[627]. Намечается «новейший», абсолютно непонятный аспект ожирения: тело «не слушается», а «болезнь» указывает на возможное несчастье. И на это отсутствие каких-либо изменений к лучшему, несмотря на соблюдение всех ограничений, нет никакого медицинского ответа. Более того, врачей это как будто не очень волнует.
Совокупность приемов по уходу за страдающими ожирением обогащается водными процедурами, когда температура воды оказывает возбуждающее действие. Конечно, купание в холодной воде, повышающее упругость кожи и мышц, стягивающее их, ассоциируется со свежим воздухом, ветром, усталостью, с целым комплексом средств, тонизирующих волокна. Арсенал закаливающих методов расширяется, меняя традиционные практики, умножая ориентиры и цели. Очевидно, эта обширная тема выходит за рамки практик похудения и касается поддержания здоровья: в 1760-х годах некий господин Пуатвен обустроил на Сене кораблик с бассейном для стимулирующих купаний в холодной воде[628], а Пьер-Мари де Сент-Юрсен в конце века сделал подобные купания одной из главных тем своего трактата о красоте и здоровье[629].
Специфическая цель этих купаний — похудение: они оказывают особое давление на тело, очищают организм, а также «улучшают кровообращение, делая кровь более текучей»[630]. Так, пациентки доктора Помма, проводившие по многу часов в воде, стремились воздействовать на свои внутренние органы, чтобы избавиться от «закупорок» и «отеков»[631]. Известно, что мадам Дюбарри связывала упругость своего бюста с регулярными купаниями в холодной воде, и с гордостью продемонстрировала результат Дюфору де Шеверни, посетившему ее в 1780-х годах: к полнейшему удивлению гостя, графиня предложила ему пощупать ее кожу под платьем[632].
Еще одна надежда на похудение связывалась с электричеством: некоторые ученые и любители науки в середине XVIII века проводили эксперименты с ударами тока в жидкой среде. Швильге, например, предлагает купания в холодной ванне с электрическим током — он ожидал, что эта процедура вызовет сжатие тканей и усиление работы желез[633]. Аббат Нолле советует лечение электрическим током и приводит результаты своих экспериментов: «Кошка после электризации стала легче на 70 гранов, голубь — на 35–37 гранов, воробей — на 6–7 гранов»[634]. Эти цифры можно было бы счесть ничтожными, если бы они не показывали озабоченность проблемами похудения и его верификации. Расчеты, касающиеся человеческого тела, более показательны: «Вес молодого мужчины и молодой женщины в возрасте от 20 до 30 лет, проходивших лечение электрическим током в течение пяти часов подряд, сократился на несколько унций»[635]. Уменьшение веса — это признак оживления организма. Пьер Бертолон приводит множество объяснений по поводу напряженных волокон, а также веществ, переносимых жидкостью, подробнее останавливается на массе тела, нуждающейся в коррекции, в своих соображениях смешивая отеки и ожирение:
Что же касается общего опухания, тучности (полисарции), при котором человеческое тело обезображено слишком большим количеством жира и эмфизематозными отеками кожи, то подходящим средством лечения подобных нарушений представляется стимуляция положительными электрическими разрядами значительной силы и продолжительности[636].
Бертолон сообщает о «слишком толстых» людях, значительная «часть лишнего» у которых исчезает после «лечения большим количеством электрических разрядов»[637]. По словам Ноэля Ретца, сказанным в 1785 году, тела «поглощают электричество»[638] и благодаря этому становятся легче. Тем не менее подобная практика не была ни распространенной, ни бесспорной. Новизна состояла в том, что тело способно и «возбудиться», и стать тоньше благодаря совершенно особому напряжению, при котором состояние волокон важнее состояния жидкостей.
