— Должен быть способ, — сказал Джейсон.
Гениальных идей никто не предложил. Перси думал, что его желудок куда-то упал. Потом он понял, что корабль спускался к большому зданию, похожему на дворец. Аннабет. Новости Нико были настолько ужасны, что Перси моментально забыл, что она все еще в опасности, и чувство вины с новой силой нахлынуло на него.
— Мы обсудим эту проблему с Тартаром позже, — сказал он. — Это Здание Эммануэля?
Лео кивнул.
— Бахус сказал что-то о парковке позади него? Ну, она там есть. Что теперь?
Перси вспомнил свой сон о темной комнате, злой жужжащий голос монстра, которого называют Ваша Светлость. Он вспомнил, как потрясенно выглядела Аннабет, когда вернулась из Форта Самтер после ее столкновения с пауками. У Перси появилась догадка относительно того, кто мог находиться в том храме внизу… Буквально, мать всех пауков. Если он был прав, и Аннабет часами находилась с этим существом там внизу, со сломанной ногой… В таком случае, ему было плевать, должен ее поиск быть сольным или нет.
— Мы должны вытащить ее оттуда, — сказал он.
— Ну, да, — согласился Лео. — Но, эм…
Он выглядел, словно хотел сказать: «Что, если мы опоздали?»
К счастью, он сменил тему.
— Там есть парковка.
Перси посмотрел на тренера Хеджа.
— Бахус сказал что-то о том, что мы должны прорваться. Тренер, у вас все еще есть боеприпасы для тех баллист?
Сатир заржал, как дикий козел.
— Я уж думал, ты никогда не спросишь.
Глава 49. Аннабет
Ужас Аннабет достиг предела.
Она подверглась нападению со стороны шовинистических призраков. Она сломала лодыжку. Через пропасть её преследовала армия пауков. И теперь, с ноющей болью в ноге, завёрнутой в пузырчатую упаковку с досками, и не имеющая никакого оружия, кроме её кинжала, она столкнулась с Арахной — чудовищной полу-паучихой, которая хотела её убить и сделать гобелен на память. За последние несколько часов Аннабет дрожала, потела, хныкала и сморгнула столько слез, что её тело просто отказывалось бояться.
Её сознание твердило что-то вроде: «Окей, ладно, прости. Я не могу бояться больше, чем сейчас».
Вместо этого Аннабет, начала думать.
Чудовищное существо двигалось по её следам с вершины статуи, покрытой сетью. Оно переходила с нити на нить, шипя от удовольствия, её четыре глаза сверкали в темноте. Либо она не спешила, либо сама была не особо быстрой.
Аннабет надеялась на второй вариант. Не то, чтобы это имело значение. Аннабет была не в состоянии бежать и не имела шансов в бою. Арахна весила примерно несколько сотен фунтов.
Её острые ноги идеально подходили для захвата и убийства жертвы. Кроме того, у Арахны, вероятно, были и другие ужасные способности — ядовитый укус или выброс паутины, как у Древнегреческого Человека-Паука.
Нет. Бой — это не выход. Остается только действовать обманом и мозгами.
В старых легендах у Арахны были неприятности из-за гордости. Она хвасталась, что ее гобелены были лучше, чем у Афины, которая проводила на горе Олимп первое реалити-шоу о наказаниях: Так Вы Думаете Вы Можете Вышивать Лучше Богини?
Арахну ждало великое будущее, но она его лишилась. Аннабет знала, что значит быть гордой. Это был её роковой недостаток. Ей часто приходилось напоминать себе, что она не может сделать все в одиночку. Она не могла делать все лучше других. Иногда она начинала видеть только то, что нужно ей, и забывала о том, в чем нуждались другие люди, даже Перси. И она легко отвлекалась, говоря о своих любимых проектах. Но как она может использовать эту слабость против паука? Может быть если она остановится на время… Хотя она не была уверена, как ей это поможет. Её друзья не смогут найти её, даже если они бы знали, куда идти. Кавалерия не приедет. Однако, сделать паузу лучше, чем умереть.
Она пыталась сохранить спокойное выражение лица, что было нелегко со сломанной лодыжкой. Она похромала к ближайшему гобелену — городскому пейзажу Древнего Рима.
— Изумительно, — сказала она. — Расскажите мне об этом гобелене.
Губы Арахны скривились.
— Почему тебя это беспокоит? Ты вот-вот умрешь.
— Ну да, — сказала Аннабет. — Но то, как вы уловили свет просто удивительно. Вы использовали настоящие золотые нити для солнечных лучей?
Ткачество поистине было великолепным. Аннабет не пришлось притворяться, что она впечатлена. Арахна позволила себе самодовольную улыбку.
— Нет, дитя. Не золотые. Я смешивала цвета, контрастный ярко-желтый с более темными оттенками. Именно это придает ему трехмерный эффект.
— Поразительно, — разум Аннабет разделился на две части: одна вела разговор, другая бешено цеплялся за план выживания. Ничего к ней в голову так и не пришло. Арахна была побеждена лишь однажды — самой Афиной, и это благодаря божественному и невероятному навыку на ткацких соревнованиях.
— Так… — сказала она, — Вы видели эту сцену собственными глазами?
Арахна зашипела, её рот наполнился пеной, выглядевшей не-очень привлекательно. — Ты пытаешься отсрочить свою смерть. Это не сработает.
— Нет, нет, — настаивала Аннабет. — Просто досадно, что эти красивые гобелены не может увидеть каждый. Они должны принадлежать музею, или…
— Или что? — спросила Арахна.
