[238]. В цифровую эпоху интернет стал сценой, хотя Гоффман писал о повседневной жизни в реальном мире. В личном общении мы производим впечатление, когда одеваемся соответственно случаю и общаемся с нужными людьми. В интернете же можно предстать в любом образе, поэтому всегда есть риск перестараться. Например, пользователи Facebook◊ преувеличивают свою значимость в статусе, не сознавая того[239]. В «Тиктоке» есть очень популярный инструмент редактирования изображений, с помощью которого пользователи меняют внешность. Даже в Zoom есть функция «улучшить внешний вид».
Создавать онлайн-идентичность непросто. Всем, но особенно подросткам, приходится фильтровать контент публикаций в соцсети для разных групп подписчиков.
Образ, предназначенный для коллег в профессиональной сети, отличается от того, что мы показываем родителям и друзьям в Instagram◊. Не станешь публиковать фотографии со студенческой пьянки, если на тебя подписана бабушка. Всем приходится преподносить себя по-разному. Создание и поддержание онлайн-идентичности дают удовлетворение, но требуют много времени. В первых метавселенных идентичность не играла такой важной роли, но сейчас ее значимость выросла (например, для трудоустройства или знакомства). Если когда-нибудь появится одна-единственная метавселенная, онлайн-идентичность получит в ней основополагающую роль.
Соцсети удовлетворяют важную потребность в общении. Интернет — это рынок социального капитала, а социальный капитал — это преимущества принадлежности к группе, возможность обмена ресурсами (социальными, неосязаемыми или материальными). Люди помогают другим, рассчитывая, что другие когда-нибудь помогут им. Я схожу для вас в магазин за продуктами, но буду ожидать ответную услугу. Если знакомый пригласил вас на мероприятие в своей организации, вы постараетесь ответить ему тем же. Социальный капитал представляет ценность, потому что помогает поддерживать и развивать отношения. Это как денежный кредит на неопределенный срок.
Джоан, финансовый аналитик и одна из участниц наших исследований, считает ответ на письмо вложением: «Я всегда сразу отвечаю на письма администраторов из своего отдела, потому что иногда мне тоже нужен от них оперативный ответ». Вот так мы нарабатываем социальный капитал с коллегами, друзьями и незнакомцами из интернета. Вы сразу ответите на письмо тому, кто, например, в перспективе может предложить вам работу. Социальный капитал — движущая сила, мы всегда реагируем на сообщения от тех, кто может поделиться ресурсами, будь то дружба, информация или связи.
Желание пополнять социальный капитал заставляет следить за соцсетями. Там собирают разные типы ресурсов, что социолог Роберт Патнэм называл объединяющим и вспомогательным социальным капиталом[240]. Объединяющий социальный капитал — это возможность получить эмоциональную поддержку, а вспомогательный — это информация, поступающая от самых разных людей (друзей и дальних знакомых). Такие сайты, как Facebook◊, предлагают оба типа капитала — эмоциональную поддержку круга близких друзей и информацию от пользователей со всего мира[241]. Чем разнообразнее контакты, тем более разностороннюю и ценную информацию можно получить. Имея 2000 друзей на Facebook◊, вы обладаете внушительным вспомогательным социальным капиталом на случай, если вам понадобится, скажем, найти жилье. Широкий круг друзей дает вам, как выразился социолог Марк Грановеттер, силу слабых связей — например, работу чаще находят через малознакомых людей, чем через друзей[242]. Вспомогательный социальный капитал требует расхода ресурсов внимания, потому что приходится реагировать на большее число уведомлений.
Чтобы накопить социальный капитал, надо постараться. Просто листать ленту друзей недостаточно. Плоды дает активное общение, когда вы сами информационно помогаете[243]. Желание пополнить социальный капитал заставляет тратить время на переписку и соцсети. И конечно, порой отвлекает от работы.
Внимание в интернете находится под влиянием власти, существующей в отношениях. Бертран Рассел совершенно верно подметил: «Законы социальной динамики могут быть сформулированы только в терминах власти в ее различных формах»[244]. Власть всегда играла значимую роль: человек либо хочет ее обрести, либо подчиняется ей. Власть — это привилегия управлять другими или обладать недоступной им информацией. Можно иметь власть, не зная об этом. Тот, кто хорошо знает Лондон, например, имеет власть над туристом. В отношениях власть может быть равной или неравной. Родители имеют власть над своими детьми, начальники — над подчиненными, знаменитости — над поклонниками, потенциальные работодатели — над соискателями, а Джон Готти — над семьей Гамбино. Но Джоном Готти командует его мать.
