Конечно, многое здесь неоднозначно. Наряду с видимой плотностью полного человека в общественных представлениях существует и другое: дряблость и рыхлость объемов, в которых с воздухом и водой смешиваются какие-то невероятные жидкости. Исследуя ожирение в далеком прошлом, ученые то и дело сталкиваются с этими неясными объемами. В течение долгого времени во взгляде на полноту не будет четкого определения границ и вызывающих ее веществ.
Глава 2. Жидкости, жир, ветер
Во-первых, двусмысленно само понятие «жирного». Гиппократ взял на себя труд различить полноту атлета и полноту «толстого человека»: первый сгибается под тяжестью плоти, второй — под тяжестью жира[60]. В то же время иногда провести грань трудно. Целий Аврелиан, один из немногих римских авторов, писавших о разных видах физической полноты, называл их общим термином «плоть» (superflua carnis incrementa[61]), смешивая воздействие ожирения и того, что им не является, уподоблял ожирение исхуданию, настаивая на том, что жир провоцирует слабость и замедленность движений, подобно исхуданию.
Зато средневековые авторы пишут о жире без всяких сомнений: это мягкое маслянистое вещество, очень водянистое, кое-где более плотное — в зависимости от локализации на теле; вещество неоднородное и малопонятное. Какую часть составляют в нем вода, масло, кровь, слизь? Каковы его консистенция и плотность? Определить его происхождение и состав по-прежнему было трудно. Непосредственные признаки жира — цвет, запах, стойкость, распространенность — всевозможными способами перемешиваются в различных веществах, которые считаются причинами полноты, вплоть до воздуха, вследствие органического жара, проходящего по телу, как дым идет от огня, и вызывающего отеки и распухания.
Авторы медицинских текстов не останавливаются на жире: он не представляет собой субстанцию, свойственную органам. И тем не менее в жире находят пользу: если он вдруг исчезает, это может быть признаком болезни человека. Он придает форму, модулирует объемы, противодействует высыханию, облегчает пищеварение, защищает от холода… Он помогает сохранить мягкость и влагу. Анри де Мондевиль в очень поэтичной форме говорит об этом в самом начале XIV века: жир, «омывая некоторые части тела, увлажняет их»[62]. Жир улучшает внешний вид, гарантирует его поддержание. Это усиливает его притягательность, зато излишек жира — залог слабости. Главный вопрос — чем можно объянить его наличие в теле, если он бесполезен? Без жира невозможно представить себе анатомию, вообразить тело, о котором заботятся. Конечно, подобная точка зрения очень далека от сегодняшней, тем более далека, что в Древнем мире полагали, будто тело формируют не мускулы, но некая толща плоти.
Тем не менее это вещество непонятно: оно необходимо и в то же время его требуется удалять из организма. Бартоломей Английский в XIII веке писал, что это «остаток», неприятность, «непереваренная кровь»[63], субстанция, уплотняющаяся, когда ее много или под воздействием холода. Она сродни веществу, «затвердевшему» на холоде, — например, свернувшемуся молоку или застывшему гелю. Жир также сродни слизи, и разница между ними не обозначена четко. Слизь — это производное недостаточно проваренной крови, «полупроваренной»[64], по словам Бартоломея Английского. Слизь является одним из четырех телесных гуморов (жидкостей), наравне с кровью, желчью и черной желчью, представляющими собой «основные естественные начала тела»[65]. Густая консистенция молочно-белой слизи придает ей округлость и маслянистость — она в некотором роде похожа на жир, впрочем, это обстоятельство никогда не утверждалось. В то же время есть указания на сходство слизи с жидкостью: флегматики мечтают о водных пейзажах, о ручейках и реках, о землях, скрытых туманом, о горизонтах, теряющихся за «снегами и дождями»[66]. Полнота погружает их во вселенную воды.
И еще: слизь — главная жидкость женского тела. Она придает ему белизну и плотность, тогда как кровь — главная жидкость мужского тела, придающая ему «суровость» и стойкость. Наконец, слизь кажется тем более близкой к жиру, что ее появление связано с жирными продуктами: не производят ли они «большую слизь» (fleume gros)? — задается вопросом Альдебрандино Сиенский в 1256 году. Похожую картину находим у Хильдегарды Бингенской, грозившей самым отъявленным обжорам накоплением «опасной и ядовитой слизи»[67]. Этот гумор, подобно жиру, может сделать тело «тяжелым и медлительным»[68], язык — «вялым», взгляд — «тяжелым и сонным»[69]; к этому стоит добавить «скопление мокроты» и «шумный живот»[70].