Следует упомянуть и о диетах, призванных оказывать действие на волокна, противопоставляя закрепляющие и расслабляющие продукты, «душистые травы» и грубые овощи, возбуждающие и смягчающие. Против ожирения систематически упоминается двойное действие: давление, позволяющее удалить излишки при помощи сжатия, и стимуляция для восстановления сил благодаря возбуждению. Именно этой идеей вдохновлены советы Уильяма Бьюкена, собранные в книге «Домашняя медицина», по питанию для тех, кто страдает отеками, для ремесленников, ведущих сидячий образ жизни, и для образованных людей. Этот справочник был настолько популярен, что в 1770–1803 годах выдержал восемнадцать изданий на английском языке и около десяти на французском[639]. Автор настаивал на необходимости употреблять сухие продукты, овощи, оказывающие «стимулирующее» действие[640]. Рекомендовалось есть мясо малыми порциями, но это должно быть мясо, «укрепляющее мускулатуру желудка»[641]; лучший пример такого мяса — дрозды и куропатки. Также следовало тщательно выбирать жидкости — «спиртные напитки», например «укрепляющие энергию твердых веществ»[642]. Возбуждению могли способствовать еще некоторые действия: например, в подробном обзоре продуктов питания английский врач в середине XVIII века для «укрепления нервов» предлагал вдыхать дым от сжигаемых перьев куропатки[643].
При ближайшем рассмотрении можно заметить, что суть этих диет на протяжении XVIII века оставалась неизменной. Химический состав во внимание не принимался, все основывалось на интуиции — главными ориентирами оставались понятия «легкое», «тяжелое», «сухое», «водянистое»; «грубое» и «вязкое» отвергалось, как если бы попавшие в желудок обычные продукты были теми самыми чистыми веществами. Отвергались одни и те же вещи: боялись употреблять в пищу мясо животных, «питающихся помоями, например уток и свиней»[644], животных, живущих в стоячей воде, «в прудах и иле»[645], «кислые и вызывающие образование кишечных газов» овощи[646], жирное мясо, жирную рыбу. Их опасность, предположительно, заключалась в том, что они могут создать в животе «нечто вроде липкого теста»[647] или бесполезные для организма газы, в результате чего возникнет непроходимость. Все это свидетельствует, насколько трудно было отказаться от гуморальной теории и ее упрощенной модели.
Новизна же заключалась в новой манере разговоров о диете, в уделении ей важного места, в упоминании ее «серьезности» в письмах, мемуарах и автобиографических записках. Так, принц де Линь, описывая свое пребывание в Байёле, постоянно говорит о «простой и здоровой пище»[648], о «стаканах горячего вина», о «жареном мясе с глинтвейном»; Джеймс Босуэлл часто упоминает в дневнике «чашку чая или кофе», «идущую ему на пользу»[649], а во многих письмах Горация Уолпола, страдающего от непроходящей подагры[650], заходит речь о «диете английского фермера»[651], основанной на нежирных и легких бульонах.
Джордж Чейн в первой половине XVIII века в очередной раз проявляет пристальное внимание к диете, связывая то, что человек ест, с формами его тела, день за днем изучая свою пищу и производимые ею эффекты. Он придает этому такое значение, что считает нужным оправдаться, мимоходом подтверждая появление нового чувства:
Я знаю, что позиция автора, выступающего в качестве объекта собственных исследований, может показаться шокирующе и даже неприлично эгоистичной, потому что автор обстоятельно излагает интимные подробности. Но мне показалось, что я должен описать мою диету в деталях во имя истины, рассказать о своих чувствах, какими бы разнообразными и противоречивыми они ни выглядели. Все это может послужить примером для людей с избыточным весом, болезненных и ослабленных, чей случай похож на мой[652].
В эпоху Просвещения диета становится предметом обсуждения у представителей образованного класса: о ней говорят с беспокойством, вдаются в мельчайшие подробности и выражают твердую уверенность, что это послужит здоровью собеседника.
В более широком смысле с конца XVII века появляется вкус к «более утонченной, более деликатной пище»[653]; обжорство и в меньшей степени гурманство осуждаются. «Изысканные ужины», принятые в благородных домах XVIII века, способствуют повышению внимания к качеству продуктов. Стивен Меннелл предположил даже существование «цивилизации аппетита»[654], в которой специи отступают на второй план и растет значение овощей, свежего нежирного мяса, фруктов, совершенствуются методы производства и хранения сельскохозяйственной продукции. В повседневной кухне элиты качество продуктов начинает противопоставляться количеству. В 1764 году Пьетро Верри увлеченно писал: