Пусть доставляет овца от Бореева гнева защиту!
Пусть же козы свое подставляют нам вымя для дойки!
Всякие сети, силки, западни, все хитрости злые
Бросьте! Клейким прутом в обман не вводите пернатых
575 И оперенным шнуром не гоните оленя в облаву!
Загнутых острых крючков не прячьте в обманчивом корме.
Вредных губите одних; однако же только губите:
Да отрешатся уста, да берут себе должную пищу!»
Этой и многой другой наполнив мудростью сердце,
580 Как говорят, возвратился к себе и по просьбе всеобщей
Принял правленья бразды над народами Лация — Нума.
Нимфы счастливой супруг, Камен внушеньем ведомый,
Жертв он чин учредил, и племя, привыкшее раньше
Только к свирепой войне, занятиям мирным наставил.
585 Старцем глубоким уже он державство и век свой окончил, —
Жены, народ и отцы, оплакал весь Лаций кончину
Нумы; супруга его, оставивши град, удалилась
В дол арикийский и там, в густых укрываясь чащобах,
Плачем и стоном своим Дианы Орестовой602 культу
590 Стала мешать. Ах! Ей и дубравы, и в озере нимфы
Часто давали совет перестать и слова утешенья
Молвили! Сколько ей раз средь слез сын храбрый Тезея, —
«О, перестань! — говорил, — судьба не твоя лишь достойна
Плача. Кругом посмотри на несчастья с другими — и легче
595 Перенесешь ты беду. О, если бы сам в утешенье
Мог я примером тебе не служить! Пример я, однако.
Слух, наверно, до вас о неком достиг Ипполите,
Жестокосердьем отца и кознями мачехи гнусной
Преданном смерти. О да, удивишься, — и трудно поверить! —
500 Все-таки я — это он. Меня Пасифаида когда-то,
Тщетно пытавшись склонить к оскверненью отцовского ложа,
В том, что желалось самой, обвинила и, грех извращая, —
То ли огласки боясь, в обиде ль, что я непреклонен, —
Оклеветала. Отец невинного выгнал из града,
505 И на челе у меня тяготело отцово проклятье.
На колеснице — беглец — спешу я в Трезену, к Питфею.
И проезжал я уже прибрежьем Коринфского моря, —
Вдруг как подымется вал! Из него водяная громада
Целой загнулась горой, на глазах возрастала, мычанье
510 Вдруг из нее раздалось, и верхушка ее раскололась.
Бык круторогий тогда из разъятой явился пучины, —
Вровень груди из вод подымался в ласкающий воздух.
Моря струю из ноздрей изрыгал и из пасти широкой.
Спутников пали сердца, — я душой оставался бесстрашен,
515 Полон изгнаньем своим, — как вдруг мои буйные кони
Поворотили к волнам и, прядая в страхе ушами,
В страхе не помня себя, приведенные чудищем в ужас,
Прямо на скалы несут, — и я понапрасну стараюсь
Править зверями, держать убеленные пеною вожжи;
520 Сам отклонясь, натянуть ремни ослабевшие силюсь.
Мощи моей одолеть не могло бы неистовство коней,
Если бы вдруг колесо, в неустанном вкруг оси вращенье,
Не зацепилось за ствол и, упав, на куски не разбилось:
Миг — и я выброшен был. Ногами запутавшись в вожжи,
525 Мясо живое влачу, за кусты зацепляются жилы,
Часть моих членов при мне, а часть оторвана членов;
Кости разбиты, стучат; ты увидела б, как истомленный
Мой исторгается дух; ни одной не могла бы ты части
Тела уже распознать: все было лишь раной сплошною.
530 Можешь ли, смеешь ли ты сопоставить свое злополучье,
Нимфа, с моею бедой? Я видел бессветное царство,
Во Флегетона волну погружался истерзанным телом!
Если б не сила врача, Аполлонова сына искусство,
Не возвратилась бы жизнь. Когда ж от могущества зелий —
535 Хоть и досадовал Дит — я с помощью ожил Пеана, —
То чтобы с даром таким, там будучи, не возбуждал я
Зависти большей, густым меня Кинтия облаком скрыла;
И, чтобы я в безопасности жил, безнаказанно видим,
Возраста мне придала и сделала так, чтобы стал я
540 Неузнаваем. Она сомневалась, на Крит ли отправить
Или на Делос меня; но и Делос и Крит отменила
И поселила вот здесь; лишь имя, могущее ко́ней
Напоминать, повелела сменить: «Ты был Ипполитом, —
Молвила мне, — а теперь будь Вирбием — дважды рожденным!»
545 В этой я роще с тех пор и живу; божество я из меньших;
Волею скрыт госпожи, к ее приобщился служенью».
Горя Эгерии все ж облегчить не в силах чужие
Бедствия; так же лежит под самой горой, у подножья,
Горькие слезы лия. Наконец, страдалицы чувством
550 Тронута, Феба сестра из нее ледяную криницу
Произвела, превратив ее плоть в вековечные воды.