Отсюда неизбежное противоречие между двумя взглядами на проблему. С одной стороны, массивное тело вызывает уважение, придает статность и здоровый вид. Согласно другой точке зрения, полный человек раздут, вял, если не сказать — слаб. Вероятно, полнота может считаться благом, пока не мешает подвижности.
Возможно, в некоторых неясных случаях полнота может указывать как на плотность, так и на отечность и хрупкость. Наконец, при недостаточной дифференциации веществ полнота может обозначаться каким-то смутным «избытком жидкостей (гуморов)»[71] в самом общем смысле этого слова. Именно так в XIII веке пишет Майкл Скот в своей книге о физиогномике, связывая полноту исключительно с избытком жидкостей, из-за чего «растут животы и слабеют тела»[72].
Иначе говоря, жир может быть весьма различным — как очень компактным, так и пористым, как уплотненным, так и губчатым.
Еще один вид полноты, весьма распространенный или, по крайней мере, часто упоминаемый, — водянка, деформация тела вследствие излишнего количества жидкостей. По всей вероятности, здесь имеет место патология водного обмена. Во многих свидетельствах упоминается то, что сегодня называется «асцит». Эта болезнь — «значительная опухоль» живота, «распухшие ноги», худые руки и туловище — была описана уже во II веке нашей эры Аретеем из Каппадокии[73]. Сегодня считается, что это совершенно особое скопление жидкости в области живота имеет инфекционное, онкологическое происхождение, что оно вызывается сердечно-сосудистыми заболеваниями, болезнями почек, почечной недостаточностью. В Средние века его связывали с проблемами печени: якобы печень распространяет воду из-за невозможности прокачивать кровь. Заблуждение связано с тем, что симптомы асцита имеют несомненное сходство с полнотой.
В других средневековых источниках к сказанному выше добавляется «распухание всего тела»[74], «анасарка» — отек подкожной клетчатки, рассматриваемый как «опухоль всего тела»[75]; «глобальная полнота», отдаленно напоминающая то, что медицина XXI века могла бы назвать «серозным захватом клеточной ткани»[76] или же «ожирением», «наступлением жира»; в древности эти симптомы связывались лишь с присутствием воды. Этому сопутствует «лейкофлегмазия», сильнейший отек тела, опухоль всех его поверхностей[77]. Конечно, невозможно найти большее сходство с современной симптоматологией. Старинные описания остаются неразгаданными. Зато есть уверенность в том, что эта многоликая водянка на протяжении длительного времени систематически объяснялась «расстройством»[78] печени, выделявшей вместо крови, которую, согласно старинным критериям, она должна производить и распространять, бесцветную жидкость. Эта жидкость, по представлениям средневековых врачей, захватывала все тело вплоть до появления генерализованной «опухоли»[79]. Упоминалось здесь и избыточное питье: жидкость попадает в живот, проникает в печень и ограничивает поступление «питательных веществ к другим органам»[80].
Посмотрим, как трактовались отеки в Средние века. В те времена их описывали и объясняли, основываясь на непосредственном восприятии, а также на воображении: это лишь архаичный образ неких сосудов или контейнеров, распухшее, как наполненный бурдюк или воздушный шар, тело, разбухшие органы. Такое представление может быть навеяно, например, чудом святой Дуселины, «священные» руки которой в XIII веке спасли молодую марсельскую монахиню от сильнейшей «опухоли» на ногах и животе, из-за которой «потрескалась» кожа[81]. Отсюда это совершенно интуитивное видение жидкостей, искажающих контуры тела.
Еще одно представление об отеках связано с ветром, испарением, воздухом. Речь идет о «метеоризме» и вызываемом им «вздутии»[82] — особой форме водянки, распознаваемой по «характерному» звуку, появляющемуся при постукивании пальцами по вспученному животу. В XIII веке Арнольд из Виллановы описал «бродящие в животе газы»[83], трудность их изгнания и вызываемые ими спазмы «всего тела»[84]