Сумасшедшая идея возникла в сознании Аннабет, такая же невероятная, как и то, что её мама выпрыгнула из головы Зевса. Но сработает ли это?
— Ничего, — она мечтательно вздохнула. — Это глупая мысль. Даже слишком.
Арахна понеслась вниз по статуе и уселась на щит богини. Даже с такого расстояния Аннабет могла чуять вонь, исходившую от нее, будто целую пекарню, полную хлебобулочных изделий, оставили портиться с месяц назад.
— Какая? — настаивала паучиха. — Какая глупая мысль?
Аннабет пришлось заставить себя не упасть. Сломана нога или нет, каждый нерв в ее теле содрогнулся от страха, сказав ей избавиться от огромного паука, который парит над ней.
— О…это просто, так как я была поставлена во главе реконструкции Горы Олимп, — сказала она. — Ну, вы знаете, после Войны. Я выполняю большую часть работы, но нам нужно больше качественного публичного искусства. В тронном зале богов, например… Я думаю, что ваши работы прекрасно смотрелись бы там. Олимпийцы, наконец, смогли бы увидеть, насколько вы талантливы. Как я уже сказала, это глупая мысль.
Пушистое брюшко Арахны задрожало. Ее четыре глаза мерцали, словно у нее за каждым было по мысли, и она пыталась сплести из них связную паутину.
— Ты заново разрабатываешь дизайн горы Олимпа, — сказала она. — Мои работы… в тронном зале.
— Ну, и в других местах тоже, — сказала Аннабет. — Главный павильон мог бы воспользоваться парочкой. Вот тот, с греческим пейзажем — он понравится Девяти Музам. И я уверена, что другие боги тоже будут сражаться за твои работы. Они будут соревноваться, чтобы видеть ваши гобелены в своих дворцах. Я думаю, кроме Афины, ни один из богов никогда не видел, что вы можете сделать?
Арахна щелкнула челюстями.
— Вряд ли. В прежние времена, Афина разорвала все мои лучшие работы. Видишь ли, мои гобелены изображали богов в довольно нелестной манере. Твоя мать не оценила этого.
— Довольно лицемерно, — сказала Аннабет, — поскольку боги смеются друг над другом все время. Я думаю, было бы отличной шуткой натравить богов друг на друга. Аресу, например, понравился бы гобелен, выставивший бы на посмешище мою мать. Он всегда возмущался Афиной.
Арахна наклонила голову под неестественным углом.
— Ты будешь работать против собственной матери?
— Я просто говорю тебе о том, что понравилось бы Аресу, — сказала Аннабет. — А Зевс хотел бы какую-нибудь пародию на Посейдона. Ах, я уверена, если бы Олимпийцы увидели твои работы, они бы поняли, какая ты замечательная, и мне пришлось бы выступать посредником в торговой войне. А насчет работы против моей матери, а почему я не должна? Она отправила меня сюда умирать, разве нет? Последний раз, когда я видела ее в Нью-Йорке, она просто отреклась от меня.
Аннабет рассказала ей эту историю. Она поделилась своей горечью и печалью, и это действительно звучало искренне. Паучиха не набрасывалась.
— В этом вся Афина, — прошипела Арахна. — Она отвергла даже собственную дочь. Богиня никогда не позволит моим гобеленам быть во дворцах богов. Она всегда завидовала мне.
— Но представь, что ты сможешь наконец-то отомстить ей.
— Убив тебя!
— Я полагаю, — Аннабет почесала голову. — Или… позволив мне стать твоим агентом. Я могла бы доставить твои работы на гору Олимп. Я могла бы организовать выставку для других богов. К тому времени, как моя мама выяснит это, будет уже поздно. Олимпийцы, наконец, увидят, что твои работы лучше.
— И ты признаешь это! — крикнула Арахна. — Дочь Афины признает, что я лучше! Ах, как приятно это слышать.
— Но тебе от этого не много пользы, — подсказала Аннабет. — Если я умру здесь, внизу, ты продолжишь жить в темноте. Гея уничтожит богов, и они никогда не осознают, что ты была лучшей ткачихой.
Паучиха зашипела. Аннабет боялась, что ее мать внезапно появится и проклянет ее каким-нибудь ужасным бедствием. Первый урок, который усваивал каждый ребенок Афины: мама была лучшая во всем, и ты никогда не должен даже думать иначе. Но ничего плохого не случилось. Может быть, Афина поняла, что Аннабет говорит это только, чтобы спасти свою жизнь. Или может быть Афина была в таком плохом состоянии, разрываясь между ее греческой и римской формой, что она даже не обратила на это внимание.
— Не бывать этому, — проворчала Арахна. — Я не могу позволить.
— Ну… — Аннабет сдвинулась, стараясь не перемещать вес на пульсирующую лодыжку. Новая трещина появилась в полу, и девушка, хромая, проползла назад.
— Аккуратнее! — огрызнулась Арахна. — Основания этого храма разъедались веками!
Сердце Аннабет замерло.
— Разъедались?
— Ты понятия не имеешь, сколько ненависти кипит под нами, — сказала паучиха. — Злобные мысли множества монстров, пытающих достичь Афины Парфенос и уничтожить ее. Моя паутина — единственное, что держит эту комнату целой, девочка! Одно легкое движение и ты в Тартаре и поверь мне в отличии от Врат Смерти, это поездка в один конец, и с очень тяжелым падением! Я не убью тебя, пока ты мне не расскажешь свой план о моих работах.