Грит скептически прищурилась.
– И дальше?
– Твои документы могли сохраниться. В Куфштайне. Но чтобы это выяснить и взглянуть на них, мне нужна ты.
– Что тебе это даст?
Он не стал торопиться с ответом, сделал большой глоток из своей бутылки. Затем нагнулся вперед.
– Я хочу найти нашу мать.
– Зачем? Чтобы спросить ее, почему она от нас отказалась?
– Не только. Я хочу выяснить, кто мы, откуда и почему нас разлучили…
Кивнув, она добавила:
– И кто наш отец.
День четвертыйБруггталь, Верхняя АвстрияПонедельник, 15 мая
Глава 32
На следующее утро войдя в БКА, Сабина узнала от вахтера Фальконе, что Снейдер еще не приехал. Значит, он застрял в Берне, где вместе с Хоровитцем улаживал бумажные дела. Несмотря на особые полномочия, все оказалось не так просто, как только к расследованию подключились службы другой страны. Поэтому вчера ночью она прилетела одна, сняла дома бинты, еще раз обработала раны, заново заклеила пластырем, приняла обезболивающее лекарство и прилегла. Пока она не пыталась сжать руку в кулак, все было в порядке.
Теперь она с Тиной поехала на минус второй этаж, чтобы снова допросить монахиню.
– За все это время женщина не произнесла ни слова, – проинформировала ее Тина. – Все попытки психологов и специалистов по допросам провалились.
– Ее не впечатляет даже угроза недельного одиночного заключения, – удивилась Сабина.
– Видимо, это ненамного отличается от жизни в монастыре. – Тина закатила глаза. – И она молится.
Обе вышли из лифта и направились вниз по коридору.
– Что еще ты вчера выяснила? – спросила Сабина.
– Мы разыскали брата монахини. Зено Энгельман даже живет не так далеко отсюда, в регионе Средний Гессен, в Марбурге. Я уже сообщила об этом Снейдеру.
Сабина удивленно взглянула на нее.
– Зено ее сообщник?
– Вряд ли, – ответила Тина. – Он слепой.
– Черт!
Они дошли до комнаты допросов и шагнули в смотровую. Как всегда, перед мониторами сидел сотрудник.
– И еще кое-что, – продолжила Тина. – Очевидно, настоятельница, которая в то время руководила монастырем урсулинок, знала о домогательствах к монахиням. Ее зовут Констанс Феличитас, и настоятельницей она стала в тридцать девять лет.
– Значит, сейчас ей должно быть далеко за восемьдесят. Она еще жива?
– Да, но она больна. Церковь изолировала ее, и с ней нельзя поговорить.
В этот момент дверь распахнулась. Вошел Снейдер со словно восковым лицом. На нем была та же одежда, что и накануне. Не здороваясь, он прямиком подошел к стеклянной стене и уставился в камеру, где монахиня в сером комбинезоне сидела за столом с чашкой кофе, тихо бормотала что-то и пальцами перебирала бусины четок.
– Какие-нибудь новости? – спросила Тина.
– Я прилетел первым рейсом из Берна, – коротко ответил Снейдер и обернулся. – Вивиана Кронер пережила ночь, но ее состояние по-прежнему остается критическим.
– Вы смогли поговорить с ней? – спросила Сабина.
– Нет.
– Хоровитц у нее?
Снейдер помотал головой.
– Он прилетел со мной во Франкфурт – пока мы расследуем это дело, он останется здесь и будет нам помогать.
– У него все хорошо? Где вы его разместили? – спросила Сабина.
– Немез… я… – Снейдер взглянул на нее, словно не мог поверить. – Какого черта это так важно? Мне кажется, у нас есть более срочные дела, чем обсуждение его ночлега. – Он глубоко продохнул. – Но если это вас так сильно интересует: он живет у Кржистофа.
– У Кржистофа? – вырвалось у Сабины. – В этом контейнере на берегу Майна?
– Да, именно там! – повысил голос Снейдер. – Хоровитц ненавидит отели, любит близость воды и нуждается в общении. Такое решение показалось мне лучшим. – Он снова посмотрел через стекло. – Она говорит?
– Если не считать молитв, молчит как могила, – ответила Тина.
– Ничего другого и не ожидалось. – Снейдер оторвался от стекла и взглянул на Сабину: – Мы можем начать?
Тина осталась в смотровой, а Сабина направилась за Снейдером в комнату. Как только они закрыли за собой дверь, монахиня прервала молитву и, полная ожидания, посмотрела на них.
– Как прошла ваша поездка в Швейцарию?
Хорошая догадка!
Снейдер сел на свободный стул напротив нее, а Сабина осталась стоять у стены у него за спиной.
– Колючая проволока порезала женщине руки и ноги. Затылок, плечи и голову раздавило.
На лице монахини не отразилось никаких эмоций. С таким же успехом Снейдер мог сделать какое-нибудь замечание про погоду.
Он посмотрел в сторону двустороннего зеркала, сделал вращательное движение рукой и указал на потолок. Очевидно, он хотел, чтобы коллега отключил снаружи детектор дыма. Затем вытряхнул из коробочки косяк, зажег его спичкой, затянулся и выдохнул дым в потолок.
– Зачем вы это делаете? – спросил он. – На что рассчитываете?
– Я не хочу, чтобы вы курили в моем присутствии.
