— с некоторой растерянностью сросил Карлсен.
—Нет. Она приучена знать, чего я хочу. Отзывается на зрительные сигналы.
Ну и ответ. Хотя ладно.
—Ей не скучно здесь, в одиночестве?
—Нет. Ей так даже лучше.
—Откуда она родом?
Прежде чем Грондэл успел ответить, вернулась с подносом девушка. Она поставила на столик два бокала и зеленый керамический кувшин. Когда наклонилась над столом, от Карлсена не укрылся безупречный бюст в низком вырезе платья. На Карлсена она взглянула как-то юморно, задорно, как смотрят закадычные друзья, легкое движение губ лишь усилило импульс. В бокалы она налила какой-то игристый напиток, для шампанского чересчур уж прозрачный.
—Есть хотите?
—Можно маленько.
Грондэл улыбнулся девушке, и та вышла. Подняли бокалы.
—Ваше здоровье.
Карлсен, осмотрительно пригубив, приятно удивился: вкус превосходный. Пузырьки-искорки словно пристают к языку и небу. Никогда еще не пробовал такого чуда.
—Что-нибудь из спиртного?
—Нет. Просто вода.
—Вода?!
—С газом, называется нитин. На моей планете он существует в естественной форме.
—Вот бы что запатентовать. Слово даю: миллионы можно сделать.
—К сожалению, на Земле производить его дороговато. Необходимы два редких изотопа.
Эйфория совершенно не походила на алкогольную, все было как-то легче, повышало внимательность и предвкушение.
Хозяйка поставила на столик две тарелки все из той же зеленой керамики. Карлсен кисло посмотрел на синюшную какую-то, продолговатую вафлю, отдаленно напоминающую (если бы не цвет) какую-нибудь слойку, наполовину уже раскрошившуюся.
—Это что?
—Вы же есть просили?
—А как его едят?
Хозяйка в ответ отломила кусочек и аккуратным движением сунула Карлсену в рот. Как будто сухарь, только вкус непонятный. Но вот кусочек, размякнув на языке, замрел теплом, как какой-нибудь крепкий ликер. Это же тепло, дымчато пройдя по глотке, приятно разлилось по всему телу. Похоже чем-то на душистую траву, хотя и непонятно, какую именно.
—Что это?
—Мы называем это трагас. Это еда специально для долгих космических путешествий.— Грондэл тоже отломил кусочек. Когда Карлсен потянулся еще за одним, сказал:
—Советую есть медленно-медленно.
Чувствуя расходящееся по животу тепло, Карлсен понял, почему: еда представляла собой твердую разновидность искристого напитка. Точно так же как напиток расчитан на рецепторы жажды, трагас ублажает нервы желудка, чувствительные к голоду. Тепло оставило после себя ощущение, какое бывает после сытной, горячей трапезы. А, спустившись ниже поясницы, выказало и еще одно свое свойство. Ласковая, бархатистая поначалу теплота сексуальной энергии переросла вдруг в свирепый накал желания: так бы и схватил сейчас эту девку, сорвал с нее черную тряпку. К счастью, упрочившийся с некоторых пор самоконтроль погасил такой неистовый выброс в кровь адреналина. Увидев, как Карлсен оттолкнул тарелку, Грондэл улыбнулся.
—Что, наелись?
—Да уж! Это что, для эротистов закусь?
—Разумеется.
—Что значит «разумеется»?
—Всем Уббо-Сатхла очень нравились сильные желания. Хотите сказать, вам не понравилось?
—Нет,— Карлсен мотнул головой.— Есть во всем этом что-то гадкое. Все равно что, знаете… быть педофилом или насильником.
—А это, вы считаете, лишено приятности?
—В целом, да. Лично у меня не вызвало бы удовольствия валять по полу девочку-подростка.
Грондэл поднялся.
—Вот здесь вы с Уббо-Сатхла расходитесь. Хотя это легко исправимо.
Он сдвинул в стене небольшую панель и сунул под нее руку. Вслед за щелчком послышалось негромкое гудение, и в комнате повеяло озоном. Вместе с этим из-под пола заструился вверх синеватый свет, наводнивший постепенно все помещение. И тут резко — будто водой окатили — Карлсен почувствовал, как желание уходит, как вода сквозь песок. Настолько быстро, что ослабли ноги и гулко застучало сердце.
Мелькнуло опасение: как бы не стошнило.
—Что вы такое сделали?— вытеснил Карлсен.
—Просто включил электрический ток.
—Но почему он так действует?
—Это альтернатор Маркарди, фазы меняются сто тысяч раз в секунду.
Тошнота унялась, сменившись приятным каким-то облегчением. Но пока допил бокал, полегчало определенно.
—И в чем его принцип?
—Он отрезает нас от влияния Земли.
У Карлсена несколько секунду ушло, чтобы это усвоить: собственные ощущения были куда интереснее, чем пояснения Грондэла. Ток чувствовался мощной вибрацией, тревожащей жизненное поле.
—При чем здесь Земля?
Грондэл вместо ответа лишь улыбнулся. Наступившая тишина ни в коей мере не казалась противоестественной. Тело вздохом облегчения проняла расслабляющая прохлада. Даже назойливый свет вокруг казался каким-то отрадным. Любопытное ощущение: в сознание будто просачиваются пузырьки.
—Ну как?— подал голос Грондэл.
—Изумительно. Откуда у меня такая легкость?
