— Спокойно, девочка, — бросил я лошади горсть овса, чтобы отвлечь. Сам крутанул вычещенный Кольт, засунул его в кобуру. Снял повязку с шеи, подвигал правой рукой. Хорошо, что пуля прошла вскользь и не ударила в кость. Рука уже двигалась вполне привычно, боль практически не беспокоила.
Я снял ожерелье Текумсеха с ворот, обмотал вокруг запястья. Когти царапали кожу, напоминая: «Ты не здешний!». Осталось только заседлать лошадь и запереть ранчо.
Дорога в Джексон Хоул пролегла через высохшее русло реки. Звездочка шла шагом, уши прижаты — чуяла то же, что и я. Воздух пах гарью. На горизонте, над городом, висела серая пелена. Не тучи — дым.
Первая баррикада встретила меня на въезде в город. Повозка, перевернутая на бок, обложенная мешками с песком. За ней — трое ополченцев с винчестерами. Один, подросток лет шестнадцати, дрожал так, что ствол его ружья танцевал в воздухе.
— Стой! — крикнул седой бородач в выцветшей куртке. — Куда прешь?
Я огляделся. На окраине дымился обгоревший дом, в нем засело сразу несколько стрел. Но остальные постройки были целыми и невредимыми.
— К шерифу, — ответил я, подняв пустые руки вверх.
— А ты кто такой?
— Итон Уайт. Спросите Мак-Кинли — он знает.
Бородач хмыкнул — Ааа, ганфайтер!
Потом кивнул подростку:
— Беги, предупреди шерифа.
Пока ждали, осмотрел укрепления. Город превратился в крепость: окна домов заколочены досками, на крышах — бойницы из мешков. На перекрестке высилась импровизированное «БМП»— повозка, закрытая щитами. Между ними торчал ствол гатлинга. *Неплохо для захолустья*, — подумал я.
Шериф появился через десять минут. Его «печеное» лицо было серым от усталости, глаза ввалились. Увидев меня, он резко остановился, рука легла на кобуру.
— Джон Доу, — процедил он. — Или Уайт? Или как там тебя, врун?
— Можете звать меня «Тот, кто прикончил Блейка», — ухмыльнулся я. — Слышал, судья до сих пор ищет его убийцу? Правда, уже в гораздо меньшем составе. Кстати, вы мне еще должны двести долларов за Джесси.
Мак-Кинли плюнул под ноги, шагнул ближе. От него пахло виски и порохом.
— Ты мне врешь с первой встречи. Имя, история, даже проклятый акцент… — Он ткнул пальцем мне в грудь. — Но сейчас мне насрать. Город на осадном положении. Банноки сожгли три фермы за ночь и один дом у нас. Если ты здесь не за тем, чтобы стрелять — вали.
— А если за тем?
Шериф замер, изучая мое лицо. Потом кивнул на баррикаду:
— Тогда проходи. Но учти: если судья Дауни увидит тебя раньше, чем индейцы — твой скальп будет висеть на ратуше. И не видать тебе твоих двухсот долларов.
— Это мы еще посмотрим!
«Каньон грехов» уже не напоминал салун. Окна закрыты деревянным ставнями, дверь укреплена поперечной балкой. Внутри пахло потом и страхом. За стойкой, вместо Энтони, стояла Мейбл с охотничьей двустволкой за спиной. Увидев меня, она не удивилась — словно ждала.
— Номер семь свободен, — бросила она ключ на стойку. — И не вздумай палить тут в округе. На чердаке два стрелка — сразу прикончат.
— Что с Энтони?
— Свалил в Шайенн. Говорит, нюх у него на смерть. — Она налила в стакан виски, отпила сама, не предлагая. — Ты вообще в курсе, что тут творится?
Я кивнул на окно, где за мешками с песком копошились ополченцы:
— Вижу, не слепой. Когда ждете атаку?
— Сегодня. Завтра. Индейцы не любят долгих осад. — Мейбл достала из-под стойки бутылку, сунула мне. — Ладно, бери. Может, последняя.
Я поставил лошадь в стойло, поднялся на второй этаж. Комната семь оказалась прежней: узкая кровать, стол с треснувшим зеркалом, пятна крови на полу — кажется новые… Сбросил седельные сумки, разложил патроны на одеяле. Перезарядил Кольт, проверил нож. Голод дал о себе знать — последний раз ел вчера вечером.
Спустился вниз, выпросил у Мейбл жесткий хлеб и вяленое мясо. Ел, стоя у окна, глядел в щель в ставне. Улицы опустели. Только патрули шагали от баррикады к баррикаде. На крыше аптеки сидел мальчишка с дудкой — подавать сигнал при атаке. Подумал, что ему бы в школу, а не в войну… С другой стороны, такая жизнь — самая лучшая школа.
Ночь пришла с воем ветра. Я забрался на чердак салуна, где двое ополченцев дежурили у бойниц. Один, коренастый, с длинными бакенбардами, кивнул:
— Слышал, ты умеешь стрелять.
— Не хуже вас, — сел рядом, подложив под спину мешок с песком.
— Индейцы любят на рассвете нападать. Когда солнце слепит, — пробурчал второй, старик с перевязанным глазом. — В сорок третьем под Ларами также было…
Его рассказ прервал далекий крик. Не человеческий — словно стон земли. Звездочка в конюшне вздыбилась, забила копытом.
— Это они, — прошептал старик.
Первая стрела вонзилась в ставню с глухим стуком. Вторая просвистела над крышей, задев «дудочного» мальчишку. Он упал беззвучно, словно кукла.
— Тревогааа! — заорал старик, хватая винтовку.