– Мне на это плевать, – с непоколебимым спокойствием ответил он. И выдохнул дым от следующей затяжки ей прямо в лицо, так что монахиня закашлялась. – Вы хотели говорить именно со мной. Я сделал вам такое одолжение, так что теперь смиритесь с последствиями. Это означает, что, пока вы здесь и об этом не знает судья, прокурор, репортеры или защитники по уголовным делам, у вас нет абсолютно никаких прав. – Он достал несколько цветных фотографий из кармана пиджака и бросил на стол.
Сабина издалека разглядела на них изуродованное лицо акушерки.
– Зачем вы это делаете? – повторил вопрос Снейдер.
Монахиня посмотрела на снимки, затем перекрестилась и опустила голову.
– Господи Боже мой, – забормотала она, почти не размыкая губ, – я надеюсь на прощение моих грехов, на твою милость и вечное блаженство, потому что ты, милостивый и щедрый Бог, Владыка над жизнью и смертью, пообещал все это. Укрепи мою надежду, укрепи мою веру…
– Зачем вы это делаете? – перебил ее Снейдер.
Монахиня подняла глаза. Ее голос изменился, стал взволнованным.
– Любовь и счастье можно разделить. Но страдание разделить нельзя, – сказала она. – Его можно лишь перенести на других.
– Какое страдание причинила вам эта женщина?
– Она еще жива?
Снейдер помотал головой.
– Она скончалась на месте.
Монахиня коротко взглянула на Сабину. Та и бровью не повела. Видимо, Снейдер хотел заставить монахиню верить, что ее план удался, чтобы внушить ей чувство превосходства. Так как она не боялась никаких угроз и не позволяла давить на себя, это был единственный разумный шаг.
– Таким образом, у нас в общей сложности пять трупов. Этого не поймет никто из моих коллег, но так или иначе вы пользуетесь моим абсолютным уважением, – продолжил Снейдер. – Однако вам не нужно этого делать, мы можем быть друзьями.
– Пока вы не сделаете то, о чем я вас просила, я предпочитаю сдаться на милость вашей враждебности, чем испытать на себе бич вашей дружбы, – ответила она.
Красиво сказано. Сабина постаралась не подать вида. Если она правильно истолковала мимику Снейдера, он действительно был немного впечатлен этим заявлением. Но и такая тактика, похоже, зашла в тупик.
Снейдер опять сунул руку в карман пиджака и вытащил скомканную салфетку, на которой писал в бернском ресторане, разгладил ее и пододвинул к монахине.
– Это ваш временной план, который я воссоздал по ориентировочным датам, правильно?
Монахиня рассматривала нацарапанные дни недели и имена жертв, однако молчала, никак не реагируя.
– Где вы были в четверг 11 мая между вашими остановками в Берне и Висбадене?
– Что вы уже выяснили? – ответила она вопросом на вопрос.
– Так как Вивиана Кронер умерла, пока ничего, – солгал он, и мяч снова оказался у нее.
Монахиня пожала плечами.
– Полагаю, к общественности вы тоже не обратились.
Очевидно, так ему ничего не добиться.
– Что означает татуировка с четырьмя крестами?
Молчание.
– Вероятно, некоторые из этих подсказок мы сможем понять лишь спустя время, верно? Но тогда будет уже поздно, – отметил он, – и умрут еще люди.
– Может, я хочу, чтобы вы поняли некоторые подсказки лишь по прошествии времени, – сказала монахиня.
Снейдер поднялся.
– Я лишь теряю с вами время.
Ничего больше не сказав, он направился к двери.
Когда они вышли из комнаты, Тина держала в руке фотографию татуировки с гробом и четырьмя крестами.
– Что это должно означать?
Сабина пожала плечами:
– Понятия не имею, мы абсолютно ничего не узнали.
– Немез… – в голосе Снейдера звучали одновременно упрек и разочарование. – Мы ничего не узнали – допустим, но тем самым мы все же кое-что выяснили.
Сабина озадаченно взглянула на него.
– Магдалена Энгельман немного кокетлива и тщеславна. Она бы с удовольствием нам подсказала. И даже сделала это в самый первый день, когда меня еще не было в игре. А сейчас нет. Что это нам говорит? Что мы на правильном пути. Мы именно там, где ей нужно. Иначе она обязательно раскрыла бы рот.
Тина помахала фотографией.
– Значит, это наш след? Гроб с четырьмя крестами?
– У урсулинского монастыря есть кладбище? – спросил Снейдер.
– Да.
– Хорошо. Вы и Немез отправитесь в Австрию, в Бруггталь. Вальтер Граймс, Янус и Вивиана Кронер наш общий знаменатель. Я хочу, чтобы вы поговорили со всеми в монастыре, кто когда-либо был в контакте с этой троицей, Магдаленой Энгельман и настоятельницей.
Сабина кивнула. В любом случае это был единственный след, который у них оставался.
– А что тем временем делают Хоровитц и Кржистоф?
Снейдер нацепил свою знаменитую презрительную улыбочку.
– Они уже час как в пути, чтобы нанести визит брату Магдалены Энгельман.
Глава 33
Средневековый исторический центр Марбурга-ан-дер-Лан располагался на крутой возвышенности с практически отвесными склонами. Наверх можно было подняться либо по множеству ступеней, либо на одном из лифтов.