—Впервые в жизни вы полностью свободны от сексуального желания.
Господи, какая очевидность! Им, Карлсеном, владело сейчас не просто безразличие сексуального удовлетворения, спад желания, от силы, временный. Это была именно свобода — спокойное сознавание безбрежности перспектив, при которых сексуальное желание кажется чем-то глупым и неуместным. Ум способен был охватывать всю панораму пространства и времени. Остаток жизни хотелось провести в размышлениях где-нибудь на заснеженной вершине. Все казалось бесконечно интересным — фактически все, кроме секса, кажущегося теперь какой-то смехотворной и достаточно гротескной абсурдностью.
—Вы хотите сказать, Земля как-то стимулирует сексуальиые желания?
—Безусловно. Разве это не очевидно?
Он еще не успел договорить, как Карлсен понял: так оно и есть. Извечная мысль, что сексуальное желание в основе своей иллюзия, всегда упиралась в непонимание: Земля сама по себе генератор вожделения. В конце концов, именно она — Природа. Цель которой — вызывать у организмов стремление множиться. Чтобы из почвы шли в рост деревья, и травы колыхались на ветру, а каждое живое существо искало себе пару, чтобы «восполнить Землю». Грондэл следил за его лицом.
—Теперь чувствуете?
—Теперь да. Удивляюсь только, как я раньше этого не замечал. Мне стыдно за собственную тупость.
—Ну-ну, ни к чему. Жизненное поле Земли насыщено вожделением, вы и родились среди него. Для вас оно так же естественно, как вкус воды. Вкус воды…
Мысль поистине смешная. Примитивная эта сила, держащая своей хваткой все живое, была груба и туманила, как какая-нибудь дешевая сивуха. И под стать некоему деспоту не допускала, чтобы человек думал сам за себя, мешая мысли, стимулируя инстинкты. Философы стремились познать Вселенную, мистики мечтали о единении с Богом: Земля же снисходила к этому, как к безобидному баловству. Ее занимало только размножение. Хозяйка предложила подлить в стакан, Карлсен покачал головой. Вспомнилось вожделение, обуревавшее считанные минуты назад, и показалось каким-то сном. Желание заниматься любовью виделось сейчас неким колдовством, злыми чарами. К девушке сейчас влекло не больше, чем к манекену.
—Ну что,— завозился Грондэл,— пора отключать альтернатор.
—Как?!— Карлсен невольно выдал смятение.
—Потому что жить вам на Земле. Нельзя же сидеть здесь вечно. Ну что, я отключаю?
Карлсен, собравшись с духом, кивнул, и Грондэл потянулся под панель. Свет моментально иссяк, через несколько секунд стихло и гудение. Вместе с тем как прекратилась вибрация, расслабилось и жизненное поле. Ничего, все гладко: ни тошноты, ни шока. Только в комнате стало вроде бы теплее и душновато, а сам Карлсен словно отяжелел, будто бы растормошили тогда, когда самый сон. Через несколько секунд в паху снова ожила бездумная томность, нагнетаемая трагасом.
Он поднял стакан и одним глотком допил. Девушка тут же долила. Карлсен поймал себя на том, что смотрит на ее бюст, наливаясь желанием. Стоило встретиться с ней взглядом, как снова показалось, что они давно и хорошо друг друга знают. Девушка, все так же не сводя с Карлсена глаз, аккуратно опустила кувшин на стол и, взявшись за верхние края своего одеяния, опустила его до талии, высвободив безупречную грудь с сосками почти такими же алыми, что и губы. Усидеть, честно говоря, удавалось с трудом.
—Как я уже объяснял,— заметил благодушно Грондэл,— она приучена реагировать на сигналы глаз.
Девушка с улыбкой выпрямилась и привела одежду в порядок.
—Ну?— спросил Грондэл.
—Что «ну»?
Профессор вообще-то выказывал неожиданную бестактность: обращался с дамой так, будто ее здесь нет.
—Вы ничего не замечаете?
—Н-нет,— Карлсен воровато мелькнул взглядом на хозяйку — теплые карие глаза все так же заговорщически намекали на близкое знакомство.
—Смущаться не надо,— сказал Грондэл.— Покажи-ка ему.
Девушка, правой рукой обхватив себе левое запястье, уверенно сдвинула с него браслет часов. Карлсен, проникнувшись вдруг нелепым подозрением, как зачарованный, уставился на ее ищущие пальцы. Вот на коже очертилась тонкая красная бороздка, при этом движения женщины стали увереннее, и тут рука… отделилась, заодно с парой дюймов запястья. Она протянула ее Карлсену. Изнутри конечность наполняла красноватая прозрачная масса с белыми прожилками. Карлсен, неуверенно протянув руку, коснулся плоти — твердая и теплая, ни дать, ни взять как у человека. При обратном сращивании не оказалось видно ни шва, ни царапины. Девушка вновь расцвела улыбкой с оттенком эдакой мягкой интимности (ясно уже, это и есть тот самый сигнал искусственной доверительности).
—Адроиды,— сказал Гроидэл,— разработаны были Кубеном Дротом, нашим величайшим инженером.
—Хм, а с какой стати Уббо-Сатхла понадобились роботы?
—А вы разве не догадываетесь? Роботы-женщины создавались наложницами для мужчин, а роботы-мужчины, соответственно, для женщин.
—Но зачем? Ведь обходились же, что говорится, напрямую, и те и эти.