От бывшей лестницы остались только металлические перила; доступ на верхний этаж был невозможен. Обычно в таких зданиях разрастались сорняки, плющ и мох. Или гнездились птицы и мыши. Но здесь не было ничего, кроме гробовой черноты.
Через отверстие, в котором больше не висела дверь, Сабина смогла заглянуть в соседнее помещение. Подсвечивая фонариком в телефоне, она пыталась разглядеть побольше. Вдоль стены в ряд там стояли ржавые каркасы кроватей с металлическими пружинами. Сабина всматривалась в сумеречный свет, и ей казалось, что она слышит крики и всхлипывания молодых женщин и стоны мужчин. Чувствует запах пота, крови, спермы и слез, которые впитали в себя простыни.
Она сглотнула горечь, подступившую к горлу, и вышла наружу, взглянула на небо и сделала глубокий вдох. Шлюхи Сатаны. Сколько из них еще живы, как Магдалена Энгельман? Она подумала о беседах, которые сейчас проводила Тина. Если им повезет, они это узнают.
В конце концов Сабина снова направилась к патеру Михаэлю Хассу, который стоял у кустов томатов и ежевики и наблюдал за ней.
– Вы не знаете, в том пожаре кто-нибудь погиб? – спросила Сабина.
– Из рассказа настоятельницы я точно помню дату. Девятое мая тридцать семь лет назад. Тогда в горах разразилась жуткая гроза. Молнии достигали долины, били в лес – а одна попала в колокольню. Якобы в считаные секунды церковь и прилегающее здание парника были в огне. Но все, кто находился внутри, успели выбежать.
Сабина невольно подумала об ожогах, обезобразивших лицо швейцарской акушерки.
– Имя Вивиана Кронер вам что-нибудь говорит?
Патер подумал, но затем помотал головой.
– Кто это?
– Да не важно, – сказала Сабина. Видимо, акушерка принимала роды у беременных женщин в парнике и успела выбраться из огня.
– Мы закончили? – спросил патер.
Сабина посмотрела на густую живую изгородь.
– Что там находится?
Патер взглянул в сторону кустарников.
– Наше кладбище. Вы его тоже хотите посмотреть?
Сабина вспомнила о татуировке с гробом и четырьмя крестами.
– Обязательно, – ответила она, уже направляясь туда.
Между кустарниками спряталась практически полностью заросшая кованая калитка, у которой Сабина остановилась. Она нажала на ручку, но калитка была заперта.
За спиной патер гремел своей связкой ключей.
– Кладбище закрыто уже несколько лет.
– За могилами никто не ухаживает?
– Последняя сестра была похоронена здесь в 1970 году.
Значит, до того, как начались изнасилования, – прикинула Сабина.
Патер протиснулся мимо нее, поковырял ключом в замке и наконец открыл его.
– Эта дверь была заперта много лет. – Он приподнял ветви и открыл громко заскрипевшую калитку.
Сгорбившись, они вошли на кладбище.
Значит, здесь находилась последняя часть территории монастыря. Дальний конец кладбища был огорожен покосившейся кирпичной стеной с аркой, за ней отвесная скала уходила в ущелье Бруггталь.
На узком пятачке этого убогого погоста один простой надгробный камень теснился на другом. Большая часть могил просела, некоторые таблички висели криво, парочка даже отвалилась и раскололась. Все было покрыто мхом. Вдоль гравийных дорожек рос чертополох и другие сорняки, а по углам кучами собралась листва с фруктовых деревьев.
Значит, вот как монастырь обходится со своими бывшими монахинями. Хотя с момента последнего погребения прошло почти пятьдесят лет, вид все равно был печальный. Но еще больше Сабину поразило то, что она увидела в центре кладбища.
– Я уже задавалась вопросом, когда ты наконец сюда дойдешь. – Под корявой яблоней на краю могилы на корточках сидела Тина, подперев подбородок руками. Она задумчиво повернула голову и снова уставилась на надпись.
– Я думала, ты опрашиваешь сестер? – удивилась Сабина.
– Закончила десять минут назад.
Сабина понизила голос, чтобы патер, оставшийся стоять у металлической калитки, не услышал ее:
– И что ты выяснила?
Тина все еще смотрела на надпись перед собой.
– Они молчат. Абсолютно все. Спустя столько лет. Либо заставили себя забыть те события и больше не хотят о них вспоминать, все еще боясь раскрыть рот, либо стыдятся того, что сделали с ними и ученицами интерната.
Вероятно, и то и другое, – подумала Сабина.
– А как ты сюда попала?
Тина кивнула на кирпичную стену с аркой.
– Там позади есть узкая тропа, которая сначала ведет мимо тыльного входа в парник, а затем вдоль ущелья уходит наверх в лес.
– Ты была в парнике?
– Меня привела туда глухонемая монахиня. – Тина кивнула. – Я ненадолго заглянула внутрь, а потом почувствовала себя плохо. Мне нужно было выбраться оттуда, я нашла эту тропу – и вот оказалась здесь.
Сабина огляделась.
– Ты тоже подумала о татуировке с четырьмя крестами?
Тина кивнула.
– Но здесь нет ничего необычного. Последняя могила 1970 года – еще до того, как тут все началось.
