Кржистоф недоверчиво нахмурил лоб.
– Из-за жары у трупа сократились сухожилия, – предположил Хоровитц.
– Не только это. – Зено уставился в пустоту. – От жары расширилась мозговая жидкость в голове. Черепная крышка отскочила назад, и казалось, что его заживо… – Он замолчал.
– Вы объяснили вашей сестре причины такого явления? – спросил Хоровитц.
– Это было невозможно. Магдалена кричала, не переставая, была психически травмирована, проплакала всю ночь и от отчаяния пыталась покончить с собой – к счастью, ей это не удалось. На следующее утро у нее были абсолютно седые волосы. С тех пор люди в городке называли ее белой вдовой.
– И затем она ушла в монастырь урсулинок, – предположил Хоровитц.
Зено кивнул:
– Это было ее пожизненное наказание, которое она сама определила, потому что винила себя в смерти мужа.
– Но в момент кремации он был уже мертв, – возразил Хоровитц.
– Причина не в этом. – Зено помотал головой. – Она настояла на том, чтобы в выходные ее муж отработал сверхурочные часы на фабрике. Вот почему она это сделала! Жизнь за стенами монастыря стала для нее невыносимой.
– Вы знали, что она была беременна? – неожиданно спросил Кржистоф.
Зено удивленно посмотрел в сторону Кржистофа.
– Нет… я… но как? Ее муж не мог иметь детей. – Реакция Зено была искренней.
– Через несколько лет после его смерти, во время ее пребывания в монастыре, – объяснил Хоровитц.
– Но она ведь вела целомудренный образ жизни. От кого?..
– Мы не знаем.
Зено взялся за подбородок и почесал седую щетину.
– Она жила в монастыре очень уединенно. Мы не встречались с ней много лет и практически не разговаривали по телефону.
– Вы сказали «жила», – уточнил Хоровитц. – Значит, вы уже знаете, что конгрегация освободила ее от обета и она покинула монастырь.
– Да, три недели назад. Она хотела навестить меня в Марбурге, но так этого и не сделала. – Зено перегнулся через стол. – Что случилось? Почему мы ведем этот разговор?
Хоровитц проигнорировал вопрос.
– Расскажите мне чуть больше о вашем с Магдаленой детстве.
Зено терпеливо ответил:
– Наша мать умерла вскоре после моего рождения. Отец был учителем, математиком и гением счета. Он был почитателем Зенона Элейского, древнегреческого философа, в честь которого была названа машина Зенона, гипотетическая машина, способная производить бесконечное количество вычислений. Отсюда мое необычное имя. Это определенным образом сказалось на мне, по крайней мере, что касается обращения с компьютерами.
– А ваша сестра?
Зено улыбнулся, словно вспомнил забавную историю.
– Как-то раз отец рассказал мне, что в пять лет Магдалена отсутствовала несколько часов и пришла наконец, грязная и в разорванном платье, с берега реки, где играла. Мать неистовствовала. Она велела Магдалене пойти на лужайку и самой найти палку, которой мать ее побьет. Полчаса спустя Магдалена вернулась. Она плакала, потому что не нашла палки. И принесла большой камень, который протянула матери вместо палки.
Хоровитц сглотнул.
– Мать взяла у нее из руки камень, – продолжил Зено, – опустилась на колени, тоже заплакала и обняла ее.
– Милая история, – холодно прокомментировал Кржистоф.
Зено не отреагировал.
– Уже тогда Магдалена была суровой, и к другим, и к самой себе. Кстати, у нее есть способность, которой обладают лишь немногие: она умеет разборчиво писать обеими руками.
– Она левша и правша? – спросил Хоровитц.
– Да, и она даже может писать одновременно два письма разным людям.
– Вы это сами видели? – спросил Кржистоф.
– Да, когда еще мог видеть.
Хоровитц слышал о таких способностях. И это объясняет, почему татуировки, которые монахиня наколола себе правой и левой рукой, были одинакового качества.
– Это умение… – размышлял Хоровитц. – Магдалена Энгельман гений или монстр?
– Монстр? Почему вы так решили? – Зено задумчиво наклонил голову. – Это причина нашего разговора?
– Да, – сказал Хоровитц и повторил вопрос.
– Ну…
Пока Хоровитц задавал вопрос, Кржистоф незаметно подвинул чашку Зено на несколько сантиметров вправо. Когда тот захотел сделать глоток и протянул руку, то промахнулся и едва не опрокинул чашку. Раздался звон фарфора.
Выражение лица Зено мгновенно изменилось. Его лоб нахмурился, брови сдвинулись, а желваки заходили. Затем он понизил голос.
– Я думал, мы ведем честный разговор на равных, – нарочито медленно произнес он.
– А разве нет? – спросил Хоровитц.
– Вы хотите проверить, действительно ли я слепой, – спокойно ответил Зено. – Это вечная проблема, когда самостоятельные люди, как я, натыкаются на таких скептиков, как вы.
Кржистоф хотел что-то сказать, но Зено перебил его:
– К тому же вы оба использовали один и тот же парфюм, чтобы сбить с толку мое обоняние. И я предполагаю, вы намеренно выбрали это место с шумовой кулисой?