Город взорвался выстрелами. С запада, из-за холмов, вынырнули всадники — банноки в боевой раскраске, с факелами в руках. Они неслись лавиной, поднимая тучи пыли. Гатлинг на повозке загрохотал, выплевывая огонь. Двое всадников рухнули, но остальные разделились, как ручьи вокруг камня.
— В город! Они уже в городе! — кто-то завопил внизу.
Я прильнул к бойнице. Улицы заполнялись тенями. Индейцы прыгали с крыш, резали горла часовым, исчезали в переулках. Ополченцы метались, стреляя наугад.
— Вниз! — толкнул я старика. — Они прорвались в город!
Мы спустились в зал, где барменша уже суетилась возле стойки.
— Я пойду, прошвырнусь по городу
На меня посмотрели, как на идиота. Но ничего не сказали — защитникам было не до меня. Они делали из столов баррикаду в зале.
Снаружи дым пожаров уже застилал глаза, огонь пожирал крыши домов. Я прижался к стене аптеки, вокруг пули свистели над головой, вонзаясь в дерево. Индейцы орали как резаные, их вопли перекрывали крики раненых и скальпированных.
— Мне повезет, — прошептал я сам себе, сделал резкий рывок через улицу. Не заметили!
Пробирался к зданию суда через переулки, где банноки уже вовсю хозяйничали. Первого заметил, когда тот выскочил из-за угла, размахивая томагавком. Выстрел в упор — раскрашенный красным индеец рухнул, обагряя землю кровью. Второй, прятавшийся за бочкой, метнул нож. Лезвие просвистело в сантиметре от уха. Я упал на колено, выстрелил два раза. Попал в голову. Лошадиный топот — третий всадник мчался прямо на меня, дуло его ружья уже смотрело мне прямо в глаза. В последний момент я рванул в сторону, пустив пулю в живот коня. Животное рухнуло, придавив всадника. Тут же добил обоих — и лошадь и всадника. И почти сразу перезарядился.
Плечо боело все сильнее. Как бы не открылась рана… Впрочем, волновался я зря. Нужно думать, как выжить и сохранить свой собственный скальп. А плечо можно залечить и после.
Здание суда стояло в стороне от главной улицы, дверь была выбита, внутри — следы грабежа: перевернутые столы, разбитые шкафы, бумаги, разбросанные по полу. На втором этаже — выстрелы.
— Дауни, я иду к тебе — прошептал я, крадусь по лестнице, держа Кольт наготове.
Труп, еще один труп с окровавленной головой и без волос. Томагавк воткнут в деревянную панель стен. Много дырок от пуль везде. Сразу несколько тел краснокожих. Похоже, их положили одним или двумя картечными выстрелами. Не желая поворачиваться спиной на всякий случай проверил. Живых нет.
Шаг за шагом, таясь, добрел до зала заседаний. В одном из окон маячил толстый лысый защитник в окровавленном сером сюртуке. Именно его, я имел возможность лицезреть возле мельницы. Судья! И один! Какой подарок…
Дауни начал перезаряжать свой Винчестер, а я дождавшись окончания, аккуратно выстрелил в правую руку. Чуть повыше локтя.
— Ты! — зарычал судья, роняя ружье и зажимая рану левой рукой. — Я знал, что ты придешь!
— Надо смотреть за спину
Я подошел ближе, ногой откинул ружье прочь. Лицо у судьи стало бледное, потное, глаза бегали, как у загнанного зверя.
— Где мисс Корбетт? — приставил ствол Кольт к его виску. — И где логово Мэлдуна?
— Иди к черту! — плюнул в меня судья.
Я вытащил из кармана сюртука платок Дауни, вытер им слюну на куртке. После чего выстрелил в ногу. Прямо в колено.
— ААА! — судья рухнул на пол, заорал так, что перекрыл вопли индейцев
Выстрелил во второе колено. Крик опять оглушил, но я прижал ладонь к его рту.
— Ты умрешь медленно. Или быстро. Выбирай. У тебя еще есть локти, яйца…
Он закивал, задыхаясь:
— Пещера… На горе Змеиный Клык… Тропа с востока… На лошади не проехать. Стрелки на скалах…
— Кто еще знает?
— Только Мэлдун… — судья захрипел, сжимая рану. — Отпусти… Доктор спасет меня.
— Отпустить? После того, как ты продал пол-Вайоминга? — холодно рассмеялся я.
— Умоляю! Под третьим углом дома зарыто золото. Забирай все, только отпусти!
— Прощай, ублюдок.
Пуля в сердце оборвала его слова. Тело дернулось, затихло.
Теперь нужно было сделать самое сложное. Справлюсь ли? Взял нож, сглотнув тошноту. Лезвие вонзилось в кожу головы, кровь хлынула на руки. Скальп… Он был теплым, липким. Меня вырвало прямо на ковер. Потом еще раз.
— Черт… Черт… — вытер рот рукавом, дрожа.
Но другого выхода не было. Пусть думают, что это банноки. Я размахнувшись, выкинул скальп в окно, как можно дальше. Он упал на соседнюю крышу, которая уже пылыхала. И тут же рядом ударила пуля. Как бы намекая, что не все еще кончилось.
Гатлинг на входе в город, замолчал и я, подхватив винчестер судьи, решил посмотреть, как дела у защитников. Выскользнул из здания, начал двигаться в центр.
Дым продолжал скрывать окружающий пейзаж, горло першило от гари. Гатлинг замолчал, и это значило только одно — индейцы прорвутся по главной улице и задавят защитников. Я метнулся к повозке, где двое ополченцев в панике пытались раскрутить заклинивший ствол. Один из них, молодой косматый, небритый парень — чисто Росомаха из голливудского фильма — в рваной рубахе, рычал, вытирая кровь с рассеченного лба: