«Радость сделалась, Фок, причиною нашего горя.
Молвлю сначала о ней. О, сладко блаженное вспомнить
Время, когда, Эакид, в те первые годы, законно,
Счастлив с женою я был, и она была счастлива с мужем.
800 Нежность взаимных забот нас брачной связала любовью.
Мужа любовь предпочла бы она и Юпитеру даже.
Да и меня ни одна не пленила б, когда бы самою
Даже Венерой была. Равно мы сердцами пылали.
Только лишь солнца лучи поутру озаряли вершины,
805 Я, молодой, на охоту в леса направлялся, бывало.
И ни рабов, ни коней не брал с собою, ни с чутким
Нюхом собак; сетей не захватывал я узловатых.
Дрот обеспечивал все. Когда же рука моя вдосталь
Понабивала зверей, стремился я в тень и прохладу,
810 Где ветерок из долин доносится струйкою свежей;
Струйки я нежной искал, облегченья полдневного зноя,
Струйки воздушной я ждал, и она овевала мой отдых.
«Струйка! — помнится мне, — приходи! — призывал я обычно, —
Дай облегченье и в грудь, о желанная, снова проникни, —
815 Если бы зной, сжигающий нас, могла ты умерить!»
Может быть, я добавлял, — так жребий мой был вероломен! —
Нежных несколько слов. «Ты великое мне наслажденье! —
Ей говорить я привык, — облегчаешь меня и лелеешь:
Из-за тебя мне леса и пустынные милы приюты,
820 Жадно устами твое постоянно вбираю дыханье!»
Возгласа смыслом двойным было чье-то обмануто ухо,
Кто-то решил, что, зовя, повторяю я имя, что будто
«Струйкой» нимфу зовут, и подумал, что нимфу люблю я.
Тотчас, спеша донести на то, чего не было, наглый
825 В дом к Прокриде идет и о слышанном тихо ей шепчет.
Склонна к доверью любовь. Пораженная горем нежданным,
Выслушав все, повалилась она и, не скоро оправясь,
Все несчастливой себя называла и жребий свой — горьким,
Все укоряла меня, и, смущенная мнимым проступком,
830 В страхе была пред ничем, перед именем, плоти лишенным!
Словно соперница впрямь у несчастной была, горевала.
Но сомневается все ж и, злосчастная, чает ошибки,
Верить не хочет в донос, и доколе сама не видала,
Не разрешает себе осуждать прегрешенье супруга.
835 Утра другого лучи темноту отгоняли ночную.
Я выхожу; хорошо наохотился и, отдыхая, —
«Струйка! — шепчу, — приди! Будь, усталому, мне врачеваньем!»
И неожиданно стон меж своими словами как будто
Некий услышал. «Приди, — однако, — всех лучшая!» — молвил.
840 Но как тихонько опять зашумели упавшие листья,
Зверь мне почудился там, и дротик метнул я летучий.
Это Прокрида была. С глубоко уязвленною грудью, —
«Горе, — воскликнула, — мне!» И только лишь верной супруги
Голос узнал я, стремглав на голос помчался, безумен.
845 Полуживою ее и пятнающей кровью одежду
Вижу, из груди, увы! — вынимающей собственный дар свой,
Вижу и тело, что мне моего драгоценнее тела,
На руки мягко беру; разорвав на груди ее платье,
Ей перевязку кладу на жестокую рану, стараюсь
850 Кровь удержать и молю, чтоб в убийстве меня не винили.
Та, уже силы лишась, умирая, себя принуждает
Вымолвить несколько слов: «О, нашего ради союза,
Вышних ради богов и моих, умоляю покорно:
Если чего-нибудь я заслужила, — ради любви той,
855 Что причинила мне смерть, но длится, хоть я погибаю, —
Да не займет, кого «Струйкой!» зовешь, наше брачное ложе».
Молвила. И наконец ошибку, где имя виною,
Я услыхал и постиг. Но что было пользы постигнуть?
860 Падает; с кровью лиясь, утекают и слабые силы.
Может доколе смотреть, на меня все смотрит и тут же
Прямо ко мне на уста выдыхает скорбящую душу.
Все же со светлым лицом умерла, успокоившись будто».
Плачущим, слезы лия, так герой повествует, но входит
865 К ним в это время Эак с двумя сыновьями и новой
Ратью, — и принял ее и оружие мощное Кефал.
КНИГА ВОСЬМАЯ
День лучезарный уже растворила Денница, ночное
Время прогнав, успокоился Эвр, облака заклубились
Влажные. С юга подув, Эакидов и Кефала к дому
Мягкие австры несут — и под их дуновеньем счастливым
5 Ранее срока пришли мореходы в желанную гавань.
Опустошал в то время Минос прибрежья лелегов,
Бранное счастье свое в Алкатоевом пробовал граде,
Где государем был Нис, у которого, рдея багрянцем,
Между почетных седин, посредине, на темени самом
10 Волос пурпуровый рос — упованье великого царства.
