— Вы располагайтесь там, я позже подойду. Есть еще дела. Джозайя! — я повернулся к негру — Иди с мистером Брайеном, жди меня в Хофбурге. Переночуем и поедем домой.
— Хорошо, мистер Уайт — покивал слуга, запрыгивая на повозку и подбирая вожжи.
— Халли Джек роуд три, Итон — кузнец махнул рукой на север — Напротив почты.
Я снял с лошади сумку с золотом, отдал Звездочку Биллу и быстрым шагом потопал по адресу, что мне оставила Эмми. Нашел не сразу — сначала заблудился в переулках. Оказывается, отвык я от большого города. Хотя Шайен был вовсе не велик по меркам будущего. Три-четыре квартала, сквер, две площади. Ах, да кроме железной дороги, по центральной улице ходит конка.
Наконец, я выбрался на окраину. Дома там стояли редко, будто стесняясь друг друга. Двухэтажный особняк с облупившейся голубой краской выглядел мертвым. Окна заколочены крест-накрест, дверь заперта на большой навесной замок. А на крыльце валялся разбитый кувшин — явно собирались впопыхах. Сердце сжалось, будто в тисках.
— Ищете Клейтонов? — хриплый голос за спиной заставил обернуться.
Старик в соломенной шляпе, опираясь на трость, наблюдал с соседнего крыльца. Его жена, завернутая в клетчатый платок, молча ковыряла землю садовой лопаткой.
— Да. Они здесь были? — спросил я
— Были. Пока не услышали про банноков. — Старик плюнул в пыль. — Говорят, в Джексон-Хоуле резня началась… Собрали пожитки и — марш на восток. Трусы!
— А не приезжали их родственники? Беллы? Пожилой мужчина с дочкой
— Вот этого, сэр, я не знаю — пожал плечами старик — Если и приезжали, то без ключей не зашли. Мистер Клейтон даже мне их не оставил. За свое барахло опасается. Хотя на двух повозках все самое ценное вывез.
И что теперь делать? Я впал в ступор. Хоть город и небольшой — пойди найди тут Беллов. О! Надо дать объявление в газету!
Редакция «Вайоминг стар» помещалась в подвале кирпичного здания с треснувшими ступенями. Запах типографской краски ударил в нос, я чуть не навернулся вниз по лестнице. Еле удержался.
— Объявление, — бросил я седому клерку за конторкой, выкладывая серебряный доллар. — «Итон Уайт разыскивает мистера и мисс Белл. За любые сведения — награда. Сообщать в гостиницу Хофбург».
Клерк кивнул, не отрываясь от листа, на котором что-то чертил:
— Полтора доллара, шериф
Глазастый! Я добавил еще одну монету, принял квитанцию. После чего почти бегом выбежал на свежий воздух. Как печатники работают в такой атмосфере? Посмотрел на часы на ратуше. Уже почти вечер. Очень не хотелось таскаться по городу с золотом, поэтому я смело толкнув дверь, зашел в банк рядом с ратушей. Тихоокеанский объединенный.
— Сэр! Мы уже закрываемся — меня тут же окликнул очередной клерк в круглых очках. Навстречу со стула поднялся толстый охранник с двумя револьверами на ремне:
— К нам нельзя с оружием!
— Глаза протри! Звезду видишь?
— Да ее кто угодно мо…
Мой Кольт глядел в правый глаз охранника.
— Ик
— Так что там кто угодно?
— Ик
Бледный секьюрити икал без остановки. Клерк так и вовсе спрятался под конторкой.
— Пока это заберу, хорошо? — я залез рукой в одну кобуру, потом в другую. Сложил оружие охранника на конторке, махнул Кольтом в сторону стула — Посиди пока, не отсвечивай. Потом все отдам. Эй, где ты там?
Я заглянул через столешницу, еще раз махнул револьвером — Вылезай, ничего страшного не случилось. Просто не стоит злить шерифа, ясно?
Вот что Миротворец животворящий делает! Меня мигом обслужили, приняли монеты, пересчитали. Все с улыбкой, даже кофе предложили. Взяли образцы подписи, приняли деньги по договору. Выдали чековую книжку и пачку долларов в купюрах. Итого я стал обладателем капитала в размере трех с половиной тысяч долларов. Выяснил я и стоимость унции золота. Она колебалась в районе двадцати долларов.
Пока ждал оформления документов, просмотрел цены в разделе объявлений «Вайоминг стар». Коровы и быки продавались от тридцати до сорока долларов, земля была дешевая — около пяти, шести баксов за акр. Оружие стоило по-разному. Кольты и Ремингтоны продавали по двадцать, тридцать долларов. Ружья — чуть дороже. Дорогими были дома в столице. Деревянный двухэтажный дом с конюшней шел по три тысячи бакинских. За каменный уже хотели пять кусков.
Закончив дела в банке, я уже решил поймать извозчика и ехать в гостиницу как белый человек, как увидел отделение почты. Контора еще работала и я решил схулиганить. Снял звезду шерифа, убрал в карман. Зашел внутрь. Там было пусто, только в углу стрекотал телеграфный аппарат.
— Что изволите, сэр? — седой почтальон в нарукавниках привстал со своего стула — Мы уже закрываемся
— У меня срочная телеграмма. В Россию.
— В Россию⁇ — служащий почесал в затылке, открыл толстую книгу, поводил по странице пальцем.