Сабина услышала за спиной хруст гравия.
– Вы достаточно увидели? – крикнул патер.
– Мы уже несколько дней пытаемся связаться с настоятельницей, – ответила Тина. – Но это невозможно. Она якобы больна. Вы знаете, что с ней и где мы можем ее найти?
Патер подошел ближе.
– Для своих восьмидесяти четырех лет Констанс Феличитас умственно в отличной форме, но несколько лет назад у нее открылась тяжелая подагра.
– И несмотря на это она исполняет обязанности настоятельницы?
Патер бессильно развел руками.
– Она упорно отказывается сложить обязанности – хотя с каждой неделей ее состояние ухудшается.
Сабина насторожилась.
– То есть она все еще в этом монастыре?
– Да, конечно. – Он озадаченно посмотрел на них обеих.
– Но где? Мы ее не видели, – заметила Сабина.
Патер указал на арку, от которой тропа уходила в лес.
– Она живет там наверху, в пятистах метрах на поляне стоит маленькая лесная часовня. Раньше, когда в монастыре было тесно, потому что здесь жило много монахинь, настоятельница переехала в часовню и организовала там для себя жилье и кабинет.
– Так далеко?
Он пожал плечами.
– Мужчинам нельзя заходить в помещения сестер-монахинь, поэтому она оттуда вела все служебные дела с садовником, рабочими или согласовывала меню с поваром. К тому же в часовне у нее достаточно места, а вид оттуда…
Тина поднялась.
– Хотя настоятельница тяжело больна, она все еще живет одна там наверху?
– У нее есть сиделка. Сестра из нашего монастыря, которая уже много лет является приближенной настоятельницы и заботится о ней.
– Больная или нет – нам нужно с ней поговорить, – настаивала Сабина. – Или, по крайней мере, с этой сиделкой.
Патер поморщился.
– К сожалению, это невозможно. Они обе уехали. Сиделка отвезла ее на вокзал и поехала с ней на поезде в Линц – на полугодовое контрольное обследование в больнице сестер милосердия.
– Когда это было? – спросила Сабина.
– Четыре дня назад.
– С тех пор у вас был контакт с ней или ее сиделкой?
– Нет – но они вернутся сегодня вечером.
Точно нет.
Сабина и Тина переглянулись и бросились вверх по тропинке.
Глава 38
Старая лесная часовня снаружи напоминала милый охотничий домик – одноэтажный, с остроконечной черепичной крышей, оконными ставнями, цветочными ящиками и наружным камином. Дом стоял на поляне, с которой можно было видеть монастырь и смотреть прямо вниз в долину Бруггталь.
Запыхавшись, Сабина и Тина добежали до крыльца с пристроенной крытой террасой и скамьей-качелями. Рядом с домом стоял старый красный «опель-кадет» с номерами BR, что, видимо, означало Браунау.
Сабина потянулась к кобуре, чтобы вытащить свой «глок», но попала рукой в пустоту. Проклятье! Она никогда не брала служебное оружие за границу. Вместо этого она достала телефон и визитную карточку начальника полиции ЛКА Линца, который привез их сюда и все еще ждал с коллегами перед входом в монастырь.
Пока Сабина разговаривала по телефону, Тина осмотрела автомобиль. Видимо, он принадлежал той сиделке, которая должна была отвезти настоятельницу в город на вокзал, чтобы отправиться в Линц на поезде. Понятно, что этого не произошло и визит в больницу был отменен.
А сиделка наверняка была уже четыре дня как мертва.
– Я объясню вам это позже. – Сабина предупредила все вопросы. – Вызовите машину скорой помощи и поднимитесь с вашими людьми к лесной часовне.
– Где это?
– Подъедьте на машине к обгоревшей части здания с обратной стороны. Там есть тропа, которая ведет к часовне. Пусть патер Михаэль Хасс покажет вам дорогу. – Она окончила разговор.
Тем временем Тина оставила машину и уже поднялась на террасу. Сабина последовала за ней.
– На заднем сиденье лежит чемодан, – прошептала Тина. – Очевидно, они как раз собирались уезжать. – Она нажала на дверную ручку.
Дверь открылась. Сабина схватила грабли для удаления сорняков, торчавшие в одном из цветочных горшков, затем они вошли в дом и быстро проверили одну за другой все комнаты. Бывшая часовня была обставлена как квартира и только снаружи напоминала молитвенный дом. В комнатах стоял запах дерева и затхлости.
Трупного запаха нет!
Сабина опустила руку с граблями.
– В доме нет ни подвала, ни чердака. Где обе женщины?
– Смотри. – Тина махнула ей, подзывая к себе.
На стене висели черно-белые фотографии в рамках. На одной была изображена высокая худая женщина в черной монашеской одежде в окружении других монахинь. Если это Констанс Феличитас, то в юности она была очень красивая, с иссиня-черными волосами, густыми бровями, полными губами и выразительными темными глазами. Правда, половина лица была перекошена.
Тина указала на другой снимок:
– Посмотри. Насколько больной нужно быть, чтобы повесить такую фотографию на стену?
Сабина уставилась на черно-белый снимок парника. Пожар еще не разрушил его. Перед неповрежденным зданием, держась за руки, стояли женщины в черных монашеских одеждах.