Социум влияет на то, как мы используем устройства. В качестве примера рассмотрим очки Google Glass. Они вышли на рынок в 2014 году и были предназначены для просмотра контента без помощи рук. В оправу была вмонтирована маленькая камера, которая записывала все, на что смотрел владелец. Издалека не было видно, работает ли камера, и люди волновались, что их снимают, хотя владелец мог просто смотреть на дисплей. Как оказалось, окружающие начинают чувствовать себя под слежкой. Первая версия очков провалилась по социальным, а не технологическим причинам. Прочими технологиями мы тоже пользуемся в социальном контексте, и он влияет на наши действия в цифровой среде, в особенности на внимание.
Уильям Джеймс считал, что мы сами хозяева своему вниманию[57]. Но в нашу цифровую эпоху надо смотреть шире и учитывать влияние на него социума, технологий и среды. Пришла пора более масштабного социотехнического подхода. Как при таком количестве факторов воздействия контролировать внимание, помнить о целях и не отвлекаться? Для ответа на этот вопрос обратимся к результатам исследований поведения в реальном мире. Они подскажут, как часто мы переключаем внимание и отвлекаемся, а также какому ритму подчиняется сосредоточенность в течение дня. Наука порой удивительнее фантастики, а результаты исследований становятся настоящими сюрпризами.
Глава 3. Типы внимания
Великая писательница и поэтесса Майя Энджелоу написала мемуары «Я знаю, отчего поет птица в клетке» в гостиничном номере. Она сняла его на месяц и ночевала дома, но приходила туда к половине седьмого утра, ложилась на кровать и работала до полудня. Она не разрешала менять постельное белье из страха, что горничные случайно выбросят клочок бумаги с важной мыслью. Чтобы не отвлекаться, она сняла со стен картины, а с собой брала словари, Библию, бутылку хереса, кроссворды и колоду карт.
Она говорила: «Мне надо было чем-то занимать свой умишко. Это слово я, наверное, услышала от бабушки, она так говорила про себя. В детстве, с трех до тринадцати лет, я думала, что есть Умишко и Умище.
Умищем мы думаем умные мысли, а Умишко занимаем, чтобы он не отвлекался. Я разгадываю кроссворды или раскладываю пасьянс, а Умищем размышляю о том, о чем хочу написать»[58]. Оба — и Умишко, и Умище — участвовали в литературном процессе.
Умище был главным, но для передышки от работы использовался Умишко. Слова Майи Энджелоу согласуются с моим исследованием. Умишко и Умище — взаимодополняющие части целого.
Наличие разных типов внимания еще триста лет назад предположил философ Джон Локк. В своем «Эссе о человеческом разумении» он описал нечто похожее на то, о чем говорила Энджелоу: «Это различие между напряжением и расслаблением ума при мышлении в диапазоне великого множества разных степеней — от серьезного изучения до полного невнимания, — я думаю, каждый испытал на себе»[59], [60]. Локк, вероятно, первым предположил, что внимание сложнее, чем наличие или отсутствие сосредоточенности.
Уильям Джеймс тоже упоминал типы внимания. По его мнению, полный контроль над ним был противоположностью «спутанного, затуманенного, рассеянного состояния сознания, которое французы называют distraction, а немцы zerstreutheit»[61]. Джеймс также говорил про «поток сознания», когда мысли и чувства приходят и уходят непроизвольно.
Цифровая эпоха отличается от обстановки, в которой жили и работали Джеймс и Локк. Количество и интенсивность отвлекающих факторов умножились, а устойчивость внимания снизилась и изменилась до такой степени, что возникла необходимость в новой теории. В этой главе я расскажу об исследовании, подтверждающем наличие у нас пяти типов внимания.
Слова, которыми мы описываем внимание, говорят о том, как мы его понимаем. Это может быть способ что-то узнать («пролить свет», «осветить», «рассмотреть под микроскопом») или механический процесс («фильтровать», «обрабатывать», «просчитывать»). Говоря «уделить внимание», мы подразумеваем, что оно ограниченно. Другие слова намекают, что мы можем управлять вниманием: «направить», «удерживать», «сфокусировать» или «потерять фокус». Но о внимании, связанном с устройствами, это ничего не говорит. Для этого нам нужны новые термины.
В обществе придается большое значение сосредоточенности, но что значит увлечься или погрузиться во что-то? Психологи считают склонность целиком уходить в занятие индивидуальной чертой, такой как интроверсия и экстраверсия. Степень погруженности оценивают по шкале Теллегена, для чего нужно согласиться или не согласиться с рядом утверждений, например: «Когда я слушаю музыку, то ничего вокруг не замечаю»[62].