Шесть уже раз возникали рога у луны восходящей,
Бранное счастье еще колебалось, однако же. Долго
Дева Победа меж них на крылах нерешительных реет.
Царские башни в упор примыкали к стенам звонкозвучным,
15 Где, по преданью, была золотая приставлена лира
Сыном Латониным. Звук той лиры был в камне сохра́нен.
Часто любила всходить дочь Ниса на царскую башню,
В звучную стену, доколь был мир, небольшие каменья
Сверху кидать. А во время войны постоянно ходила
20 С верха той башни смотреть на боренья сурового Марса.
С долгой войной она имена изучила старейшин,
Знала оружье, коней, и обличье критя́н, и колчаны,
Знала всех лучше лицо предводителя — сына Европы348 —
Больше, чем надо бы знать. Минос, в рассужденье царевны,
25 С гребнем ли перистым шлем на главу молодую наденет, —
Был и при шлеме красив. Возьмет ли он в руки блестящий
Золотом щит, — и щит ему украшением служит.
Если, готовясь метнуть, он раскачивал тяжкие копья,
В нем восхваляла она согласье искусства и силы.
30 Если, стрелу наложив, он натягивал лук свой широкий,
Дева божилась, что он стрелоносцу Фебу подобен.
Если же он и лицо открывал, сняв шлем свой медяный,
Иль, облаченный в багрец, сжимал под попоною пестрой
Белого ребра коня и устами вспененными правил,
35 Нисова дочь, сама не своя, обладанье теряла
Здравым рассудком. Она называла и дротик счастливым,
Тронутый им, и рукою его направляемый повод.
Страстно стремится она — если б было возможно! — во вражий
Стан девичьи стопы через поле направить, стремится
50 С башни высокой сама в кноссийский ринуться лагерь
Или врагу отпереть обитые медью ворота, —
Словом, все совершить, что угодно Миносу. Сидела
Так и смотрела она на шатер белоснежный Диктейца349,
Так говоря: «Горевать, веселиться ль мне брани плачевной,
55 И не пойму. Что Минос мне, влюбленной, враждебен, — печалюсь,
Но, не начнись эта брань, как иначе его я узнала б?
Все-таки мог он войну прекратить и, назвав меня верной
Спутницей, тем обрести надежного мира поруку.
Если тебя породившая мать, о красой несравненный,
50 Схожа с тобою была, то недаром к ней бог возгорелся.
Как я блаженна была б, когда бы, поднявшись на крыльях,
Я очутилась бы там, у владыки кноссийского в стане!
Я объявила б себя и свой пыл, вопросила б, какого
Хочет приданого он: не просил бы твердынь лишь отцовских!
55 Пусть пропадет и желаемый брак, лишь бы мне не изменой
Счастья достичь своего! — хоть быть побежденным нередко
Выгодно людям, когда победитель и мягок и кроток.
Правда, знаю — ведет он войну за убитого сына,
Силен и правдою он, и его защищающим войском.
60 Думаю, нас победят. Но коль ждать нам такого исхода,
То почему ж эти стены мои для Миноса откроет
Марс, а не чувство мое? Без убийства и без промедленья
Лучше ему одолеть, не потратив собственной крови.
Не устрашусь я тогда, что кто-нибудь неосторожно
65 Грудь твою ранит, Минос. Да кто же свирепый решился б
Полное злобы копье в тебя нарочито направить?
Замысел мне по душе и намеренье: вместе с собою
Царство в приданое дать и войне положить окончанье.
Мало, однако, желать. Охраняются стражами входы.
70 Сам врата запирает отец. Его одного лишь,
Бедная, ныне боюсь; один он — желаньям помеха.
Если б по воле богов не иметь мне отца! Но ведь каждый—
Бог для себя. Судьбой отвергаются слабого просьбы.
Верно, другая давно, столь сильной зажженная страстью,
75 Уж погубила бы все, что доступ к любви преграждает.
Чем я слабее других? Решилась бы я через пламя
И меж мечами пройти: но пламя ни в чем не поможет
И не помогут мечи, — один только волос отцовский.
Золота он драгоценнее мне. Блаженной бы сделал
80 Волос пурпурный меня, смогла б я желанья исполнить».
Так говорила она, и, забот многочисленных мамка,
Ночь подошла между тем, и тьма увеличила смелость.
Час был первого сна, когда утомленное за день
Тело вкушает покой. Безмолвная в спальню отцову
85 Входит. Дочь у отца похищает — о страшное дело! —
Волос его роковой; совершив нечестивую кражу,
С дерзкой добычей своей проникает в ворота и вскоре
В самую гущу врагов, — так верила сильно в заслугу! —
Входит, достигла царя и ему, устрашенному, молвит:
90 «Грех мне внушила любовь, я — Нисова дочь и царевна
Скилла: тебе предаю я своих и отцовских пенатов.
Я ничего не прошу, — тебя лишь. Любовным залогом
Волос пурпурный прими и поверь, что вручаю не волос,