—Неудивительно, что он свихнулся, с отвращением сказал Фаллада.
—Ничего подобного. Он никогда не излагал более осмысленно. Он утверждает, что спас жену судебного пристава при родах и вылечил от подагры пастуха, смешав алкахест с разведенной серой. Вот он пишет: «Дабы продемонстрировать улучшение, мой пастух влез на дерево близ рыбного пруда». А теперь взгляните на это…— граф перелистнул несколько страниц с конца второго фолианта.— Что-нибудь замечаете?
—Ничего,— задумчиво покачал головой Карлсен,— разве что почерк стал хуже.
—Совершенно верно. Он в отчаянии. Один графолог мне как-то сказал, что это почерк человека на грани самоубийства. Видите: «OR N'EST NI FLEUR, NI HOMME, NI FEMME, NI BEAUTE, QUE LA MORT A SA FIN NE CHASSE» — «Нет ни цветка, ни мужчины, ни женщины, ни красоты, коих в конце концов не настигает смерть». Он одержим мыслью о смерти.
—Почему он пишет на французском?— поинтересовался Фаллада.
—Он и был французом. При шведском дворе в семнадцатом веке полно было французов. Но вот взгляните теперь…— он снял еще один фолиант, переплетенный в черную кожу.— Дату он проставляет тайнописью, но я расшифровал: май тысяча шестьсот девяносто первого — через месяц после изгнания с королевского двора. «Тот, кто желает испить крови ворогов своих и обрести слуг преданных, должен идти в Хорацин-город и поклониться Князю Тьмы». Следующая запись появляется лишь в ноябре тысяча шестьсот девяносто первого, через полгода. В почерке — изменение…
—Ну, это уж, разумеется, писал кто-то другой, не он,— рассудил Карлсен. Почерк теперь смотрелся совершенно по-иному: аккуратный, мелкий, более целенаправленный.
—В том-то и дело, что нет. Существуют другие документы, подписанные им, и тем же почерком: «Магнус Сканский» — по названию городка, откуда он родом. Но почерк снова меняется.— Гейерстам перевернул несколько страниц, и снова стали видны угловатые, острые каракули, как в прежних фолиантах.— Графолог сказал, что налицо ярко выраженный случай «раздвоенной» личность. Магнус по-прежнему проводит эксперименты по алхимии, но многие ингредиенты теперь шифрует. И вот, что еще я вам хотел показать…
Гейерстам опять принялся листать фолиант с конца, Посреди пустой страницы имелось изображение осьминога. Карлсен с Фалладой нагнулись рассмотреть. У этого рисунка не было той дотошной, анатомической точности, что у более ранних набросков растений. Линии были не совсем четкие.
—Рисунок неточный,— отметил Фаллада.— Смотрите, он показывает лишь один ряд присосок, вот здесь. И лицо какое-то прорисовывает, прямо как у человека.— Он поднял глаза на Карлсена.— Есть какое-нибудь сходство с теми, на «Страннике»?
Карлсен покачал головой.
—Что ты, у тех лиц и в помине не было. Гейерстам захлопнул книгу и поставил обратно на полку.
—Идемте. Есть еще кое-что…
Он задул керосиновые лампы и вывел гостей обратно на площадку. Выйдя из комнаты, Карлсен почувствовал значительное облегчение. От запаха в лаборатории его уже начинало подташнивать. Выходя наружу, он полной грудью вдохнул холодного ночного воздуха.
Гейерстам свернул налево и двинулся впереди всех по дорожке, а затем через газон к рыбному пруду. От лунного света трава отливала тусклым серебром.
—Куда мы?
—К склепу.
Мохнатые лапы деревьев погрузили все во мрак, но возле дверей часовни неожиданно вырисовалась дорога — бревенчатый настил. Вблизи дорога оказалась шире, чем представлялась с воздуха.
Гейерстам повернул тяжелое металлическое кольцо, и дверь отворилась наружу. Он включил свет. Интерьер оказался неожиданно привлекательным. С потолка, расписанного ангелами и херувимами, свисали три медных люстры. Небольшой орган с посеребренными трубами был окрашен в пурпурные, синие и желтые тона. Кафедра под разноцветным балдахином с четырьмя статуэтками святых по углам напоминала пряничный домик из сказки.
Гейерстам повел Карлсена и Фалладу мимо кафедры к северному крылу со стрельчатым навершием. Врата были не заперты, и помещение за ними пахло холодным камнем.
Граф открыл сундук, достал лампочку-переноску. Вилку воткнул в розетку за дверью.
—В склепе света нет. Когда в часовню провели электричество — в начале века — рабочие стали отказываться туда заходить.
Лампочка осветила восьмиугольный придел со сводчатым потолком. Вдоль стен располагались каменные надгробия и урны. В центре помещения находились три медных урны. У двух на крышках изображалось распятие; третий украшен был барельефом человека в военном облачении.
—Это могила графа Магнуса,— Гейерстам показал на лицо воина.— Изображение, видимо, сделано с посмертной маски — обратите внимание на шрам во весь лоб. Но взгляните, вот что интересно.— Он поднес лампочку так, что стали видны сцены, выгравированные на боковой стенке гробницы. Две из них были батальные, третья изображала город с церковными шпилями. А вот на могильной плите, в ногах, виднелся черный спрут с человеческой физиономией, волочащий в каменный грот человека. Лица человека в рыцарских доспехах не было видно.