Тронула нимф небывалая вещь. И сын Амазонки
Столь же был ей потрясен, как некогда пахарь тирренский,
В поле увидевший вдруг ту глыбу земли, что внезапно,
555 Хоть не касался никто, шевельнулась сама для начала,
Вскоре же, сбросив свой вид земляной, приняла человечий,
После ж отверзла уста для вещания будущих судеб.
Местные жители звать его стали Тагеем, и первый
Дал он этрускам своим способность грядущее видеть;
560 Или как Ромул, — когда увидал он копье, что торчало
На Палатинском холме, покрывшемся сразу листвою;
Что не железным оно острием, а корнями вцепилось,
Что не оружье уже, но дерево с гибкой лозою
Эту нежданную тень доставляет дивящимся людям;
565 Или как Кип, увидавший рога на себе в отраженье
Глади речной; увидал он рога и, подумав, что ложный
Образ морочит его, лоб трогал снова и снова, —
Вправду касался рогов. И глаза обвинять перестал он,
Остановился, — а шел победителем с поля сраженья, —
570 К небу возвел он глаза, одновременно поднял и руки.
«Вышние! Что, — он сказал, предвещается чудом? Коль радость, —
Радость родину пусть и квиринов народ осчастливит!
Если ж грозит — пусть мне!» И алтарь сложил он из дерна.
Он свой алтарь травяной почитает огнем благовонным;
575 Льет и патеры вина; убитых двузубых овечек,
Истолкованья ища, пытает трепещущий потрох.
Начал разглядывать жертв нутро волхователь тирренский,
И очевидна ему превеликая бездна событий —
Все же неявственных. Тут, приподнявши от жертвенной плоти
580 Острые взоры свои, на рога он на Киповы смотрит,
Молвя: «Здравствуй, о царь! Тебе, да, тебе подчинятся,
Этим державным рогам — все место и Лация грады!
Только не медли теперь, входи, открыты ворота;
Поторопись: так велит судьба; ибо, принятый Градом,
585 Будешь ты царь, и навек безопасен пребудет твой скипетр».
Кип отступает назад, от стен городских отвращает
В сторону взоры свои, — «Прочь, прочь предвещания! — молвит, —
Боги пусть их отвратят! Справедливее будет в изгнанье
Мне умереть, — но царем да не узрит меня Капитолий!»
590 Молвил он так; народ и сенат уважаемый тотчас
Созвал; однако рога миротворным он лавром сначала
Скрыл; а сам на бугор, насыпанный силами войска,
Стал и, с молитвой к богам обратясь по обычаям предков, —
«Есть тут один, — говорит, — коль из Града не будет он изгнан,
595 Станет царем. Не назвав, его покажу по примете:
Признаком служат рога, его вам укажет гадатель,
Ежели в Рим он войдет, вас всех обратит он в неволю!
Он в ворота меж тем отворенные может проникнуть,
Но воспрепятствовал я, хоть самый он близкий, пожалуй,
600 Мне человек; вы его изгоните из Града, квириты,
Или, коль стоит того, заключите в тяжелые цепи,
Иль поборите свой страх, умертвив рокового владыку!»
Ропщут по осени так подобравшие волосы сосны,
Только лишь Эвр засвистит; у волнения в море открытом
605 Рокот бывает такой, — коль издали с берега слушать;
Так же шумит и народ. Но тут, сквозь речи кричащей
Смутно толпы, раздался вдруг голос отдельный: «Да кто ж он?»
Стали разглядывать лбы, рогов упомянутых ищут.
Снова им Кип говорит: «Вы знать пожелали, — смотрите!»
610 И, хоть народ не давал, венок с головы своей снял он
И указал на чело с отличьем особым — рогами.
Все опустили глаза, огласилося стоном собранье.
И неохотно они на достойную славы взирали
Кипа главу (кто поверить бы мог?), но все ж обесчестить
615 Не допустили его и снова венком увенчали.
Знатные люди, о Кип, раз в стены войти ты боялся.
Дали с почетом тебе деревенской земли, по обмеру,
Сколько ты мог обвести с запряженными в пару волами
Плугом тяжелым своим, на восходе начав, до захода,
620 И водрузили рога над дверью, украшенной бронзой,
Чтобы на веки веков хранить удивительный образ.
Ныне поведайте нам, о Музы, богини поэтов, —
Ибо вы знаете все, и древность над вами бессильна, —
Как Корониду вписал, руслом обтекаемый Тибра
625 Остров, в список святынь утвержденного Ромулом Града.
Некогда пагубный мор заразою в Лации веял,
Бледное тело людей поражала бескровная немочь;
От погребений устав и увидя, что смертные средства
Не приведут ни к чему, ни к чему и искусство лечащих,
630 Помощи стали просить у небес и отправились в Дельфы,
Где средоточье земли, и явились в гадалище Феба.
Вот, чтобы в бедствии том помочь им спасительным словом
Феб пожелал, чтобы Град столь великий избавил он, — молят.
Все, что вокруг, и лавр, и на лавре висящие тулы