птицу;

Корни пускала в земле, — Пелей уж на дереве виснул.

245 В третий ты раз приняла пятнистой тигрицы обличье,

И, устрашен, Эакид разомкнул вкруг тела объятье.

Вот он морским божествам, вино возливая на волны,

Жертвы приносит, и скот приводя, и куря фимиамы.

И из морской глубины наконец вещун карпатийский478

250 Молвил ему: «Эакид,479 ты желанного брака достигнешь!

Только лишь дева уснет, успокоясь в прохладной пещере,

Путы накинь на нее и покрепче свяжи незаметно.

Да не обманет тебя она сотнями разных обличий, —

Жми ее в виде любом, доколь не вернется в обычный».

255 Молвил Протей и лицо скрыл вновь в пучину морскую,

Волнам нахлынуть велел и залил окончание речи.

Мчался к закату Титан и дышлом касался наклонным

Вод гесперийских. Краса Нереида покинула море

И, как обычно, вошла в знакомую опочивальню.

260 Только лишь девичий стан обхватили объятья Пелея,

Стала та виды менять. Но чувствует, крепко он держит

Тело; туда и сюда пришлось ей протягивать руки —

И застонала: «Твоя не без помощи божьей победа!» —

Стала Фетидою вновь и открылась; герой ее обнял.

265 Взял, что желал, и могучий Ахилл был Фетидою зачат.

Счастлив сыном Пелей и богинею счастлив супругой;

Все бы досталось ему, когда б не его преступленье,

Фока убийство! Его, виновного в братниной крови,

Вон из-под кровли родной убежавшего, принял Трахинский

270 Край. Державствовал там, убийств и насилий не зная,

Сын Светоносца-звезды, в лице сохранивший сиянье

Отчее, добрый Кеик. В то время он был опечален:

Сам на себя не похож, — потерю оплакивал брата.

Тут-то к нему Эакид, истомленный путем и тревогой,

275 Прибыл и в город его при немногих вошел провожатых,

Все же довольствие, скот, который с собою водил он,

Неподалеку от стен в тенистой оставил долине.

Вот, получив изволенье войти во дворец государев

И протянув на руке край платья в знак умоленья,

280 Кто он, чей сын, говорит. Лишь одно преступленье скрывает.

Бегства причину назвав измышленную, просит приюта

В городе или вне стен. Трахинец с лицом благодушным

Так отвечает ему: «И простому народу открыты

Наши угодья, Пелей. Не грешим мы негостеприимством.

285 К расположенью души и другие прибавь побужденья:

Имя и то, что ты внук Громовержца, — не траться на просьбы.

Все, чего просишь, бери, — и пусть во всем, что увидишь,

Часть ты видишь свою! О, когда бы ты лучшее видел!»

Молвив, заплакал. Ему о причине подобных страданий

290 Ставят вопрос и Пелей и сопутники. Тот отвечает:

«Верно, пернатую ту, что живет грабежом и пугает

Птиц всех, считаете вы обладавшей всегда опереньем?

Мужем была! У нее и душевная крепость его же:

Был он жесток и свиреп на войне, в бой вечно он рвался,

295 Дедалионом был зван; у нас с ним общий родитель,

Что вызывает зарю и с неба последним уходит.

Мир я любил. Всегда я заботу лелеял о мире

И о супружестве. Брат — войною пленен был жестокой,

Доблесть его покоряла ему и народы и царства,

300 Ныне же доблестно он голубей преследует в Тисбе.

Дочь он Хиону родил. Женихов она тысячи дивным

Видом своим привлекла, как четырнадцать лет ей минуло.

Раз возвращались вдвоем, Аполлон и Майей Рожденный,480

Первый из Дельф, а второй — с вершины Киллены; и оба

305 Сразу узрели ее и сразу же к ней воспылали.

Но упованья любви Аполлон отлагает до ночи.

Тот же не в силах терпеть — и тростью, сон наводящей,

Девьих касается уст: та спит под могучим касаньем.

Силою взял ее бог. Ночь в небе рассыпала звезды.

310 Образ старухи приняв, и Феб достигает блаженства.

Вот уже сроки свои исполняет созревшее чрево:

Хитрый родился побег от ствола крылоногого бога.

Звался Автоликом он, на всякие ловок проделки,

Сделать свободно — и тем он искусства отца не позорил —

315 Черное белым он мог и из белого черное сделать.

Фебов же сын у нее — ибо двойней она разрешилась —

Был Филаммон, знаменитый игрой на кифаре и пеньем.

Что породила двоих, что двоим божествам полюбилась,

И что отец у нее силач, и что дед Громовержец, —

320 Было ли девушке впрок? Не многих ли слава сгубила?

Вправду, сгубила ее. Пред Дианою превозноситься

Стала она и в лицо похулила богиню. И лютым

Гневом исполнилась та. «Понравлюсь делами!» — сказала;

И не помедлила: лук напрягла, стрелу наложила

325 На тетиву и, стрельнув, пронизала язык виноватый.

Смолк язык; не смогли раздаться ни голос, ни слово:

Хочет сказать, но уж с кровью и жизнь ее покидает.

Деву, — о горе любви! — как отец пожалел я всем сердцем,

Братнину зная любовь, утешать его тщился словами.

330 Им он, однако, внимал, как ропоту моря — глухие.

Сетуя, горько стонал он о гибели дочери милой.

В час, как сжигали ее, четырежды он устремлялся

Ринуться в самый костер. Четырежды был он удержан;

Кинулся в бегство тогда; быку был подобен, который

335 Шершня жало с собой, застрявшее в шее, уносит

И без дороги бежит. Я вижу: скорей человека

Мчится он, — будто его оперилися крыльями ноги.

Он ото всех убежал и, жаждою смерти стремимый,