—Этой сцены не мог понять никто,— сказал Гейерстам.— Об осьминогах в тогдашней Европе слышали мало.
Они стояли молча, разглядывая барельеф. В склепе было, как и полагается, сыро и холодно. Карлсен зарылся носом в воротник, сунул руки глубоко в карманы. Это был не тот бодрящий морозец, что снаружи, а холод тяжелый, какой-то удушливый.
—Очень странно,— произнес Фаллада бесцветным голосом.— Не могу сказать, что мне здесь нравится…
—А что?
—Воздуха как будто не хватает.
Гейерстам с любопытством взглянул на Карлсена.
—А вам? Как, в целом?
«Прекрасно»,— хотел по привычке брякнуть Карлсен, но почувствовал, что вопрос задан неспроста.
—Что-то подташнивает.
—Извините, можно подробнее?
—Как подташнивает?
—Да, прошу вас.
—Н-ну… Будто бы чуть покалывает в кончиках пальцев, и лицо ваше кажется расплывчатым. Да и в глазах рябит.
Гейерстам улыбнулся и повернулся к Фалладе.
—А у вас, часом?…
Фаллада был явно задет.
—У меня все в полном порядке. Карлсен, возможно, выпил лишнего за обедом.
—Нет. Причина в ином. Я чувствую то же, что и он. Со мной это здесь случается всегда, особенно в полнолуние.
—Опять привидения с лешими?— спросил Фаллада с чуть заметным сарказмом.
—Нет,— покачал головой Гейерстам.— Дух графа, думается мне, почивает спокойно.
—Тогда что?
—Давайте выйдем наружу. Меня это начинает угнетать.
Граф вытер пот со лба. Карлсен с радостью шагнул следом. Едва ступил за порог, как тошноты словно не бывало. В свете электрических ламп цвета органа казались веселыми и яркими. В глазах больше не рябило.
Гейерстам опустился на переднюю скамью со спинкой.
—То, что там сейчас с нами произошло, с привидениями, похоже, никак не связано. Эффект сугубо физический, все равно, что почувствовать головокружение от хлороформа. Только здесь не химия, а электричество.
—Электричество?— переспросил с удивлением Фаллада.
—Нет-нет, я ни в коем случае не хочу сказать, что его можно измерить лямбдометром, хотя, может, и недооцениваю такую возможность. Единственно, мне кажется — что налицо некоего рода запись, вроде магнитофонной.
—И что за запись?
—Поле, сродни магнитному. Это из-за окружающей нас воды.— Он повернулся к Фалладе.— Даже вы его в какой-то степени ощутили, хотя вы и не так чувствительны, как капитан Карлсен. То же самое чувствуется и в лаборатории Магнуса. Правда, там оно меньше, потому что выше уровня озера.
—У вас есть какое-либо тому доказательство?— осторожно спросил Фаллада.
—Научного нет. Но больше половины из тех, кто входит туда в полнолуние, испытывают подобные ощущения. Некоторые даже падали в обморок. Вы заметили,— обратился он к Карлсену,— что дискомфорт вдруг резко улетучился, стоило переступить порог? Сфера действия этого поля строго ограничена. Я даже засек, где граница: точно в семнадцати сантиметрах от двери.
—Если это действительно электрическое поле — должен быть какой-то способ его измерить,— сказал Фаллада.
—Не сомневаюсь, но я психолог, а не физик.— Гейерстам поднялся.— Ну что, двинемся к дому?
—Но одного я так и не пойму,— признался Карлсен.— Почему именно неприятная атмосфера? В чем тут дело?
Граф выключил свет и тщательно запер дверь.
—Коснусь лишь событий, происходивших в стенах лаборатории. Там все сказано, в записях. Магнус практиковал черную магию. И кое-что из того, что он творил, настолько ужасно, что лучше не упоминать.
Под деревьями шли в молчании.
—А часовня?— подал голос Фаллада.
—Точно. Склеп. Откуда там такая атмосфера? Ведь Магнус был уже мертв, когда его туда положили?— Карлсен почувствовал, как волоски на шее встают дыбом.— Звучит, конечно, не по-научному, но тем не менее.
—Может, просто страх всех тех, кто заходил в склеп?— рассудил Фаллада.
—Да уж, воистину; если вообще находились такие смельчаки. После смерти Магнуса часовня двести лет простояла запертой на ключ и два засова. Ею вообще перестали пользоваться из боязни потревожить его дух.
И далее, до самого дома, все трое не проронили ни слова. Свет в библиотеке был погашен, но комнату озаряло пламя в камине. На диване сидела Сельма Бенгтссон.
—Остальные ушли спать. Я решила дождаться вас.
Карлсен опустился возле нее.
—Все в порядке. Хотя со мной кое-что и было.
—Думаю, мы все заслуживаем немного бренди, а?— обратился к гостям Гейерстам.
—А вы что-нибудь почувствовали?— спросила девушка у Фаллады.
—Я?… Не знаю. Согласен, гнетущее место…
—Хотя вы и не верите в вампиров,— колко заметил граф.
—Таких вот, что оживают после похорон,— уточнил Фаллада.— Вампиры — одно дело, привидения — другое,— сказал он, понюхав бренди.
—Я понимаю, о чем вы,— кивнул граф.— Если так, то и я не верю в привидение. Но не думаю, что сейчас мы говорим именно о нем.
—М-м-да… Человек, воскресающий из мертвых… В сущности, разве не одно и то же?