Педро надел свой самый нарядный фирменный костюм, но под пиджаком у него футболка с рэпером Сферой Эббаста.
Мама замечает это только в ресторане:
– Солнышко, что ты на себя нацепил?
– Как тебе этот ти-шит? – спрашивает он, указывая на футболку.
– Разве по-английски говорят не «ти-шот»?
– Она такое говно, что только shit ей и подходит. По правде говоря, терпеть не могу этого Эббасту, но, чтоб отца побесить, что угодно надену.
Заметив их, отец Педро отходит от группы гостей и берет сына под руку:
– Иди, поздоровайся с дедушкой.
Суровый старик с седой шевелюрой и бакенбардами сидит рядом с кардиналом. Хмурый орлиный взор главы семейства мгновенно впивается в футболку со Сферой Эббаста, которую Аттилио Де Марко заметить не успел. Вслед за ним округляются глаза у кардинала.
– Привет, деда!
Все разочарование Амилькаре Де Марко умещается в одну фразу, обращенную к кардиналу в попытке разрядить обстановку:
– Эх, молодежь!
Кардинал понимающе кивает. Аттилио Де Марко дает знак метрдотелю начинать ужин. Педро уже садится рядом с дедом, когда отец вдруг хватает его за руку и шепчет сквозь зубы:
– Ты что же, вздумал сидеть рядом со мной и дедом в таком виде? А если нас сфотографируют и завтра это появится в газетах? Выставишь меня полным идиотом перед избирателями. Сейчас же приведи себя в порядок, придурок!
Педро уходит в туалет и садится на крышку унитаза. Наконец-то один, в тишине, он на коленке скручивает косяк. Поджигает, затягивается раз, другой. Травы он не пожалел. Вставляет тут же. Бог весть из-за каких процессов в мозгу Педро снова вспоминает, как Эльпиди уговаривал его принять участие в эксперименте.
«То, что мы привыкли считать реальностью, – лишь иллюзия, – сказал Эльпиди, объясняя миф о пещере Платона. – Чаще всего мы не знаем, чего хотим от жизни, потому что уверены, что знаем о себе и о мире все, тогда как на самом деле ничегошеньки в этом не смыслим».
– Золотые слова, – размышляет Педро вслух в кабинке туалета, выдыхая густое желтоватое облако дыма.
– Я себя знаю прекрасно, – ответила тогда Марта. – Так что в уроках самопознания не нуждаюсь.
Учитель выждал несколько секунд и повернулся прямо к ней.
– В детстве я думал, что знаю все о волках, только потому, что читал сказки и видел документальные фильмы. А потом мы с дедушкой как-то отправились в горы и случайно увидели волка. Дедушка разрешил мне понаблюдать за ним издалека, пока тот не убежал обратно в лес. Только тогда я понял, что прежде не знал об этих самых волках ровным счетом ничего, потому что даже вживую их ни разу не видел. А эксперимент, который я предлагаю, поможет вам увидеть себя такими, какие вы есть.
Учитель подошел к компьютеру, открыл Word, что-то напечатал, и на интерактивной доске у него за спиной появилась надпись.
– Gnòthi sautòn, – зачитал он ученикам. – «Познай самого себя». Эти слова были выгравированы над входом в главный древнегреческий храм – храм Аполлона в Дельфах. Помните трагедию Эсхила «Прометей прикованный»?
– Не помним, – ответила Кьяра.
– «Познай самого себя» – это предостережение: человек должен всегда помнить о пределе своих возможностей и осознавать собственную беспомощность перед богами. Тогда он станет мудрым и научится принимать правильные решения. Но, как говорит Платон в диалоге «Алкивиад Первый», это изречение не только напоминает человеку об ограниченности его сил. Согласно Сократу оно значит, что, если хочешь познать самого себя, нужно научиться видеть и частичку божественного, заключенную в твоей душе. Поэтому «Познай самого себя»…
Филиппо поднял руку:
– Извините, можно я кое-что уточню?
– Пожалуйста.
– Обернитесь. У вас там ньокки получились.
Едва сдерживавшиеся все это время ученики разразились хохотом. Стоя спиной к интерактивной доске, учитель не заметил автокоррекции: «Gnocchi sauton». Он повернулся, прочел и заулыбался:
– Да уж, забавно. Похоже на название какого-то итало-японского блюда.
Шутка дала волю всеобщему веселью, и все засмеялись еще громче.
– В компьютерах нет частички божественного, вот он и перепутал древнегреческое «познание» с ньокками. Поэтому я считаю, что эксперимент вам будет очень полезен. Мне хотелось бы, чтобы вы попробовали переступить через свои убеждения. Ведь тот, кто во всем уверен и никогда ни в чем не сомневается, – просто болван. Как и этот компьютер, который путает gnòthi и gnocchi и живет себе спокойно. Бездушной машине не понять призыв Сократа «Познай самого себя». Вы же не хотите стать такими же болванами, как мой компьютер? Но предупреждаю: эксперимент состоится только в том случае, если участвовать будут все. Либо все, либо никто. Итак, желающие?
Несмотря на явную неприязнь между некоторыми учениками, в конце концов все подняли руки. Все, кроме Педро.
– Педро, а ты почему против?
Педро только плечами пожал.