Власть встроена в социальную иерархию. Мы все ей подчиняемся, даже если она неформальная — в кругу коллег, соседей, единомышленников, в спортивной команде, в дружеской компании или в школьном классе. Каждый хочет иметь статус, никто не желает быть изгоем. Получив власть над другими, человек может распоряжаться ресурсами, нужными не обладающим властью. Ресурсом могут быть деньги, работа или влияние (скажем, возможность познакомить с нужными людьми). Естественно, при общении по почте и в соцсетях соотношение сил тоже имеет значение. Основной инстинкт стремления к власти и сохранению своей позиции в социальной иерархии выражается и в интернете.
Мы можем бессознательно реагировать на идею власти[245]. Намеки на нее в письме или в соцсети заставят задуматься о статусе. Например, письмо подписано «директор» или в посте указано «доктор философии». Но иногда достаточно интонации, с которой написан текст. Ники Пантели из Университета Бата, анализируя переписку двух научных отделов, заметила, что отправители с высоким статусом (профессора) пишут сжато, формально и используют подписи, а отправители с низким статусом (рядовые сотрудники) пишут более лично, дружелюбно и с неформальными оборотами[246]. Эрик Гилберт из Университета Мичигана пришел к аналогичному выводу[247]. Проанализировав более полумиллиона писем компании «Энрон», Гилберт отметил, что в письмах к руководству использовались вежливые и почтительные формулировки, такие как «не могли бы вы», а начальники, обращаясь к подчиненным, выражались прямо: «Давайте обсудим». Интересно, что в Twitter люди с высоким статусом чаще используют эмодзи[248]. Таким образом, мы бессознательно раскрываем свой статус — высокий или низкий.
Есть и другие признаки власти. Например, в соцсети власть определяется количеством подписчиков: у кого их больше, тот влияет на умы.
Все стремятся вверх по иерархической лестнице, поэтому, если среди ваших подписчиков оказалась знаменитость, вы вытянули счастливый билет.
От власти зависит, куда мы направляем внимание. Легко догадаться, что люди с низким статусом интересуются теми, у кого статус выше, но не наоборот[249]. Вы наверняка чаще проверяете почту в ожидании письма от начальника, чем он, ожидая ответа от вас. Мы спешим отвечать на письма важных персон, ведь от них многое зависит в нашей жизни[250]. Мы торопимся дать ответ в надежде улучшить свою судьбу, мы всегда начеку, потому что невнимательность может многого стоить. Социальная иерархия влияет и на многозадачность: по словам участников моих исследований, они часто переключаются на другие задачи, если те связаны с начальством или влиятельными коллегами. В интернете отношения также завязаны на социальной иерархии. В стремлении подняться на ступень выше или сохранить нынешнее положение мы вкладываем в онлайн-взаимодействие много сил.
В интернете мы вступаем в такие же отношения, как в жизни; в соцсетях для этого есть все возможности, и они тоже требуют внимания. Мы выбираем, кого включить в свой круг и сколько их должно быть: количество людей, с которыми можно поддерживать осмысленное общение, не бесконечно.
Британский антрополог Робин Данбар установил, что это примерно сто пятьдесят человек, причем число одинаково как у жителей развитых стран, так и у современных представителей охотников и собирателей, например иннуитов[251]. (Также, по данным Данбара, число человек, с которыми мы способны поддерживать близкие эмоциональные отношения, не превышает пяти.) Число сто пятьдесят ограничено функциональными ресурсами неокортекса головного мозга и, конечно же, временем. Соцсети в некоторой степени ослабляют эти ограничения: обменяться сообщениями по какому-то вопросу — быстрее, чем созваниваться, договариваться о встрече, куда-то ехать и долго разговаривать. Но ряд биологических и временных ограничений нам все же не преодолеть. В ходе исследования двух миллионов пользователей Twitter было установлено число близких онлайн-связей — от ста до ста сорока[252], почти число Данбара. Сам Данбар тоже исследовал частоту контактов в Facebook◊ и Twitter и подтвердил свою изначальную версию в сто пятьдесят человек.
Чем нам поможет число Данбара? Оно подтверждает, что лучше иметь меньше связей, но более значимых. Конечно, трудно ограничить себя этим количеством, а остальных вычеркнуть. Но надо помнить о взаимообмене социальным капиталом и о своей выгоде. Чтобы стать хозяином своему вниманию, для начала пересмотрите свою точку зрения на плюсы соцсетей. Помните, что Facebook