У тех, кто набирает высокий балл по шкале, стираются границы между реальным и воображаемым. Скажем, когда они читают статью про океан, им грезится шум волн, а погрузившись в детективный роман, они слышат, как скрипят ступени под ногами убийцы. Виртуальные симуляции тоже кажутся им более реалистичными[63].
Немногие рождаются с такой сильной врожденной увлеченностью, большинство набирает средний балл по шкале Теллегена (женщины в этом далеко обгоняют мужчин)[64]. Независимо от этого, погрузиться в выбранное занятие может каждый, но, скорее всего, переключится на новый стимул. Даже при наличии одного стимула внимание колеблется от глубокой сосредоточенности до рассеянности и обратно.
Мы чередуем действия, требующие повышенного внимания, с менее затратными или самыми простыми[65]. Управление вниманием — это не только его удержание и сопротивление отвлекающим факторам, но и способность произвольно переключаться, например от Умишка к Умищу. Майя Энджелоу с головой уходила в работу Умищем и периодически занимала Умишко чем-нибудь непритязательным вроде пасьянса.
Потоком называют полное погружение в занятие, при котором, как писал Михай Чиксентмихайи[66], «все прочее теряет значение». Он использовал это состояние, чтобы не сойти с ума во время Второй мировой войны. В конце войны, когда Чиксентмихайи было одиннадцать лет, он со всей семьей попал в тюремный лагерь в Италии. Его отец служил генеральным консулом в Венеции и работал с бывшим венгерским правительством, замешанным в войне. Дабы отгородиться от ужасов войны, юный Михай целыми днями играл в шахматы, не думая ни о чем другом. Через семь месяцев отца оправдали, а их освободили. Чиксентмихайи не окончил школу, но позже, в 1956 году, эмигрировал в США, сдал школьные экзамены и поступил в Университет Чикаго изучать психологию. Опыт погружения в юные годы привел его к многолетнему изучению «оптимального переживания», как он его назвал.
Чиксентмихайи хотел узнать, что мотивирует людей заниматься делом без вознаграждения, например играть в шахматы или, рискуя жизнью, лезть в горы. Все эти люди описывали состояние, которое Чиксентмихайи назвал потоком. В этом состоянии человека увлекает внутренним течением — занятие само по себе становится наградой и безраздельно завладевает вниманием. Существует баланс между навыками и деятельностью. В потоке человек любознателен и готов к экспериментам, он забывает о себе, потому что все внимание направляет в дело и не замечает, как летит время[67]. Поток — творческое состояние, оно уникально и дает такое большое внутреннее удовлетворение, что люди работают с полной самоотдачей.
Поток — субъективное переживание, но Чиксентмихайи решил узнать, что происходит в это время в голове, и придумал метод выборочного фиксирования опыта[68]. Он раздал участникам эксперимента пейджеры, запрограммированные издавать звуковой сигнал в определенное время. По этому сигналу участники должны были заполнить анкету с вопросами о сосредоточенности, увлеченности и погруженности в занятие. В момент звучания сигнала все занимались разными делами (возились в саду, готовили, работали) и не обязательно находились в потоке. Эксперимент длился одну неделю, информации набралось достаточно. Как вы догадываетесь, минус таких экспериментов в том, что людей отрывают от занятий. Тем не менее результаты помогли Чиксентмихайи понять, что такое поток, и описать его. Одноименная книга «Поток» оказала значительное влияние на теорию внимания.
Я часто входила в поток, обучаясь в институте искусств. Вечерами приемник ловил «Радио Гавана» (под него лучше работалось), и я писала картины, пританцовывая под кубинские ритмы. Я полностью погружалась в живопись, и абстрактные изображения обретали новые смыслы. Одну картину я даже назвала «Апофеоз» — в честь экстаза в момент творения. В творчестве время летело незаметно, и на часах внезапно оказывалось два часа ночи. В поток нетрудно войти во время занятий, требующих изобретательности и самоотдачи: живопись, музыка и даже катание на лыжах. Вообще это состояние зависит от характера деятельности. Сейчас я ученый и составляю программы преподавания, провожу исследования и пишу статьи. В ходе работы я чередую сосредоточенность с поверхностным вниманием, как Майя Энджелоу чередовала Умище с Умишком. Поток редко уносит меня — только во время мозговых штурмов с коллегами или ненадолго, когда я пишу, и все. Поменяла бы я свою нынешнюю профессию на художественную? Ни за что. Я получаю удовлетворение от работы, а если скучаю по потоку, могу порисовать или потанцевать. Для исследования окружающего мира нужна сосредоточенность, а не поток.