— Что же… Российская империя входит в международный телеграфный союз. Можно отправить сообщение, только я никогда подобного не делал. Сейчас посмотрю инструкцию.
Почтальон полистал справочник, опять почесал затылок.
— Тут не сложно. Надо знать адрес и получателя. Пятнадцать центов слово. Вот бланк.
Я взял лист, написал в нужном поле — To the head of the Moscow security department — сообщим ка московской охранке о давке на Ходынке.
«По сведениям надежных источников в день народных торжеств на Ходынском поле, среди ожидаемого многотысячного скопления, готовятся намеренные провокации — с целью вызвать панику, давку и дискредитацию властей в глазах публики и зарубежной прессы. Провокации готовят ненавистники престола». Подписал «Шериф».
Разумеется, глаза у почтового служащего полезли на лоб.
— Но сэр! Я не могу подобного отправить!
— А если за меня попросит судья Джордж Маршалл?
Я выложил на стол двадцати долларовую купюру. Президент Эндрю Джексона на деньгах еще не напечатали, но скоро это случится.
— Это конечно, меняет все дело… Но у вас не указан адрес!
— Уверен, что у московского охранного отделения есть собственный телеграфный аппарат.
— Это не поможет. Телеграммы шифруются специальным кодом Бодо.
— На московском почтамте разберутся — уверенным голосом произнес я — Отправляйте!
Честно сказать, я не был уверен в том, что мою телеграмму в охранке примут всерьез. С другой стороны, отработать сигнал они должны. Глядишь, организация мероприятий будет получше и Николай не получит сразу после коронации «черную метку» у народа.
Обратная дорога из Шайена оказалось грустной. Поиски Энни и ее отца оказались абсолютно бесплодными. Никто их не видел, никто о них не слышал. Словно и не было их никогда. Я обошел все гостиницы, расспрашивал в салунах, бестолку. Еще раз дал объявление в газету, но тоже впустую.
Кузнец с сыном прогуляли все деньги «мэра», закупились железом, инструментами и начали намекать мне, что пора бы и обратно. Пришлось выезжать.
Теперь я ехал налегке, если не считать тяжести собственных мыслей, которые оказались куда более обременительным грузом, чем двое убийц в кандалах.
Шайен оставил двойственное чувство. С одной стороны, я выполнил задачу — передал преступников в руки системы, пусть и чуждой мне, но формально отвечающей за правосудие на этой территории. С другой — осадок остался неприятный. Эмми и ее отца не нашел. Плюс у меня возникло ощущение, что Теннеры при должной работе адвокатов, сумеют отмазаться. Жена так точно. Правосудие к дамам относится более щадяще. Здесь не фронтир — на виселицу сразу не тянут.
Про московскую телеграмму я и вовсе старался не думать. Каждый день в Шайене заходил на почту, интересовался — не ответил ли кто? Так сказать «до востребования Шерифу». Но нет. Телеграмма канула как в темный омут.
Все эти мысли роились в голове, пока Звездочка мерно отсчитывал мили по пыльной дороге, ведущей обратно в Джексон Хоул. Солнце, несмотря на сентябрь, палило нещадно, воздух дрожал над раскаленной землей. Бескрайние просторы Вайоминга давили своим однообразием. Горы Тетон, маячившие на горизонте, казались недостижимыми. Порой я ловил себя на мысли, что эта дорога никогда не кончится, что я так и буду вечно скакать по этой выжженной прерии, затерянный во времени и пространстве, преследуемый обрывками воспоминаний и тревогами о будущем, которого у меня, возможно, и нет.
На одном из привалов меня ночью разбудил Джозайя.
— Мистер Уайт, просыпайтесь!
Глаза слипались, как будто веки кто-то смолой залил. В ушах гудело от усталости, а тело ныло после двух дней в седле. Костер уже прогорел до углей, и сквозь дымку еле виднелось лицо Брайена — осунувшееся, с щетиной в полпальца. Он что-то хрипел, тыча пальцем в темноту за моей спиной.
— Чего б#(ть? — выругался я по-русски, хватаясь за Кольт.
Холодный пот сразу проступил под рубахой. Лошади метались на привязи, били копытами, и сквозь их фырканье пробивался низкий, грудной рык. Волчий.
Брайен не стал ничего объяснять — просто швырнул мне ружье. Его сын, Билл, уже стоял на коленях у седла, дрожащими руками заряжая Винчестер. Тоже бледный, как смерть.
Джозайя пытался успокоить лошадей, но выходило плохо.
— Сзади! — рявкнул кузнец.
Я развернулся, и сердце провалилось куда-то в сапоги. В десяти шагах, сливаясь с тенями, маячили силуэты. Глаза — зеленые точки, светящиеся в отсветах углей. Шесть, нет, семь пар. Больше.
— Не стреляй пока… — начал я, но грохот выстрела оглушил.
Билл палил куда попало, слепо, от страха. Одна из теней дернулась, завыла, и стая рванула вперед.
Первым бросился вожак — черный, с седыми проплешинами на боках. Моя лошадь рванула в сторону, едва не сдернув кол с земли. Я вскинул ружье, поймал зверя на мушку, выстрелил. Промах. Заряд дроби срезал сухую траву слева от него, и волк прыгнул в сторону.
— В круг! — орал Брайен, хватая Билла за плечо и дергая на себя негра.