– Похоже, мы ошиблись на ваш счет, – и наш разговор принял неожиданный оборот, – признался Хоровитц.
Зено отодвинулся со стулом назад и поднялся.
– Полагаю, вы все же узнали то, что хотели. Напитки за мой счет – будет мне наука. – Он вытащил из кармана двадцать евро и сунул их под чашку. – Правда, за мной еще ответ. Вы хотели знать, гений Магдалена или монстр.
Хоровитц молчал.
– Эта женщина – поле, цветок, красота и радость, – сказал Зено мягким голосом, – но она также Содом и Гоморра. Мне жаль вас обоих и ваших коллег, потому что если вы с ней связались, то еще удивитесь.
Он взял свою трость и направился прочь.
После разговора с этими двумя мужчинами из БКА ему нужно было сначала проветрить голову. Какие идиоты, – подумал Зено.
Пройдясь с тростью под стенами замка в сторону приходской церкви и через десять минут вернувшись к ресторану, он встал у стойки, где официанты принимали заказы.
Он подождал, пока не услышал знакомый голос:
– Угадаешь, кто я?
– Оставь эти шутки, Мелли, – сказал он. – Те двое мужчин, с которыми я до этого разговаривал, еще здесь?
– Нет.
– Они преследовали меня?
– Нет, – сказала официантка. – Они посмотрели тебе вслед, подождали минут пять и затем тоже ушли. То есть один в инвалидной коляске, другой пешком. А что?
– Все отлично, – ответил Зено.
– Правда?
– Да. – Зено услышал, как она направилась к одному из столиков. Почувствовав, что он один, Зено достал телефон и нажал на кнопку.
«Разблокировать клавиатуру», – произнес женский электронный голос.
Затем он ткнул кнопку быстрого набора. После пятого гудка трубку молча подняли. Зено услышал дыхание.
– Они только что были у меня, – сказал он и положил трубку.
Глава 36
Снейдер остался в Висбадене. Сабина знала, что он хотел выяснить имена других потенциальных жертв, которые могли стоять в смертельном списке монахини, а для этого ему нужно было проверить все заявления о пропавших людях в Австрии, Германии и Швейцарии. Если женщина не изменила свой modus operandi[20], в смертельной опасности находились еще как минимум четыре человека, которых они могли спасти. Но с каждым часом их шансы уменьшались.
К тому же он связался со всеми информационными агентствами, чтобы выяснить, действительно ли некая женщина по имени Магдалена Энгельман пыталась сообщить СМИ информацию о монастыре в Бруггтале.
Пока Снейдер сидел на телефоне в Висбадене, Сабина и Тина полетели из Франкфурта в Линц, где в аэропорту их встретили австрийские коллеги из ЛКА[21]и на двух полицейских машинах отвезли в Бруггталь.
Под вечер они стояли перед воротами урсулинского монастыря. Расположенный между скалами Верхней Австрии, посреди туманной сырой долины, монастырь со своими флигелями и пристройками походил на маленькое поселение. Блеяли овцы, лаяла собака, а где-то поблизости со скал с шумом срывался водопад.
Несмотря на жару, которая уже утром стояла в Висбадене, Сабину знобило. Монастыри и церкви напоминали ей об их первом совместном со Снейдером деле, которое началось со смерти ее матери.
Не думай сейчас об этом! Сконцентрируйся на актуальном деле!
Пока австрийские коллеги ждали перед воротами, потому что мужчинам вход был запрещен, сестра-послушница проводила Сабину и Тину через зал и по широкой лестнице с мраморными колоннами на верхний этаж. В конце длинной колоннады, чуть в стороне от монастырской жизни, находилось помещение с тяжелой дубовой дверью. Там их принял патер Михаэль Хасс. Мужчина – как странно! До этого они разговаривали с ним по телефону и договорились о встрече, так как настоятельница монастыря все еще ни с кем не общалась.
Патер был не старше Сабины, симпатичный парень с сухощавым лицом и короткими черными волосами, но слишком молодой, чтобы застать интересовавшие их события. Однако, как они уже узнали от него по телефону, он был в курсе всех слухов о том времени.
– Могу я вам что-нибудь предложить? – указал он на скромный бар под зеркалом.
– Нет, спасибо, мы уже перекусили в самолете, – отказалась Тина.
Сабина подошла к окну и посмотрела вниз на узкую долину, где река Бругг поворачивала между скалами в сторону Браунау. Она вытерла рукой пот с шеи и заметила, что опять подрагивает от озноба.
– Здесь прохладно.
– Да, приятная прохлада, – сказал патер. – Солнце почти не светит в эту долину. Только пару часов в разгар лета.
– Обстановка в монастыре довольно спартанская, – заметила Сабина. – Даже ваш кабинет. – Она указала на шкаф, книжную полку и тяжелый деревянный стол с лампой. К розетке был подключен старый громоздкий ноутбук, который казался анахронизмом в этом помещении.
– Это не просто кабинет, а квартира священника, – исправил ее патер и спрятал руки в сутане. – Слишком много людей тратят деньги, которых у них нет, чтобы купить вещи, которые им не нужны, дабы впечатлить людей, которых они не любят.