– Ты вечно со всеми не согласен, – заметил Эльпиди. – Не любишь ограничения, условности, порядки. Ты возмутитель спокойствия, белая ворона, бунтарь, который всегда поступает как ему заблагорассудится, а не как говорят другие.
Он выдержал паузу.
– Или тебе просто нравится этот твой образ.
– Я такой, какой есть.
– Раз так, ладно, – согласился учитель, однако в его голосе послышалось недоверие. – Но прежде чем дать окончательный ответ, подумай до завтра.
Педро возвращается за стол с красными, как фары грузовика, глазами. Гости аплодируют приветственной речи, которую только что произнес его отец. Педро садится рядом с матерью.
– Как от тебя несет! – шепчет она.
– Кто бы говорил! Ты же на себя ведро духов вылила.
Официанты разносят закуски.
– Сынок, ты не заболел случайно? У тебя глаза красные!
Отец тоже садится за стол:
– Ты так и не снял эту дурацкую футболку?
– Хочешь, чтобы снял? Ладно! – заводится Педро.
Услышав его крик, присутствующие оборачиваются.
Взгляды дедушки Амилькаре и его высокопреосвященства тоже устремлены на него. Педро вскакивает и с неистовым рвением, не ограничиваясь одной футболкой, принимается выполнять требование отца.
Будто второй Франциск Ассизский, он раздевается целиком перед всеми присутствующими. В ресторане наступает полнейшая тишина. Тело Педро расписано, как холст художника. Он гордо демонстрирует татуировку с «Большой волной» Хокусая на груди, затем, повернувшись спиной, выставляет напоказ огромного дракона с огненно-красной чешуей. Вытянутые в стороны руки тоже покрыты татуировками.
– Вот что я вам скажу: вы все, фальшивые, лицемерные карьеристы, которые в лицо улыбаются и жмут друг другу руки, а потом втыкают кому-нибудь нож в спину, вы все мне просто отвратительны!
Педро поворачивается к кардиналу:
– А больше всего меня воротит от вас: разве вы не знаете, что мой дед – главный адвокат по разводам в городе? Ничего святого, черт побери!
– Ну хватит! – не выдерживает его отец. В порыве гнева он срывает скатерть с соседнего стола, вдребезги разбивая тарелки и стаканы, и заворачивает в нее голого Педро, содрогающегося в истерическом хохоте. На глазах у ошарашенных гостей адвокат Аттилио Де Марко грубо выволакивает своего сына из ресторана на улицу, заталкивает, будто арестованного, в машину и на бешеной скорости увозит его по направлению к дому.
За всю дорогу оба не произносят ни слова. Уже дома Аттилио Де Марко, прежде чем вернуться в ресторан, бросает сыну привычные семь слов, как семь казней египетских, семь смертных грехов, семь чакр, семь гномов Белоснежки:
– Не знаю, что мне с тобой делать!
Оставшись один, Педро закрывается у себя в комнате и хватается за телефон. Обозленный на отца и на весь род человеческий, он кидает в чат класса: «Я согласен на эти ваши познавательные ньокки».
Глава 3
Узнав, что Педро согласен, Эльпиди моментально уладил все вопросы по освобождению от уроков, усиленной программе, аренде автобуса и прочему. А еще дал эксперименту название, которое предложил Педро: «Познавательные ньокки». Лучше и не придумаешь.
Конечный пункт – долина Валь-Дземола на высоте 1700 метров во фриулийских Доломитовых Альпах. Автобус высадил их в Эрто, провинция Порденоне, неподалеку от плотины Вайонт. Оттуда, с рюкзаками за плечами, им предстояло добираться пешком в окружении первозданной природы, среди вечнозеленых сосен и елей, каштанов и раскидистых буков.
Нелегкий путь. Все идут молча, сберегая силы. Или почти все. Анита, например, та еще болтушка: не умолкает, даже когда начинает задыхаться на подъеме. Она толкает плечом Сильвию:
– Посмотри на его руки.
– На чьи?
– Эльпиди.
– Ну, трет он их. И что? Он так и в классе делает.
– Как думаешь, почему?
– Без понятия. Наверное, нервный тик какой-нибудь. Откуда мне знать?
Анита с недоверием качает головой:
– А по-моему, ему больно.
– От чего?
– У него же шрам на ладони.
– Ну и?
– Когда он потирает руки, то будто морщится от боли.
– Мне кажется, этот шрам у него давно: разве старая рана может болеть?
– Не знаю, но, по-моему, она его беспокоит.
Сильвия лукаво сощурилась:
– Так, значит, рассматриваешь Эльпиди. Ты, случаем, не втюрилась?
– Я? В Эльпиди? Да ты что!
Четыре с половиной часа они без передышки поднимаются в гору, пока наконец не достигают конечной точки – здания из камня и кирпича с ярко-красными балкончиками и дверьми. На заднем дворе пристройка – дровяной сарай. Стоит мороз, но снег еще не выпал. За домом виднеется гора Дуранно – одиноко стоящая глыба, укутанная в шарф из облаков. К северу от нее над Карнийским хребтом возвышается Чима-Деи-Прети – заостренная громада высотой 2700 метров со скалистым склоном, расчерченным белыми прожилками снега. Это самая высокая вершина фриулийских Доломитовых Альп, разделяющая регионы Венето и Фриули-Венеция-Джулия.